Страница 13 из 128
Здесь мы видим грамотный риторический прием, содержащий отнюдь не вопросы, а твердые утверждения, сделанные в политических целях и, наверное, вполне понятные современникам Нестора. Ему надо было утвердить мысль, что киевские князья Рюриковичи первее на Руси (в Киеве) кого бы то ни было. Но Киев поминается только в Лаврентьевском списке «Повести», а в Ипатьевской летописи нет даже Киева: «…Откуда есть пошла Руская земля, стала есть, и кто в ней почалъ первее княжити». Отчего так? Не оттого ли, что к моменту составления документа рюриковичи перешли во Владимирскую землю, а Киев и вовсе отпал к Литве?
И вот мы утверждаем, что первенство Рюриковичей не есть факт; единственным фактом, достойным изучения, является в этих текстах появление или исчезновение Киева.
Следует отметить и еще одно свойство истории: постоянное перемешивание разных ее версий.
Внимательное изучение «сказаний иностранцев о Московии» (творения С. Герберштейна, И. Массы и других), так же, как изучение наших старинных летописей, показывает недостоверность принятой историографической схемы. Например, в «Историю о великом княжестве Московском» П. Петрея (1620) периодически вставлены «горизонтальные» привязки к датам мировой истории. Но в те года она была еще очень далека от скалигеровского «канона», который только еще завоевывал своих сторонников, а потому подобные привязки с головой выдают всю слабость нашей историографии. Например, читаем о временах княгини Ольги: «Это было в 876 г., когда царствовал римский император Карл Лысый, шведской короной заведовал Биорн V, а польскою – Пяст Крушвицкий».
Здесь русско-варяжская княгиня Ольга-Хельга белыми нитками пришита к мифическим шведскому и польскому королям, притом, что в этих странах королей тогда вообще еще не было, согласно скалигеровской истории! А эти мифические короли, в свою очередь, подвязаны к не менее мифическому французу Карлу Лысому, «римскому императору». (О мифичности всей французской династии Каролингов см.: H. Illig. Hat Karl die Grosse je gelebt? Grдfelfing, Mantis Verlag, 1996.)
Или другой эпизод, о приходе «трех братьев на Русь»: «Это было в 752 г. по Р. Х, когда в Римской империи царствовал Константин Копроним, в Швеции король Беро III, а в Польше Лешко I или Примислав». Однако швед «Беро III» впервые всплыл в скандинавских сагах только в 1643 году, а поляк «Лешко» теперь вообще считается совершенно легендарной личностью, поскольку его биография оказалась списанной с истории византийского императора Алексея Комнина.
С такими же «ляпами» описано и крещение Руси: «Володимир… крестился и был назван Василием в 989 г., когда царствовал император Оттон III, в Швеции Олай Сидень, а в Польше Мешко I». Но согласно традиционной истории, до прихода к власти в Польше в 1587 году шведской династии Ваза ни о какой синхронизации «Мешко-Олай» еще и речи не было, а Олая вообще полагали «вещим Олегом»!
По этой же книге (с. 189) Новгород «завоевал и смирил Иван Васильевич Грозный в 1477 г.», – то есть, судя по дате, речь идет об Иване III, который, по русским источникам, не завоевал, а уговорил новгородцев перейти под его руку. В связи с этим, со времен Карамзина все русские историки неловко объясняют путаницу в «Иванах Грозных» тем, что Ивана III некоторые тоже называли «Грозный» или «Грозные Очи». При этом «Грозные Очи» относили и к некоторым другим князьям, например, к Дмитрию Михайловичу Тверскому.
Несмотря на это, записки иностранцев о России, изданные до 1770 года, представляют несомненную ценность. Ведь они согласованы только с «допетровской редакцией» русской истории и содержат немало расхождений с последующей «екатерининской», что позволяет выявлять нестыковки, возникшие при сведении двух официальных версий в одну, ныне принятую. А они видны; в следующем, например, эпизоде, читаем: «Сын Ивана Васильевича Грозного (в контексте – Ивана III), Гавриил, силой захватил правление и назывался правителем и блюстителем государства при жизни своего двоюродного брата, по смерти же его он взял себе другой титул, велел короновать себя и назывался уж не Гавриилом, а Василием» («О начале войн и смут в Московии», с. 230). А в других источниках речь идет не о двоюродном брате, а о сводном племяннике, Дмитрии. При этом ни точное время, ни обстоятельства, ни законность прихода к власти Гавриила-Василия в традиционной историографии вообще не установлены!
Любопытны также сообщения записок «О государстве Русском» англичанина Джильса Флетчера, составленные в 1591 году. Этот человек якобы был посланником английской торговой Московской компании в 1588–1589 годах (по другим данным, был послом), встречался с Борисом Годуновым. По мнению историков, Флетчера интересовала не только политическая ситуация, сложившаяся в России в конце XVI века, но также истоки и корни русской истории.
Правда, английского оригинала этих записок не существует, поскольку весь тираж был конфискован и уничтожен по просьбе… самой Московской компании, боявшейся навлечь на себя гнев и Годунова, и английской королевы Елизаветы I резкими суждениями автора о «жестких московских порядках». Русский перевод неизвестно с какого оригинала всплыл только в XIX веке; его пытался опубликовать проф. О. М. Бодянский в 1848 году с подачи попечителя московского учебного округа графа Строганова. Однако тогдашний министр просвещения Уваров и в этот раз приказал конфисковать и уничтожить тираж, якобы из-за личной вражды со Строгановым. Впервые «Записки Флетчера» были изданы на русском языке только в 1906 году.
Собирая в Москве материалы для будущей книги, Флетчер, возможно, пользовался какими-то недошедшими до нас источниками, а скорее всего – «устной информацией», в пользу чего свидетельствует фраза из его трактата: «Русские рассказывают…» А рассказывали они ему совсем иную версию начальной истории Руси, не совпадающую с вариантом, изложенным в «Повести временных лет». Из записок Флетчера следует, что братьев, призванных на княжение в Новгород, было изначально не трое, а четверо. И четвертого звали Варяг. И вот, Варяг оказывается не названием этноса или социума, а именем вождя.
Вообще же в первоначальном распределении власти участвовало, по Флетчеру, не трое братьев-варягов, как у Нестора, и даже не четверо, а целых восемь претендентов. Помимо Рюрика, Синеуса, Трувора и Варяга, то были еще хорошо знакомые нам по легендам братья Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь. Получается, еще при Годунове, задолго до начала изучения летописей историографами, в Москве считали всю эту восьмерку жившими одновременно, а первой русской правительницей-женщиной была не благоверная княгиня Ольга, а легендарная язычница Лыбедь, ставшая прообразом прекрасной царевны Лебеди. Догадалась бы та Лебедь креститься, была бы теперь она первой княгиней русской истории!
Позже, когда писалась христианизированная история Руси, в ходе непрерывного редактирования, вставок и подчисток, таким деталям уже не придавали никакого серьезного значения – их просто опускали за ненадобностью. Ведь в XVI веке продолжалась борьба между различными историческими школами, подразделениями одной структуры, что порождало иногда такие поразительные документы, как «Записки» Флетчера, изучение которых позволяет нам теперь проследить эволюцию самой исторической науки.
Можно, кстати, предположить, что русский перевод этих «Записок» – вообще подлог, который мог быть предпринят в XIX веке, дабы заретушировать нестыковки между екатерининской «имперской» и предыдущей «доимперской» версиями истории XVI века. Попытка не удалась оттого, что обе эти версии являются только версиями. По этой-то причине о «Записках» Флетчера затем «забыли».
Ни от одного «древнерусского князя» не осталось портретов. А теперь их рисуют в школьных учебниках! Откуда же взялись изображения, если их не было? А просто иллюстраторы учебников, исходя или из словесных описаний, приведенных в летописях (в большинстве случаев значительно более позднего происхождения, нежели описанные в них события), или из собственного представления о «предмете», выбирали себе натурщиков из числа собственных друзей, да и рисовали их. Точно так же в своей близкой современности первичные наши историографы находили «краски» для оживления «русской старины». Например, краски для описания осады и взятия Казани войсками Ивана Грозного взяты из византийской хроники падения Царьграда 1453 года, и так далее.