Страница 44 из 56
Но даже в бредовых грезах майор Ветте не был счастлив. Виной тому одно загадочное обстоятельство – он не видел лиц своих подчиненных. Лица, само собой, у них были, но почему-то каждый раз выходило так, что унтер-офицер, или рядовой, или даже целый строй вставали таким образом, что как ни крутись, лиц разобрать было невозможно. Днем и ночью по дому разносился крик: «Лейтенант! Я не вижу вашего лица! Немедленно повернитесь ко мне лицом!» Но все знали, что и в этот раз у дядюшки Вольфа ничего не получится.
На календаре менялись числа и картинки. Выросли и разъехались дети, приходили и уходили времена и правительства, а майор Ветте по-прежнему вел свою, одному ему видимую войну. Дважды его отправляли на лечение, дважды привозили обратно, и тетушка Амалия, помнившая брата румяным кадетом, катавшим ее на карусели, говорила в разных вариантах примерно следующее:
– Вот не станет меня – делайте с ним, что хотите. А пока что это его дом, и в нем он и останется.
Впрочем, все эти невзгоды до такой степени отравили жизнь майору, что с сердцем у него творились серьезные неполадки, и врачи в один голос признавали тот факт, что у дяди Вольфа все шансы в ближайшее время предстать перед Самым Верховным Главнокомандующим.
Но в любом случае это дело туманного будущего, а сию минуту этот бешеный Штайнер – Железный Крест не ровен час, объявит атаку, и меня тактично отправят восвояси, и конец надеждам на послеобеденную беседу с Клеопатрой. А ведь у нее даже телефона не взял! Что же, каждый раз беседовать с тетушкой Амалией? А, семь бед – один ответ. Я откашлялся и сделал серьезное лицо.
– Майор Ветте! Как вы себя ведете, черт возьми! Я полковник Бруно фон Штейнглиц из штаба бригады. Что вы себе позволяете? Сядьте немедленно!
Старый Карл сделал глазами круговое движение, видимо означающее «Нет, есть предел всему!», набрал побольше воздуха и было заревел: «Ты что, совсем с ума спятил?!..», но Амалия спешно сжала его руку с ложкой. Дело в том, что майор посмотрел на меня неожиданно осмысленным взглядом и сел. А дальше произошло чудо. Совершенно нормальным голосом дедушка Вольф сказал:
– Прошу прощения, герр оберст, я вас не сразу заметил.
Все семейство оцепенело. Руди со звоном уронил ложку в тарелку, забрызгав брюки и скатерть. В этом доме давно забыли, когда последний раз Вольфганг Ветте разговаривал с реально существующими людьми.
Что касается меня, то я смотрел на Брюн, которая, в свою очередь, смотрела на меня, подняв брови с изумлением и восторгом. Впрочем, чувство юмора ее тоже не покидало. Господи, до чего же хороша девка, подумал я с сердечным томлением.
Майор тоже уставился на меня с такой безумной радостью, что становилось неловко. Ему было все равно, что этот неведомо откуда свалившийся полковник ругается и готов устроить разнос по всей форме. Главное, что впервые за долгие годы перед ним живой офицер с человеческим лицом, и в полупризрачном существовании наконец-то появилась почва под ногами! Я даже испугался, не хватил бы старика удар от волнения.
– Майор, я очень недоволен. Вы заняли эту высоту еще утром. Но до сих пор – посмотрите-ка на ваши часы – в штабе от вас ни строчки донесения. Это одно. Второе. В ваше расположение была выслана саперная рота. Куда она провалилась? Что у вас происходит со связью? Наконец. У нас до сих пор нет полного списка батальона. А сегодня уже четверг. Это армия или бардак? Майор. Я вас очень попрошу. Заканчивайте ваш обед, и немедленно принимайтесь за дело. Я жду от вас подробного письменного доклада.
– Господин полковник, разрешите приступить немедленно? – с жаром спросил дедушка Вольф.
Я величественно поморщился, входя в роль и ощущая в глазу незримый монокль.
– Доешьте уж, что вам тут приготовили. На фронте, знаете ли, мы можем себе кое-что позволить. Я противник излишних строгостей. Но, майор. Вы старый солдат и понимаете, какая складывается обстановка. Удара противника можно ждать в любой момент.
– Разумеется, господин полковник, согласен с вами.
Что говорить дальше, я не знал, но ничего и не потребовалось. Майор съел две ложки супа, встал, лихо откозырял и быстрым шагом покинул гостиную – отправился составлять список батальона. Еще минуту семейство Ветте просидело в полной тишине, глядя на меня, как и положено смотреть на чудотворца. Наконец, Руди прорвало:
– Бруно, ты был великолепен!
Но Старый Карл свирепо хлопнул ладонью по столу, так что посуда подпрыгнула.
– Бруно, – произнес он самым зловещим сиплым тоном, – Я очень надеюсь, – на меня нацелился огромный дубово-узловатый палец, – и это, кстати, в твоих интересах – что все обойдется.
– Прекрати, Хельмут, – вмешалась Амалия. – Мы должны возблагодарить Господа. И нечего пугать мальчика.
– Его напугаешь, пожалуй, – прохрипел Старый Карл и вытер рот салфеткой. – У меня тоже пропал аппетит. Я опаздываю.
И ушел. Брунгильда состроила мне гримасу.
Приехав домой, в свою бело-бетонную берлогу, перечеркнутую сосновыми балками и железными лестницами, куда я в былые годы врывался из лифта на мотоцикле, да еще на заднем колесе, и сквозь толпу гостей мчался к дивану, я, в чем был и каком-то разброде чувств, завалился на тот самый диван. Видимо, потрясения этого дня не прошли для меня бесследно, потому что, вопреки собственным же запретам, я призадумался над собственной жизнью. Смех смехом, а картина выходит очень невеселая. Прав Старый Карл, считающий меня бессмысленным разгильдяем. Есть такое выражение – паршивая овца. Это я и есть. Позор славного рода Штейнглицев. Героические предки смотрят с тоской и горечью с фотографий в ратуше и портретов в фамильной галерее. Не сегодня-завтра тридцать, и что? Ничего. Полный ноль. Пять образований – и ни одного законченного. Бизнес – успешные начала и еще более успешные концы. Много везения и мало толка. Даже в армии успел послужить – первое место на внутридивизионных танковых соревнованиях механиков-водителей. Да уж, полетал у меня этот дурацкий «Леопард». А потом высказал одному обалдую с целой галактикой на погонах, что о нем думаю. Правда, еще такой же обалдуй за меня вступился – звездные войны, эпизод первый и последний, но армия на этом для меня закончилась.
Спасибо покойным дядюшкам и тетушкам бесчисленной родни Штейнглицев – никто не забыл упомянуть в последней воле очаровательного вундеркинда. Жить есть чем. Жить да утешаться славой первого шалопая Дюссельдорфа. Да-с, вхож во все лучшие дома – еще бы, сначала дитем играл на коленях нынешних столпов общества, затем, в пять лет, как Моцарт, потрясал публику концертами на великосветских утренниках. Чем кончилось? Ничем.
Нет, отдамся Старому Карлу. Да и Брунгильда. Брюн, может быть, именно тебе и суждено сделать из меня человека?
Разбудил телефонный звонок. Недаром сырный суп так подозрительно бултыхался у меня в животе. Вечер, мрак, горит подсветка электроники, зловещий голос Амалии в трубке:
– Бруно, тебе лучше приехать, машина уже внизу. Он в страшном возбуждении – не может найти список. Попробуй с ним поговорить. Мы все тебя ждем.
Амалия всегда выражается в манере капитана на мостике фрегата – просто слышу вой ветра в снастях, крик чаек и рокот штормовой волны, утекающей в шпигаты. Странно, в роду Ветте никогда не было моряков. Чудовищно зевая, я потер физиономию, силясь сообразить, что к чему.
– Тетя Амалия… Скажите вашей машине, пусть подождет… Я сейчас сделаю этот список и привезу. Да, и поцелуйте от меня Брюн… если можно.
Спотыкаясь о собственные ботинки, я упал за компьютер, не совсем точно попав в кресло нужным местом. Вот черт, загадали загадку – где же я им найду такой список? Минимум человек двести мужиков с чинами-званиями? Да, а ведь еще нужны фотографии, чует мое сердце, без этого нашего Гудериана не проймешь… Как же быть?
Я порыскал по военно-историческим сайтам – бестолку, прошелся по анналам Министерства Обороны – того меньше, надо взламывать базы – сам я этому искусству не обучен, а обращаться к дружеской помощи нет времени. Господи, сейчас я увижу Брунгильду.