Страница 11 из 11
Но мы хорошо знаем, что воры есть как среди самых неимущих, теснящихся в кварталах для бедноты, так и в аристократических кругах, среди самых богатых; и часто в кругу хорошо обеспеченных людей совершается больше воровства и преступлений, чем среди бедных. Иначе говоря, даже когда человек удовлетворяет свои основные желания, сами желания от этого не исчезают, поскольку эгоизм не знает пределов. Но нам известно, что у человека есть также потребность в непреходящем, в том, что оправдывало бы его существование.
Человек – не животное, не самое развитое из млекопитающих, как – нам на беду – утверждали позитивисты XIX века… Человек – это нечто большее, более таинственное… быть может, столь же простое и таинственное, как возникновение круга! Человек нуждается в чем-то большем, и он не может спокойно спать лишь потому, что у него есть теплое одеяло или кто-то рядом. Человеку нужно нечто большее, ему необходимо иногда соприкоснуться с тайной, восстановить связь с собственными корнями, которые не начинаются с колыбели и не заканчиваются смертным одром. Когда у человека появляется такая потребность, он начинает понимать, что кроме материальных благ он может разделить с другими и духовные, субъективные блага.
Если мы уже приняли идею, что тот, кто лучше других шьет обувь, делает ее для всех, тот, кто шьет лучшую одежду, изготавливает ее для всех, тот, кто производит лучшее оружие, делает его для всех, то, как говорит Платон, разве мы не вправе спросить: не найдется ли среди этих людей также тот, кто является самым справедливым? Очевидно, что такой человек есть. Если в обществе мы нашли самого способного для работы с кожей, тканью или для любой другой деятельности, то должен найтись также и тот, кто способен быть самым справедливым. Если спросить у такого человека, что такое один метр или один локоть, то ему это будет хорошо известно, и это знание – о правильном и справедливом в материальном мире. Но он также будет знать, что является справедливым в области мира духовного, будет уметь находить правильные решения проблем, возникающих у людей. Платон продолжает: «Если уже нашли человека, знающего, что такое справедливость, то подобно тому, как назначили лучшего сапожника тачать для всех сапоги, сделайте так, чтобы самый справедливый устанавливал для всех справедливость». Так появляется первый судья.
Далее Платон спрашивает: «Разве среди нас не найдется и тот, чья воля сильнее, чем у других, кто, сталкиваясь с болезнью, болью, опасностью или смертью, способен сохранять присутствие духа? Разве не найдется человек, обладающий глубокими знаниями и не отступающий перед трудностями?» Согласно Платону, такой человек, имеющий сильную волю, обладающий упорством и властью над самим собой, лучше всех контролирующий себя, и будет тем, кто способен править всеми остальными.
Таким образом, Платон рисует пирамидальную систему, в которой ничто не осуществляется экспромтом – ни справедливость, ни управление, ни изготовление обуви; пирамидальную систему, в которой учитываются природа и способности каждого.
Наша проблема заключается в том, что каждый делает, что ему заблагорассудится, зачастую не исполняя того, ради чего он родился. Ведомые своими желаниями, страстями и слабостями, мы пытаемся жить, опираясь на миражи, на сотканное из тумана. Если мы ищем реальное (я говорю о Реальном – о том, что есть и не подлежит обсуждению, что не может утратить своего значения), тогда нам необходимо понять, что одни люди рождены для чего-то одного, другие – для другого.
Разве вы не встречали людей очень простых, необразованных, которые, едва освоив азы арифметики, начинали рассуждать о математике? Разве вам не известны случаи, когда дети, едва им купили скрипку или пианино, с легкостью осваивали технику игры на этих инструментах и даже начинали сочинять музыку? И, с другой стороны, разве вы не видели людей – таких, как я, например, – которые даже после многих лет обучения музыке едва способны найти на клавиатуре ноту «до»? Значит, одним людям дается легко что-то одно, а другим – что-то другое.
Организация пирамидальной системы тоталитарна (но не в нынешнем понимании этого слова, а восходя к слову totalitas, что значит «целостное, полное, всеобъемлющее»), она предполагает, что каждый посвящает себя тому, что он способен делать хорошо. Когда Платон говорит об этой изначальной тоталитарности, он подразумевает, что каждый занимается тем, что ему свойственно, и участвует в том, что у него получается лучше всего. Таким образом каждый делал бы то, что должен делать, что больше всего соответствует его возможностям, его природе, а не исходил бы из соперничества, конкуренции.
Конкуренция является самой бестолковой формой борьбы и самой бестолковой из войн; кроме того, она бесполезна!
Помните, экономисты прошлого века утверждали, что конкуренция среди производителей хлеба уменьшит цену на этот продукт? Но они не учли, что пекари могут договориться между собой и не снижать цен. Мы, живущие в XX веке, тому свидетели. Экономисты полагали, что каждый будет стремиться выпекать более дешевый хлеб, и благодаря конкуренции можно будет пройтись по булочным и выбрать хлеб по самой низкой цене. На практике же человеческий эгоизм приводит к тому, что пекари не конкурируют, а договариваются между собой и устанавливают цены на две, три, пять песет выше реальной цены. И все должны с этим согласиться, поскольку цены во всех булочных одинаковы. А если где-то цена ниже, значит, там меньше и вес хлеба.
Стало быть, эти древние нормы, которые в Греции две с половиной тысячи лет тому назад открыла и исследовала школа Платона, могут быть полезны и сегодня. Платон еще тогда предложил организацию общества по пирамидальной системе.
Материалист может возразить: «Но ведь люди, которые находятся внизу, должны нести на своих плечах тяжесть всей пирамиды!» Это не так! И Платон это хорошо объясняет. Пирамида не опирается на основание, она «висит», держась на своей вершине. В пирамидальной системе, в целостной системе платоников нет давления ни снизу вверх, ни сверху вниз, а есть напряжение, которое распространяется на весь механизм в двух направлениях, как если бы речь шла о струне. Внутри такой системы люди не ощущают на себе ее тяжести, а, наоборот, открывают возможность занять свое место в пространстве и в истории.
Рассматривая возможность осуществления этой системы, Платон говорит о различных формах правления. Он утверждает, что людьми должен править такой человек, который наиболее для этого подходит и, кроме того, обучен этому. Уже много раз я в шутку задавал вопрос, и, наверное, не будет лишним повторить его снова: к кому мне обратиться, если у меня болит печень? Предположим, что в зале присутствует врач. Что было бы лучше: рассказать ему о своих проблемах или же организовать по этому поводу собрание и этот вопрос обсуждать? Почему бы не поступать подобным образом и внутри демократической системы? Разве должны быть исключения? Быть может, следует объявить: «Тут заболел лектор, у него не в порядке печень. Почему она у него болит?» Может, надо всем собраться – и сверху, и снизу, и оттуда, и отсюда – и начать полемику: «Очевидно, это оттого, что он съел яичницу!» – «Нет, наверное, не поэтому…» Один кричит одно, другой – другое… Разве не будет более действенным обратиться к врачу и посоветоваться с ним? Подход, который мы применяем в медицинском случае, следует распространить и на все остальные.
Платон говорит: «Если мы плывем на лодке во время шторма, что лучше: чтобы за штурвалом стоял опытный капитан или чтобы того, кто поведет лодку, выбирали? Несомненно, лучше опытный капитан». В чем заключается наша проблема? Мы знаем, что для того, чтобы овладеть искусством врачевания, нужно изучать медицину, для знания химии – химию, но мы не понимаем, что для того, чтобы решать вопросы организации и политики, необходимо изучать и то, и другое. Допустим, я подойду к человеку, продающему на углу каштаны, и спрошу его: «Послушай, ты не знаешь формулу хлорида натрия?» Если он что-то знает, то ответит мне: «Пойди и купи соль!» Если же он ничего не смыслит в этих вопросах, то скажет: «Знаешь, я не химик. И нечего меня об этом спрашивать. Видишь, я продаю каштаны!» Но, предположим, того же продавца спросили: «Уважаемый продавец каштанов, скажите, как должен был президент такой-то страны или король Испании организовать правительство?» И вот тут следует быть готовым к пространной речи, поскольку он забывает о своем деле и считает себя вправе порассуждать: «Я думаю, что НАТО нужно сделать то-то… В Испании следовало бы… В Германии было бы хорошо…» Несомненно, он ничего в этом не смыслит, но его задели, и он говорит, говорит, говорит об этом без устали. Платон был против подобного: он считал, что для того, чтобы рассуждать о политике и организации, и то, и другое необходимо изучать. Школа Платона, в течение нескольких веков посвящавшая себя таким исследованиям, в качестве наилучшей предложила пирамидальную систему, не опирающуюся на основание, а «висящую» на своей вершине. Систему открытую, дающую в развернутом виде древний символ – звезду, эмблему святого Иакова, символ, о котором вы знаете больше, чем я; эмблему магии, той науки, которая способна совершать чудеса здесь и сейчас.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте