Семь цветов радуги

— Товарищи ему должны подсказать, помочь…

— Тут, Никифор Карпович, дело сложнее. Этот человек может взять на себя любую вину, только чтобы никто ничего не узнал о его изобретении.

— Понятно. Теперь скажи, что тебе известно о приспособлении, которое сделал к Трактору Кузьма Тетеркин.

Бабкин удивленно взглянул на Васютина. Он и это знает!

— Мне кажется, что я не должен ничего рассказывать, — пробормотал он, вертя в руках кепку. — Я знаю все технические подробности, причем познакомился с ними совсем случайно… Тетеркин обидится… И так уже он меня терпеть не может.

— Да, парень он колючий, — задумчиво произнес Васютин. — Но Кузьма твой товарищ, комсомолец… Значит… — Он выжидательно замолчал.

— Помогать надо, — подсказал Тимофей.

— Скажи откровенно: это дело стоящее? В механике я мало разбираюсь. Не пойму, как трактор Тетеркина сам по себе поворачивается.

Техник подробно рассказал все, что смог выяснить из беседы с Сергеем, и, главное, поделился своими впечатлениями после осмотра автоматического устройства.

— Сама идея, мне кажется, очень интересна, — в заключение сказал он. Особенно если будут применяться электротракторы. Это настоящее изобретение! К сожалению, пока практически его нельзя использовать… Идея вашего механика, если так можно сказать, несколько опережает время.

— И очень хорошо, — подчеркнул Васютин. — Не только сегодняшним днем живем. Думаю я, Тимофей Васильевич, — продолжал инструктор, — что механика надо поддержать. Его трактор потребуется многим передовым колхозам. Люди мы с тобой государственные и не можем смотреть только со своей колокольни. Чертить умеешь? — вдруг спросил он.

— Да.

— Помоги ему чертежи сделать. В Москву пошлем, пусть там посмотрят, о чем сегодня думает колхозный изобретатель.

Васютин встал и повернул выключатель. Света не было.

— Задержались, — сказал он. — Наверное, опять Ольга всю энергию забрала. Признайся начистоту, — остановился он перед техником, — по душе тебе выдумка Тетеркина или не очень? Прямо скажи, не утаивай.

— Я, Никифор Карпович, даже завидую ему, — искренне ответил Тимофей. — Мне такой штуки никогда не придумать.

— Значит, стоящее дело, если техник из института позавидовал. Понятно… Ну, а помочь Тетеркину хочешь?

— Определенно, — Бабкин уже совсем освоился. Ему было просто и легко разговаривать с Васютиным.

— На комсомольском собрании выступишь?

Тимофей замялся. Он не считался хорошим докладчиком у себя в институте. Это не Багрецов. Если ему приходилось выступать, он тушевался, краснел, как стыдливая девушка, и с трудом подыскивал нужные слова. Поэтому вопрос Васютина смутил Тимофея. Все, что угодно, но выступать перед незнакомыми ребятами… он просто не решался. Бабкин молчал.

— Понимаю, — сочувственно заметил Никифор Карпович. — Видно, товарищ Бабкин не числится в списке великих ораторов человечества. Я и сам в этих делах не мастак. Но кому, как не приехавшему из Москвы технику, поддержать изобретателя? Пусть комсомольцы почувствуют, что их товарищ, несмотря на ошибки, делает нужное дело. Тетеркин поймет и, мне кажется, сделает необходимые выводы.

— Когда собрание? — спросил Бабкин.

— На днях. Ольгушка скажет.

Тимофей помолчал и, считая, что с этим вопросом покончено, перевел разговор на другую тему.

— Теперь про особую комсомольскую…

— Ольга все-таки рассказала? — со смехом спросил Васютин.

— Опять же сам узнал, — вздохнул Бабкин. — А с Шульгиной у меня как-то неудобно вышло… Никифор Карпович, вы верите мне и моему товарищу, что мы хотим работать вместе с вашими комсомольцами? — с неподдельной искренностью воскликнул он.

— Да к чему ж мне в этом сомневаться?

— Я не знаю, может быть, мое любопытство виновато или еще что… — Бабкин не решался высказать Ольгину оценку своего поведения. Кому же приятно, если тебя совсем понапрасну называют Дон-Жуаном и болтуном. — В общем, я не знаю почему, — с волнением говорил он, — но так уж получилось, что секретарь комсомольской организации если меня увидит, то переходит на другую сторону улицы…

— Ничего. На собрании все выяснится.

— Да что вы, товарищ Васютин! — испуганно воскликнул Тимофей. — Это невозможно!

Он живо себе представил, как будут смеяться ребята над его неловкостью. В каком же глупом положении окажется Стеша! Она и так с ним не разговаривает.

— Никифор Карпович, вы дома? — послышался под окном глуховатый голос Ольги.

— Заходи, Ольгушка! — крикнул Васютин и с улыбкой обратился к Бабкину, потирая руки: — Вот мы сейчас все это дело и выясним, чтобы никаких сомнений не оставалось.

— Прошу вас, только не при мне, — беспокойно зашептал Тимофей, прислушиваясь к легким шагам Ольги. Она поднималась по ступенькам крыльца. — Я лучше уйду…

Бабкин встал и быстро направился к двери. Ему было как-то неловко встречаться с Ольгой. Он хотел пропустить девушку мимо — себя и, пользуясь темнотой, проскользнуть к выходу.

Ольга остановилась у двери. Бабкин чувствовал ее теплое дыхание. Она стояла так близко, что можно было бы дотронуться лицом до пушистых волос. В темноте поблескивали ее большие глаза.

— Свет сейчас дадут, — сказала Ольга. — На полчаса изменился график.

Действительно, электрик как будто услышал ее слова. Под потолком вспыхнула лампочка.

Девушка зажмурилась. Открыв глаза, она увидела перед собой Бабкина. Он смущенно моргал ресницами. Лицо его было розовым до самых корней волос.

— Здравствуйте! — Ольга небрежно кивнула головой. Даже в этом Тимофей почувствовал скрытую насмешку.

Он не успел ответить на приветствие. Шульгина быстрыми шагами подошла к Васютину. Она подала ему руку и, не обращая внимания на техника, застывшего в дверях, проговорила:

— Хотела посоветоваться с вами о повестке дня очередного комсомольского собрания.

— Только со мной? — добродушно заметил Никифор Карпович. — Ты вон с кем поговори, — указал он в сторону Бабкина: — московский комсомолец, активный, твой товарищ. Не грех с ним и посоветоваться.

Ольга вспыхнула. Если бы этот болтливый активист не стоял у двери, она бы сказала, о чем с ним можно советоваться. Она бы сказала! Но сейчас как же ей вывернуться? Что придумать? Ведь при Бабкине она не может отказаться от предложения Никифора Карповича.

Шульгина прикусила губу, села и, чтобы ее молчание не показалось и этому парню и Васютину слишком красноречивым, вынула из кармана платья листок бумаги.

Она морщила лоб, как бы что-то вспоминая. Вот-вот она сейчас повернется и спросят техника, не считает ли товарищ Бабкин, что первый вопрос можно поставить третьим.

Никифор Карпович выжидательно молчал, чуть слышно постукивая палкой, видимо, он очень хотел, чтобы Ольга первая заговорила с Бабкиным. Может быть, это и будет шаг к примирению?

Васютин был твердо убежден, что эти комсомольцы просто недопонимают друг друга.

Вероятно, Шульгина все-таки решилась бы заговорить с московским техником, однако тот сам все испортил. Он видел колебания Ольги, ее растерянность и пришел ей на помощь.

— Ну, я пойду, Никифор Карпович. Обещал Багрецову начертить кое-что, сказал Тимофей и мгновенно исчез.

Ольга облегченно вздохнула и, не дожидаясь, пока смолкнут шаги Бабкина, быстро заговорила:

— Я думаю, первым вопросом поставить дело Тетеркина. Комсорг из МТС обещал приехать. Может быть, даже сам директор.

— Ого, уже и дело завели! Ну, прямо как на суде, — усмехнулся Васютин. Строгости у вас в комсомоле пошли.

— Ну, а как же, Никифор Карпович? — возразила Ольга, разглаживая бумажку с «повесткой дня». — На работе уснул, горючее сначала сэкономил, потом сжег. Участок, который мы хотели отвести под опытное поле, весь исковырял… Да и вообще, разве это комсомолец? Зря мы его к себе прикрепили. Индивидуалист он, вот кто!

— В твоей особой бригаде работать не хочет, — добавил Никифор Карпович. Правильно?

— Сколько раз предлагала! Никак не отзывается.