Севастополь

Всю дорогу Зигфрид присматривался к спутнику. Порыв помочь незнакомцу был естественным, но по мере продвижения к цели, стали возникать и первые сомнения.

Во-первых, это упорное нежелание раскрыть свои цели. Можно понять недоверчивость к незнакомцам, но хотя бы какой-то намек помог бы быстрее наладить контакт с проводником. Славе было плевать на контакт, на взаимопонимание и прочие мелочи.

Во-вторых, сама его личность. Даже если он назвался настоящим именем, это не объясняет, кто он и откуда сюда заявился. Все эти непонятные наколки, странная манера поведения, какой-то непривычный говор – все это не могло не настораживать. А еще странный, смугловатый цвет кожи, явно не врожденный, а приобретенный при определенных условиях. Как же это называется? Ах, да – загар. Совершенно немыслимая роскошь в пыльных руинах Москвы.

Ну и в-третьих – его бешеная настойчивость, даже бескомпромиссность в совершенно проигрышных ситуациях. Этот парень готов был сдохнуть, но добиться своего. Можно было бы возразить: нормальная целеустремленность, желание достичь поставленной цели. Простая речь, ясный открытый взгляд – это ли не свидетельствует о чистоте намерений?

Свидетельствует. Только намерения его при всей их возможной чистоте не ясны совершенно. С таким вот чистым взглядом вполне можно желать гибели и Кремлю, и кремлевским – если этот человек искренне выступает от лица враждебных Кремлю сил.

Или же его цель еще более проста и конкретна.

Убить князя.

Это не кажется безумством, если вспомнить, что именно ищет в Кремле этот парень. Главнокомандующего, как он выразился, или князя – не имеет значения, если его тайная цель – обезглавить Кремль. Способен ли на это тот, кто представился Вячеславом? Зигфрид взвесил в уме все, что успел увидеть и оценить в спутнике.

Тяжелый, острый взгляд. Немногословность. Бесстрашие. Редкое по нынешним временам гармоничное телосложение, которое не скрыть даже мешковатым комбинезоном. И заметное для опытного взгляда умение владеть своим телом. Этот парень несомненно хорошо натренирован. Для чего? Кого сейчас тренируют, кроме воинов и наемных убийц? Сразу же в памяти всплыли зловещие татуировки. Знаки тайного клана?

Проклятье, кого же он тащит за собой в Кремль?!

Зигфрид скрипнул зубами, покосился на спутника. Тот шел чуть позади и слева. Не стоит упускать его из виду – не ровен час, получишь в спину автоматную очередь. Автомат держит умело, собака, и двигается легко, свободно. Не кремлевский ратник, конечно, но и не рядовой бродяга-мародер.

Может, человек маркитантов? Не похоже, маркитантам не с руки наводить в Кремле смуту. Их принцип – и нашим, и вашим, им стабильность нужна.

Гадать тут бессмысленно. Нужно просто держать ухо востро, а у кремлевских ворот подать страже тайный знак, да сдать подозрительного чужака опричникам. Это уж дело Тайного Приказа – докапываться до глубин человеческой души, фактов и мотивов.

Хотя – зачем здесь опричники? Им не истина нужна, им нужно признание. Там какой хочешь оговор выбьют – хоть в том, что на княжью жизнь посягнул, хоть в том, что с небес сошел и принес всем смертным спасение.

А вот кто бы действительно мог помочь – это Книжник.

– Надо бы тебе с одним моим приятелем потолковать, – сказал Зигфрид. – С Книжником.

– Это еще зачем?

– Сдается, ты сам не знаешь, чего хочешь. Идешь вроде как в Кремль, а что там князь главный – не в курсе. Глядишь, Книжник подсказал бы чего.

– А этот твой приятель – на равных с князем, что ли?

– Нет. С чего бы?

– Так о чем мне с ним говорить? – в голосе Славы прозвучал вызов.

– Однако высоко взлететь хочешь! – усмехнулся Зигфрид. – Не боишься шлепнуться?

– Мне нечего бояться, – странным голосом сказал парень. – Но вам всем бояться стоит.

– Что ты имеешь в виду?

Вячеслав не ответил, и Зигфрид ощутил недоброе.

Однако солнце клонилось к закату, и глядя на шатающегося от усталости спутника, вест решил:

– Все, здесь заночуем.

Они стояли в тени полуразрушенной эстакады Третьего Транспортного. Не идеальное место для ночлега, но лучше, чем открытая местность или затхлый дворик, в каких любят прятаться хищники и растения-убийцы.

Словно услышав его мысли в руинах раздался вой – глухой и тоскливый, оборвавшийся низким утробным рычанием.

– Нет. Не будем останавливаться, дальше пойдем… – тяжело дыша, заплетающимся от усталости языком проговорил спутник.

– Куда с тобой таким идти, да еще ночью? Не ровен час, на засаду наткнемся или в какую ловушку влетим. Два часа на сон – не меньше. Я сказал!

Спутник ничего не ответил, лишь мрачно зыркнул в своей манере из-под надвинутого капюшона и стал молча устраиваться на ночлег. Конечно, громко сказано – устраиваться. Они просто уселись друг напротив друга: Слава – привалившись к куче пыльного мусора, Зигфрид – в обнимку с мечом, опершись спиной на бетонную колонну эстакады.

– Попытайся уснуть, – сказал он. – Через два часа разбужу – двинем дальше.

Глядя на засыпающего спутника, Зигфрид подумал: может, его подозрения – просто плод больной фантазии и вообще лишены оснований? Может, и так. Только есть одна поговорка: если не можешь подавить бунт – попробуй его возглавить. Пока он лично ведет этого парня – он его контролирует. Плюнуть и отпустить его нельзя, это равносильно потере контроля над непонятной ситуацией.

Впрочем, как и убить на месте. Потому что вместо этого могут послать другого. Если, конечно, его вообще кто-то посылал.

С такими мыслями Зигфрид и отключился.

У веста сон чуткий. Он и не спал толком – видимость одна. Просто закрыл глаза, заставив себя расслабиться. Искореженное Полем Смерти тело давно уже жило не по людским меркам. Но оставались привычки – немногое из того, что все еще позволяло ему считать себя человеком. Несколько минут тревожной полудремы – и организм снова готов к бою.

Только сейчас глаза открылись раньше времени – будто включился тревожный сигнал.

И точно.

Спутник исчез. Сидел же только что напротив, точно так же дремал, посапывал. А теперь – его и след простыл. Ни вещмешка, ни автомата.

Обманул, подлец. И ведь так тихо ушел! Но почему?

Выяснил для себя путь к Кремлю и решил ускориться?

Или заподозрил что-то? Тогда сомнений нет: этот сученыш действительно что-то замыслил. В любом случае, догнать его и задать пару вопросов не помешает!

Зигфрид дернулся, чтобы подняться. И вдруг обнаружил, что правая рука прикована наручниками к железному пруту арматуры, торчащей из разлома в бетоне колонны. И не одной – двумя парами, для надежности.

Надо же! Откуда у него наручники, да еще в таком количестве? Из мародерского мешка, небось. Но как он умудрился подкрасться? Парень, однако, куда более прыткий, чем можно было подумать. И, похоже, только прикидывался уставшим.

Зигфрид потянулся к мечу – чтобы перерубить сцепку «браслетов».

Меча не было. Точнее, он был отброшен прямо в ножнах, метра на три в сторону, чтобы при любом раскладе не дотянуться. Надо признать, это было довольно подло со стороны того, кого он спас от верной смерти. Впрочем, сбежавший спутник драгоценный меч забирать не стал. А значит, сам он мародером не был по определению, и лишать спасителя хоть шанса на спасение тоже не стал.

– Ну, гад! – в голосе воина не было обиды – скорее даже сдержанное восхищение дерзкой выходкой нового знакомого. – Ты мне за это ответишь!

Дотянуться до меча не представлялось возможным, вскрыть замки – тоже, а потому вест сделал ставку на главное, что есть у каждого настоящего воина – на грубую физическую силу. Порвать две пары наручников, конечно, кишка тонка, но можно было попытаться вырвать из бетона ржавую арматуру. Упершись ногой в колонну, помогая свободной рукой, он потянул изо всех сил. Боль была адская, имелась реальная угроза порвать связки, но обошлось: железная палка подалась, изогнулась, осыпаясь ржавчиной, треснула. Зигфрид повалился в кучу мусора – ту самую, на которой ночевал беглец.