В чужом доме

— Теперь эта чертова вода быстрее закипит, — ворчал помощник.

Морис подошел к Жюльену, который заканчивал чистить противень.

— Ну, — сказал он, — сейчас уже не имеет смысла браться за что-нибудь другое. Пойдем вниз, займемся дровами, их всегда нужно готовить впрок.

Они вышли на грязную каменную лестницу, которая оказалась рядом с дверью. Жюльен раньше ее не заметил. Сквозь плиты пола, через щели старых стен просачивалась вода. Лестница вела во внутренний двор, который был виден из окна. Он представлял собой небольшую, цементированную площадку метра в три шириной, на которую выходило несколько деревянных дверей, кое-где затянутых проволокой и наспех залатанных ржавыми железными полосками, прибитыми вкривь и вкось. Морис указал на одну из дверей.

— Это наш сортир, — сказал он. — Но я тебе дам совет: пользуйся лучше общественными уборными, когда тебя посылают в город, потому что их тебе не придется самому чистить.

Он направился к самой большой двери, открыл ее и зацепил за дощатую перегородку.

— Здесь лежат дрова. Умеешь держать в руках пилу и топор?

— Умею.

Морис принялся распиливать большие поленья и кидать их к толстому бревну.

— Руби и бросай их во двор, — оказал он. Жюльен взял топор и принялся за дело.

— Виктор сейчас так ругался потому, что он хочет обедать ровно в полдень, — объяснил Морис. — У него есть девочка. Она работает в кафе около церкви. Когда мы кончаем есть, он бежит к ней на свидание. А если мы садимся за стол в полвторого, он остается с носом.

— А мастер ест дома?

— Да, он женат и живет внизу, в квартале Таннёр.

Морис прекратил работать, высунулся из двери, чтобы посмотреть во двор, потом спросил вполголоса:

— А у тебя есть девочка?

Жюльен смутился. Чувствуя, что краснеет, он в конце концов ответил:

— Здесь нет.

— Тут есть прехорошенькие, сам увидишь… Ты заметил Колетту, продавщицу?

— Девушку с длинными каштановыми волосами?

— Да.

— Я видел ее в тот день, когда приходил сюда первый раз, знакомиться.

— Ей шестнадцать лет. Я нахожу ее несколько тощей. А служанку ты видал?

— Нет.

— Она, должно быть, убирала спальню хозяев, когда ты пришел. Увидишь ее сейчас, за столом. Ей девятнадцать, фигурка у нее просто блеск!

Морис помолчал немного, казалось, он размышлял. Затем, поставив ногу на козлы, добавил:

— Она помолвлена с одним сержантом. Но он уехал вот уже больше трех месяцев. С тех пор, мне кажется, ей не сидится спокойно на месте. Вполне возможно… Надо этим серьезно заняться.

Он больше не смотрел на Жюльена, а говорил как бы сам с собой. Он снова стал медленно водить по коре пилой, которая несколько раз соскакивала, пока наконец не вошла в дерево. Жюльен слышал, как он произнес:

— Она спит на четвертом этаже, в пристройке. Не удивлюсь, если узнаю, что хозяин к ней подкатывается.

Они поработали еще несколько минут. Затем их окликнул из окна Виктор. По дороге они повесили фартуки и шапочки, вымыли руки под краном во дворе. Морис воспользовался этим, чтобы смочить волосы, которые он зачесал назад, так, что вода потекла ему на ворот куртки.

— Клодина, служанка, без ума от Тино Росси. Вот я и причесываюсь, как он. Кто знает, может, подействует? — прошептал он, подмигнув. Потом с улыбкой посмотрел на короткие светлые волосы Жюльена. — У тебя в этом смысле шансов нет.

6

Длинный овальный стол был накрыт. Хозяин уже сидел, развернув над тарелкой газету. Виктор стоял за своим стулом, положив руку на спинку. Морис стал в такую же позу слева от него и сказал Жюльену:

— Становись сюда.

Хозяин поднял голову.

— Так, значит, тебе повезло, — сказал он Морису, — ты больше не крайний на левом фланге.

Затем, повернувшись в сторону магазина, крикнул:

— Ну где вы там, женщины! Придете вы сегодня или нет?

В узкой и низкой двери, похожей на дверцу шкафа, появилась высокая темноволосая девушка со вздернутым носиком и зачесанными назад волосами. На ней была кофточка в белую и розовую клеточку, обтягивавшая грудь и талию.

— Клодина, посмотрите, что там делают наши дамы, — попросил хозяин.

Клодина открыла дверь, ведущую в магазин, и заглянула туда, чуть наклонившись вперед. Одной рукой она оперлась на косяк, другой держалась за ручку двери. Под кофточкой угадывалось крепкое и гибкое тело. Нога, отставленная назад, была круглой и, пожалуй, чересчур мускулистой. Вдруг она выпрямилась и отступила, пропуская госпожу Петьо.

— Чего вы там застряли! — воскликнул хозяин. — Мы ждем.

У госпожи Петьо были нахмурены брови. Она закрыла за собой дверь и, не повышая голоса, сказала резким тоном:

— Там — покупатели. А вам, Клодина, я сто раз говорила, чтобы вы ни в коем случае не появлялись в магазине без халата.

— Но, мадам, я не входила в магазин, я только посмотрела…

Хозяйка прервала ее:

— Вы открыли дверь.

— Но…

— Не надо спорить, Клодина. Нужно говорить: «Да, мадам». И слушаться.

Клодина вздохнула так, что кофточка на ее груди туго натянулась. Она пробормотала:

— Да, мадам.

Лицо хозяйки сразу же расплылось. От улыбки скулы ее поднялись к вискам. Она посмотрела на Жюльена:

— Ну как, дружок, от работы разыгрался аппетит?

Жюльен улыбнулся и кивнул.

— Вот и отлично! Приятно, когда у мальчиков вашего возраста хороший аппетит.

В магазине звякнул колокольчик на входной двери, послышались шаги.

Хозяин подскочил на месте. Приподняв газету, он начал читать вслух:

— Послушайте, послушайте. «Оптимизм, проявившийся в повышении акций на бирже, объясняется чувством уверенности, которое охватило всех после неизбежной и скоропостижной кончины Народного фронта». Одно удовольствие читать такое, давно пора. Сколько можно терпеть этих шутов гороховых — они толкают нас к катастрофе.

Пока он говорил, вошли молоденькая продавщица и еще одна женщина, которая была одного роста с хозяйкой и немного похожа на нее. Не было у нее только красных пятен на скулах. Кроме того, она носила массивные очки с толстыми стеклами, сквозь которые ее глаза казались огромными. Она уставилась на Жюльена, словно готовясь обнюхать его.

— А это новенький, Жюльен, — сказала хозяйка.

— Так-так.

— Жоржетта, за стол! Заглядываться на хорошеньких мальчиков будете потом, — воскликнул хозяин, положив газету на буфет, стоявший позади.

Жоржетта покраснела до корней волос.

— Эрнест, у вас всегда глупые шутки. Подобное легкомыслие мне давно не по возрасту.

— Потому-то вы и остались старой девой, что всегда так рассуждали. А по-моему, вы еще ничего. Что на это скажете, Виктор?

Хозяин весело хохотал. Помощник, смеясь и подмигивая хозяину, ответил:

— Вы же знаете, что я всегда испытывал к мадемуазель Жоржетте самые нежные чувства, хозяин. И если я когда-нибудь женюсь на другой женщине, то это будет скрытое самоубийство.

Все рассмеялись, кроме Жоржетты; она таращила глаза, но не могла со своего места рассмотреть помощника. Когда смех утих, хозяин крикнул:

— Ну, все за стол!

Хозяйка, изучавшая счетную книгу, подошла и уселась между сестрой и мужем. Продавщица заняла место справа от нее, а служанка поместилась в конце стола. Только тогда Виктор выдвинул свой стул и сел. Морис и Жюльен последовали его примеру. Посредине стояло большое блюдо белой фасоли. Хозяин взял его и передал жене, которая положила немного фасоли себе в тарелку.

Между хозяином и Виктором могло бы поместиться еще два прибора. А расстояния между Жюльеном и Клодиной хватило бы еще для четырех-пяти человек. Все женщины, от хозяйки до Клодины, положили себе фасоль. После этого Морис встал, подошел к Клодине, взял у нее блюдо и отнес его хозяину. Тот положил себе, затем это проделал Виктор, потом Морис и наконец Жюльен.

— Кладите себе побольше, голубчик, — сказала госпожа Петьо, — еще положите. В вашем возрасте надо много есть. Вы любите фасоль?