Сердца живых

Неотвязная муха последовала за ним. Другие с легким жужжанием ударялись о черепицы.

Жюльен возвратился в свой угол, открыл большую картонку из-под одежды, где лежали книги и бумага. Порывшись в ней, он достал несколько своих старых набросков, поглядел на них, два порвал, потом раскрыл сборник стихов. Найдя то, что искал, он вновь уселся на мешке и стал читать:

Он вдруг остановился, тяжело вздохнул и несколько раз громко повторил:

Жюльен четыре или пять раз прочел вслух конец стихотворения, потом захлопнул книгу, положил ее рядом и взял лист бумаги. Открыл ящик с красками и вынул оттуда небольшой футляр с цветными мелками, удобнее устроился на мешке и приладил на коленях доску для рисования. С минуту он еще сидел без движения. Но вот сначала медленно, затем быстрее и наконец с какой-то яростью принялся рисовать.

Цветные мелки царапали бумагу, крошились с раздражающим скрипом. Время от времени Жюльен изо всех сил дул на бумагу, чтобы смахнуть цветную пыль, и тогда вокруг поднималось целое облако. Порою со лба Жюльена на белый лист скатывались капли пота, они растекались на нем темными пятнышками, которые медленно высыхали и испарялись.

— Черт, черт! — ворчал он сквозь зубы.

Но не останавливался, только иногда отодвигал подальше доску и, сощурившись, рассматривал рисунок.

Через некоторое время Жюльен положил доску на землю, стал на колени и продолжал работать в этой неудобной позе; он часто откидывался назад и оценивающим взглядом смотрел на рисунок. В его мозгу теснились слова, иногда они слетали с губ:

На листе бумаги проступали контуры рисунка. На изборожденной корнями деревьев и усеянной валунами земле, под сенью узловатых ветвей, было распростерто человеческое тело, все было выдержано в темно-серых и зеленовато-черных тонах. Лицо человека скрывала высокая трава. Жюльен после некоторого колебания отказался от попытки выписать черты усопшего. Его покойник будет безликим покойником.

Закончив рисунок, Жюльен спустился с чердака. Перед глазами у него все еще стоял только что сделанный пастелью рисунок, и, глядя на бившую из колонки струю холодной воды или на тачку, которую толкал перед собой отец, он видел рядом распростертое тело.

Поужинав, он сразу же направился к себе в комнату.

— Ты что, устал? — спросила мать.

— Нет, верно, солнце напекло… Голова немного болит.

— И никогда-то ты шапки не наденешь!

— Пустяки.

— Дать таблетку?

— Нет, нет. Спокойной ночи.

Оставшись один, Жюльен отыскал две книги: «Цветы зла» и сборник Рембо. Он лег в постель и при свете карманного фонаря несколько раз прочел стихотворения «Веселый покойник» и «Спящий в ложбине».

Погасив фонарик, Жюльен долго — быть может, несколько часов — лежал не шевелясь. Сон не приходил. Хотя он внимательно прочел оба стихотворения, в сознание его проникли только отдельные слова. Слова, которые странно звучали в ушах. Он неустанно повторял их про себя, но постепенно в памяти сохранялось все меньше и меньше слов. А под конец, когда он уже готов был забыться сном, в голове у него звучали только две фразы:

28

На следующее утро Жюльен проснулся с мыслью о Сильвии. Она была тут, рядом, и он изо всех сил старался не спугнуть ее образ.

Все же днем, после обеда, он снова забрался на чердак сарая и установил мольберт.

Тетушка Эжени подробно объяснила ему, где именно нашли тело Вуазена. Андре был убит на третьем повороте дороги от реки. Убедившись, что он мертв, немцы оставили его лежать на земле.

Значит, всю ночь, пока Жюльен катил по дороге в Лон, а потом спал у себя в постели, мастер неподвижно лежал в траве. Совершенно неподвижно. В одну секунду Андре Вуазен — богатырь с широкой, поросшей густыми волосами грудью — был навеки пригвожден к земле. Вот что такое смерть! Добрый, сильный, любящий человек, человек, которому оставалось всего несколько часов ходу до дома, где его ждала светловолосая жена, вдруг разом упал на землю и навеки остался бездыханным.

Нет, когда Жюльен шел за катафалком, увозившим дядю Пьера на маленькое кладбище в Фаллетане, он еще и понятия не имел о том, что такое смерть!..

В июле, когда погиб Андре, была темная ночь, потом наступило утро. Светлое утро. Свежее, но ясное. И всю ночь мастер одиноко лежал в траве в ожидании этого утра…

Из всего прочитанного накануне Жюльен удержал в памяти только несколько строк, и теперь, натягивая холст, он вполголоса повторял их:

Жюльен ясно видел реку Лу. Она катила свои прозрачные воды по чистому песчаному дну, усеянному галькой. Она была такой, какой, должно быть, знал ее мастер, когда бывал на ее берегу перед войною летними солнечными днями. Лу должно было найтись место на картине, которую собирался написать Жюльен. Ей предстояло стать действующим лицом панорамы… Живым действующим лицом. Существом, которому не страшны пули.

Картина уже стояла у него перед глазами, он видел ее во всех подробностях, видел все краски, все оттенки.

Таким образом и человек обрел свое место на картине Жюльена:

Жюльен приготовил палитру. Налил в стаканчик немного скипидара и льняного масла; выбрал небольшую плоскую и твердую кисть. Обмакнул ее в жидкость, чтобы развести на палитре голубую краску. Затаив дыхание, он несколько секунд пристально смотрел на белый холст, держа руку в воздухе; потом принялся писать.

Ему нравилось писать на холсте. Особенно когда в руке была такая вот плоская кисть, которой можно наносить и тонкие и широкие штрихи, оставлять и яркие и бледные мазки. Даже легкое шуршание жесткого волоса по шероховатой поверхности холста было ему приятно.

Нанеся первые контуры, он тут же принялся быстро рисовать. Он не колебался, не раздумывал, не прикидывал. Ведь картина с пугающей ясностью стояла у него перед глазами, он видел ее отчетливее, чем вещи на чердаке. Она поражала простотой и удивительной точностью. А к тому же он ощущал такую силу, что мог позволить себе все испробовать, не сомневаясь при этом, что всего добьется. Он был способен нарисовать все: небо, прозрачные веды реки, буйные травы, свет и тени, цветы, листву, ветви деревьев, скалы и землю. И стихи Рембо, еще жившие в мозгу Жюльена, помогали ему, водили его рукой. Каждому слову соответствовал цветной мазок.

Лицо лежавшего в траве человека было бледным пятном. Бледное пятно, и только.