Дочь куртизанки

По обеим сторонам узенькой пыльной улицы стояли лавчонки торговцев фруктами и овощами. Кое-где между ними пристроились лоточники, и в тусклом свете масляных плошек виднелись длинные бруски неочищенного сахара, мелкий горошек, дешевое печенье из гороховой муки, соленые бисквиты. Мальчишка под густым тамариндовым деревом старательно возводил высокую пирамиду из золотисто-желтых лимонов. Рядом лежали связки пахучей зеленой мяты, целая гора имбиря, а на ветви тамаринда была подвешена проволочная корзинка, полная яиц.

Суман добралась до перекрестка. Теперь ей оставалось только купить немного фруктов и катушку белых ниток. Здесь, на перекрестке, была ужасная толчея, из-за шума нельзя было различить голоса продавцов, даже если они кричали над самым ухом.

— …сказал, что четыре монеты! Берите картошку по четыре монеты!

— …берите, берите красные, не по сезону красные помидоры, только что привезли с гор, специально для вас, уважаемые, доставили, берите…

— …подходи, любезный. Прекрасная, спелая гуява, вкуснее яблок…

— …полфунта горячей халвы отдаю в полцены…

— …мелкие манго для соуса, больше нигде не найдете, господин. Продаю мелкие манго, манго, берите манго!

Неожиданно перед Суман будто из-под земли вырос маленький, совершенно голый мальчишка.

— Госпожа, одну монетку, всего лишь одну монетку, великая госпожа.

Во всех лавчонках уже светили керосиновые коптилки, дым от них застилал все вокруг. Было видно, как в прачечной напротив по свежевыстиранному белью быстро двигается пышущий жаром утюг и от него летят искры. Сам гладильщик был скрыт ширмой, но виднелась его крепкая черная рука. В дощатом сарайчике под жестяной крышей изможденный человек с желтым лицом строчил на швейной машинке. Прислонившись головой к его ноге, сидел малыш в неимоверно грязной рубашонке. Портной клевал носом, засыпал, просыпался и снова поднимал голову, не переставая строчить.

Чуть дальше на ветхом крылечке сидел человек, по виду деревенский, с бритой головой, с длинным клочком волос на макушке, в рубахе из грубой красной домотканой материи и коротком дхоти. Он громко и самозабвенно пел, часто повторяя одни и те же слова:

Он все время нагибался. Поднимал с земли камешки и бросал их в торговку напротив.

весело орал он. Торговка обернулась, взглянула на него и заулыбалась.

— Эх ты, певец! Чем не потомок Тансена[27]. — И она запела, передразнивая его:

А он пел свое и забавлялся, глядя на то, как торговка начинает сердиться.

У лавочки, где продавали сигареты и пан, оживленно беседовали прилично одетые подростки. Один, прикуривая сигарету, рассказывал:

— …вы слышали, Нарендру освободили от платы за обучение.

— Что ты говоришь? Да ведь он получает стипендию! А по закону те, кто получает стипендию, не должны освобождаться от платы…

— Можно подумать, что он родственник директора, — сплевывая, сказал другой. — Освободить от платы за обучение!

— Но это же незаконно! — возмущался первый.

— Незаконно. У меня вот сестра с шестого по выпускной класс училась в одной школе и всегда заканчивала с похвальным листом. Но ей никогда не давали никакой поблажки, мы всегда полностью платили за нее. А родственник директора, еле переползавший из класса в класс, никогда не платил… «Незаконно»! — передразнил он.

— Если и есть где справедливость, так не на земле, — сказал другой подросток. И тут же переменил тему: — Друзья, кто знает песенку из фильма «Суд»? А вон газетчик, пойдем у него купим. — Они направились к мальчишке, торговавшему своим товаром прямо на земле — газетами и книжечками с песнями из кинофильмов. Двое присели на корточки и стали перебирать брошюрки в ярких обложках.

— Получай три монеты. — Юноша с сигаретой достал из кармана мелочь и протянул мальчику. — Вот, я беру эти четыре.

— Как это, гошподин? Пошему три анны? Надо шетыре. Если б вы штали покупать в кино, там ш ваш вжяли б по шешть новых монет жа штуку.

Суман из большой грозди выбирала себе бананы. Гроздь скользнула у нее из рук. Она вздрогнула и посмотрела туда, откуда доносился шепелявый голос мальчишки-газетчика. Где-то слышала она его раньше!

— Но ведь везде четыре книжечки отдают за три монеты, — доказывал юноша с сигаретой.

— Нет, гошподин! Где вы такое видели?

Суман ждала. Когда подростки расплатились и ушли, она пробралась через толпу к газетчику и остановилась перед разложенным на земле товаром. Ну конечно, те же волосы, заостренный, будто у старика, подбородок, худенькие ручонки, то же светлое от природы, но неимоверно грязное лицо, те же блестящие глаза.

— Джоши? Ты не узнаешь меня?

— Гошпожа? Вы?

Суман вздрогнула, когда он быстро достал из-под разостланной на земле тряпки костыль, оперся на него и встал. Он сложил лодочкой руки и приветствовал ее:

— Здравствуйте, гошпожа!

Суман закрыла рукой рот, чтобы удержать рвущийся крик. Но голос пропал сам собой. Джоши во все глаза глядел на нее, на ее ситцевое сари, на руки, шею без единого украшения. Раньше он видел Суман в шелковых бенаресских сари, увешанную драгоценностями.

— Джоши!

Джоши тяжел вздохнул, поднял палец к небу и стал рассказывать: «Случилось несчастье. Коляска рикши попала под грузовик. Сестра умерла в больнице. Он был без памяти. Доктор отрезал ему ногу. Сестру похоронило “Общество милосердия”».

Суман молчала.

— Где же ты живешь теперь? — с трудом проговорила она: слишком долго длилось молчание.

— Тут и живу, — ответил он.

Суман посмотрела внимательно и увидела, что книжонки и газеты разложены на половике, под ним была еще ветхая дерюжка, а сам Джоши сидел на каком-то подобии подушки в грязной и рваной наволочке. Рядом стояла корзинка, в ней — стакан и кувшин и какие-то тряпки, а сверху несколько книжек.

— А кормишься? Кто готовит тебе еду?

— Бог милостив, — ответил он.

Мину играла во дворе. Она захлопала в ладоши, как только в ворота вошла Суман. Потом заметила прыгавшего с костылем Джоши и испуганно прижалась к ней.

Джоши жадно, большими кусками ел кукурузные лепешки, а сидевшая на кровати Мину не отрываясь смотрела на него. Суман присела на пол рядом с Джоши, оперлась спиной о кровать, поставила локти на колени, положила на ладони подбородок и задумалась. Это тот мальчишка, о котором она думала так часто. Она еще хотела, чтобы у нее был такой брат. Как давно это было. А теперь ей хотелось бы, чтобы он был ее братом? Как быстро бегали эти ноги! Как ловко он забрасывал газеты в двери и окна. «Газеты, газеты, газеты!» Она взглянула на искалеченные ноги Джоши, на костыль, который он прислонил к стене, потом перевела взгляд на руки… Он ел быстро, не пережевывая, жадно заглатывая лепешки большими кусками. Когда он ел в последний раз?

Мину вздрогнула и бросилась к ней.

— Мама, кто-то заглянул в окно и убежал!

Джоши встал и посмотрел в окно. Через решетку ничего нельзя было разглядеть. Он взял костыль и запрыгал к двери. Он видел, как человек метнулся за ворота. Это был чужой: собаки злобно залаяли.

Когда Мину уснула, Джоши молча стал укладываться на коврик, постланный около кровати, потом передумал, подтащил его к самой двери, костыль прислонил к занавеске, положил на коврик подушку, согнул здоровую ногу и свернулся в калачик.

27

Тансен — известный средневековый индийский музыкант и певец. Жил во второй половине XVI в.