Люди и монстры

— Рамай!!! — пронзительный крик девочки перекрыл гул и грохот за спиной.

Гардекор с бранью опустил ее на землю, метнулся назад — и столкнулся с графом. На руках его был сын.

— Деда тащи! — рявкнул Фалько, перехватывая тело виконта.

— Рамай, Рамай, Рамай!!! — кричала и билась Эмирабель, не открывая глаз, пока Фалько не положил убитого рядом. Ладони девочки снова метнулись к его вискам, и она затихла. Граф коршуном накинулся на нее, но гардекор швырнул его наземь и схватил за горло:

— Ты же хотел, чтобы они поженились, мерзавец?

— Будьте вы прокляты! — прохрипел са Флуэр, вывернулся, вскочил, бросился к провалу… и испустил отчаянный крик. Найз обернулся, и в груди его захолодело. Провал исчез. Стена замка, сорняки до колена… и граф, остервенело лупящий кулаками в неровную кладку.

Мальчик оглянулся, надеясь понять, где они оказались — и тут земля под ногами содрогнулась, послышался гул, исходивший, казалось, со всех сторон сразу — и сверху посыпались мелкие камушки. Он отпрыгнул, поднял голову и увидел, как стена замка вспучилась, точно из нее пыталось вылезти нечто громадное. Внезапно из-под крыши вылетел камень. Точно выбитый щелчком исполинских пальцев, он пролетел над их головами, ударил в куртину и отскочил, куроча навесы.

— Пресвятой Радетель… — охнул Найз, и тут же раздался новый грохот и треск, и снова, и снова…

— К воротам! — гаркнул Фалько, подхватывая Белку. Застывший словно в ступоре Мугур очнулся, взвалил на плечо тело сына и, спотыкаясь, тяжело побежал за гардекором.

— Рамай… не уходи… Рамай… паутина… Рамай… — стонала девочка: на плач не хватало сил. Всхлипы ее терялись в оглушительном грохоте и воплях.

Камни выстреливали из стен и разлетались, как мячики, круша и давя. Стена замка за их спинами дрожала, раздираемая трещинами, и камни ее уже не летали — вырванные из кладки, они осыпались, как зерно под ветром из переспевшего колоса. Повсюду с воплями носились люди, ржали и визжали животные, кто-то выл на одной тонкой мучительной ноте, пока новый камнепад не оборвал этот звук навсегда. Земля сначала просто дыбилась, как взбесившаяся лошадь, сбивая всех с ног, а потом стали появляться трещины и в ней. Сперва узкие, потом всё шире и шире, они отверзались, как жадные пасти, глотая обломки, камни, мертвых, раненых и живых, и снова смыкались.

— Ворота! Пресвятой Радетель, помоги и спаси! Где выход?! Где ворота?! — кричали люди, мечась, сталкиваясь, роняя друг друга — но ворота пропали. Куртина тянулась сплошной неприступной лентой, невредимая несмотря на подземные толчки и каменный дождь. Отчаявшиеся забирались на нее и прыгали, находя быструю или медленную смерть у подножия, а камни всё летели и летели, загромождая двор россыпью обломков и тел.

Выхода не было.

Фалько затащил их под прикрытие груды камней, бывшей казармы, и беглецы сбились в кучу и прижались к ним в поисках защиты если не от землетрясения, то от камнепада. Граф, словно обезумевший, не выпускал тело сына. Белка, казалось, была без сознания, но стоило Фалько отнять ее руки от головы убитого, как она начинала всхлипывать и стонать, и он снова бережно возвращал ладони девочки к вискам молодого са Флуэра. Но сколько Найз ни присматривался, золотистых искорок — вестниц целительства — не заметил.

Набравшись храбрости, он выглянул из-за развалин в поисках донжона — и не нашел. Даже стены замка едва вырисовывались в полумраке, словно обломанные зубы, разрушенные за минуты так, как не удавалось векам. И едва мальчик с ужасом понял, что утро с каждой секундой становилось не светлее, а темнее, как совсем рядом тусклый оранжево-красный свет ударил из-под земли, и из разлома показались алые дымящиеся ручейки.

— Магма?.. — выдохнул за его плечом Фалько. — Прыщавое брюхо Долдыка… На куртину, живо!

Но было поздно. Земля содрогнулась, и между ними и крепостной стеной разверзлась широкая трещина. Из нее, словно раскаленная багровая река, хлынула лава, стремительно заливая пути к отступлению. Гардекор выругался и, подхватив Белку, стал карабкаться на развалины. Граф, не выпуская сына и не проронив ни слова — за ними. Положить девочку и убитого было некуда, и мужчины пристроились на острых краях обломков бок о бок, прижимая к себе свои ноши. Глаза Эмирабель были закрыты, дыхание прерывистым и слабым, и лишь губы шевелились непрестанно, повторяя несколько коротких слов. Наклонившись, мальчик сумел разобрать: «Я не могу… паутина… я не могу… не могу… там паутина…»

— Бредит, — пробормотал гардекор, не сводя взгляда с медленно поднимавшейся лавы.

Са Флуэр, ссутулившись и опустив голову, безмолвствовал, точно смерть сына забрала кусок и его жизни. Что-то похожее на жалость к графу шевельнулось в душе Найза — и пропало, заглушенное гневным «Так тебе и надо».

Земля перестала трястись, и даже каменные снаряды летали теперь редко и низко, но большой разницы в том, быть расплющенным или изжаренным, мальчик не видел. Если бы можно было засыпать камнями огненную реку до крепостной стены и пройти как по мосту… Но нет — магма прибывала слишком быстро. Неужели всё?..

Нет, нет, нет, нет,

нет!!!..

Он почувствовал, как пот заливает его лицо, грудь и спину — холодный, несмотря на подступавшую жару. Не желая сдаваться, он лихорадочно перебирал варианты спасения — неосуществимые все до единого. Он глянул на Фалько с надеждой, но не успел тот ничего сказать, как веки девочки дрогнули.

— Белка?.. — забыв обо всем, мальчик кинулся к ней и схватил за руку. — Как ты?

При звуках его голоса глаза Эмирабель изумленно распахнулись.

— Т-ты?.. — из искусанных губ вырвался тихий сип.

— Конечно я! И Фа… эру Тигр тоже здесь! Мы вернулись за тобой! Только… только…

Договорить он не смог — тихая, радостная улыбка озарила лицо Белки, на мгновение стирая следы мучений.

— Вы… вернулись… — прошептала она, и глаза ее засияли, будто не видела в жизни зрелища восхитительней мальчишеской физиономии, покрытой кровью и копотью.

— Ты не волнуйся. Теперь всё будет хорошо, — неловко соврал паренек, чувствуя, как в горле растет ком.

— Насколько это возможно, — уточнил гардекор.

Девочка улыбнулась, скосила глаза, вбирая мутноватым взглядом пожарища, метавшихся людей, проносившиеся камни, обжигающее багряное свечение, тьму за куртиной — и улыбка ее растаяла, а по лицу сумбурной чередой пронеслось узнавание, отчаяние, ужас… и стыд. Но стоило ее взору упасть на Мугура, как все эмоции вспыхнули, переплавляясь в одну: ненависть.

— Болью моей… кровью моей… — шевельнулись распухшие губы.

Лава у подножия их убежища всколыхнулась, а черная мгла за крепостной стеной с радостью подалась вперед, точно собака на голос хозяина. Со стен донеслись вопли ужаса.

Граф поднял на Белку потухший взгляд, словно всё самое худшее, что чародейка могла ему пожелать, с ним уже случилось — и опустил голову.

— Доамна Эмирабель, — проговорил он с трудом. — Я… сожалею о содеянном. Но если бы мне пришлось выбирать снова… я поступил бы точно так же. Роду са Флуэров был нужен кровный наследник. Хранитель Границы. Долг важнее чести и совести. Так написано на нашем гербе.

Рука его потянулась к кинжалу за поясом, и в тот же миг нож гардекора оказался у графского горла. Но Мугур, не замечая угрозы, протянул оружие девочке — рукоятью вперед.

— Я виноват. И хотя я ненавижу колдунов… Когда долг уходит… остаются совесть и честь са Флуэров. Я не прошу меня простить. Вы не сумеете. И я не заслуживаю прощения. Но если моя жизнь может искупить смерть вашего человека…

Девочка не пошевелилась.

— Вы… не вините меня? — слишком обессилевшая, чтобы повернуть голову, она указала глазами на разруху кругом.

— А вы себя?

Глаза Белки закрылись, и из груди вырвался судорожный всхлип. Гардекор обнял ее, как маленького ребенка, она обхватила его за шею руками, и тело ее задрожало, будто с рыданиями выходили все страдания, горечь и боль этих дней. Зная, что любые слова здесь не к месту, Фалько просто гладил ее по голове, тихо повторяя: «Ну же, ну же, ну же…»