Страница 1 из 10
Андрей Лях
Синельников и ремонт
В четверг утром ничто не предвещало никаких напастей. Когда Старик вызвал меня к себе, я ничего не заподозрил, хотя припоминаю, удивился – я ожидал разгрома за отчет, в котором у меня конь не валялся, но по всем законам предварительная взбучка полагалась Элиасу и, собирая бумаги, я на него выразительно посмотрел. Он только пожал роскошными культуристскими плечами. Что ж, значит в этот раз мне первому на плаху.
Кабинет нашего Дедушки отделан в лучших традициях той дурацкой моды, которая почему-то считается благородной стариной. Ни одного сантиметра стены без красного дерева, ковер как из анекдота про газонокосилку, стол противотанковый, над столом в рамке фотография, где наш начальник в обнимку то ли с Роммелем, то ли с Монтгомери, то ли с самим Эйзенхауэром. Сам Старик величественно сив, в серой тройке, так что напоминает нечто среднее между адвокатом и гробовщиком.
– Здравствуйте, Уолтер, – проскрипел он мне без всякой ласки в голосе. – Садитесь.
Когда начальство не в духе, лучше сразу переходить к делу. Я раскрыл папку и начал сыпать цифрами по последним контактам. Он сморщился, так что целая система морщин поделила его физиономию надвое (горизонтально), и мне сразу захотелось всунуть эти половинки поглубже одну в другую.
– Уолтер, все эти факты подождут, я вызвал вас не совсем за этим. Я должен сообщить вам… ммм… нечто. Вы первый в нашем отделении, кто это услышит. Приехал Келли.
– Что, прямо сюда?
– Нет, конечно. В Гладстонберри. Он извещает нас о появлении Наследника. Как вы понимаете, этого события мы ждали много лет. Очень много лет.
Старик был настроен весьма торжественно, но я этой торжественности, надо признать, совсем не разделял. Дело в том, что в ожидании Наследника я и сам принимал живейшее участие, и на мою долю приходились в основном все шишки и вывоз мусора. Я скандалил и сопротивлялся, проявлял склочность и гнилость характера, но меня снова и снова загоняли в достопечальный раздел «… и другие» – категорию бедолаг, которые делают всю грязную работу и за все отвечают, а потом стоят за спинами охраны, когда костяные старцы рисуют свои витиеватые подписи под параграфами потом и кровью оплаченных договоров. К тому же после такого многозначительного вступления меня наверняка ожидает какая-нибудь пакость. Я робко попробовал увильнуть:
– Сэр, возможно, это ложная тревога. Вспомните, подобное уже случалось.
– Нет, нет, на этот раз все точно. С шестого по семнадцатое сентября он должен войти в Дом и вступить в права владения. Наконец-то закончится весь этот хаос и в Англии появится серьезный руководитель!
– Так уж сразу и появится.
– Да, ему придется многое объяснить, его придется обучать, но у него подлинная кровь… Уолтер, ваш скепсис мне известен, но в данной ситуации он абсолютно ни к чему!
– Да ради Бога, сэр. Что я должен делать?
– Семнадцатого – видите, как мало у нас времени? – семнадцатого я лично введу его в Дом…
– Если Дом его примет.
– Об этом не беспокойтесь. Я введу его, и мы увидим реакцию… Однако последнее выселение нанесло Дому значительный ущерб. Мы не можем вселить Владыку Северного Края в наш обычный разгром… вы понимаете. Я получил письмо от Патрика – там Бог знает что, наверное… Уолтер, эта миссия возлагается на вас. У вас твердая рука… ммм… административные способности… население Дома и Долины относится к вам с уважением… Словом, я рассчитываю на вас.
– Что можно успеть за пять дней?
– Вот именно – все, что можно. Лорд Уорбек обещал всяческую поддержку.
Стало ясно, что отвертеться не удастся, и тут меня, что называется, обожгло воспоминание.
– А рамы? – закричал я. – Рамы в галереях? Могу я, наконец, выкинуть эту рухлядь?
Старик снова продемонстрировал мне свою гримасу «за секунду до яичницы», но, кажется, понял, что придется уступить:
– Меняйте ваши рамы. Но имейте ввиду – я лично проведу самую тщательную инспекцию… Вылететь вы должны уже сегодня, билеты заказаны, зайдите к Нэнси. Желаю удачи.
Что же, кто куда, а Володя – выгребать дерьмо. Планида, как говорили предки. Я пожал его дряблую ручку и отбыл вверить «Боингу» свое бренное тело.
Оставив за спиной Атлантику, рано утром я очутился в Хитроу. Дом наш находится в Северном Девоншире, так что конец мне предстояло сделать изрядный. В тех краях издавна собирались друиды, колдуны, маги, черти рогатые – место силы, как сказали бы теперь, и Дом был его центром. Оттуда в старину правили мифические Пендрагоны, там Мерлин замыслил Стоунхедж, и много еще чего. Последним предводителем этой эзотерики был некий сэр Генри Толборн, который, как рассказывали, держал всю мистическую публику Великобритании в ежовых рукавицах. Но сколько-то лет назад этот Генри уехал куда-то на войну, и там то ли вознесся, то ли, наоборот, провалился, короче, никто его больше не видел, и начался тот хаос и анархия, которые так не нравятся нашему Старику. Претендентов на магический престол было достаточно, но никого из них Дом знать не желал и безжалостно изгонял – если они успевали унести ноги. Сам по себе он достаточно регулярно переходил из рук в руки, его покупали и продавали, но кончалось все одинаково: лестницы дыбом, стулья летают, столы вращаются, люди исчезают в угребальниках – словом, весь набор. Должен, якобы, явиться истинный властитель с какой-то там душой и сердцем, и вот тогда-то Дом откроет ему… ну, и так далее.
Властитель-то, похоже, прорезался, но хорош же погром учинила домовая компания, если дело потребовало срочного ремонта.
Северный Девоншир – уже далеко не та глухомань, какой он был когда-то, но Дом и вправду стоит на отшибе. Лондонская железнодорожная ветка заканчивается в Гладстонберри, и там же поворачивает шоссе, дальше надо по проселкам култыхаться до Уорбек-холла – тоже древнее святилище, замок сумасшедших Уорбеков и, не доезжая Сент-Мери-Мида, где опять уже можно сесть на поезд и приехать на вокзал Виктория, надо повернуть на северо-восток, и еще двенадцать миль.
Вот последний поворот, роща тех сосен, что некогда сплошь росли в этих местах, буки у ограды, и пожалуйста – черепичная крыша нашего двухэтажного обиталища. Ах ты дьявол, сразу видно – среди черепицы черные провалы. Да, похоже, порезвились.
Разного народа в Доме случается множество, но самих домовых духов, или призраков, которые и творят все безобразия, на сегодняшний день четверо. Первый и главный из них – дворецкий Патрик. Дворецким он здесь был еще во времена римского завоевания, и до сих пор вспоминает какого-то Гая Кассиуса, который устроил в Доме подпольный обогрев и вентиляцию. Бесконечные воспоминания Патрика нагоняют на меня ужас, и однажды сгоряча я посоветовал ему их записывать. Он отнесся к этому неожиданно серьезно, и теперь я в страхе жду, что он начнет зачитывать отрывки из первого тома. Основная и, пожалуй, единственная его черта – грандиозное, всеподавляющее чувство собственного достоинства. Ничем другим он не блещет, но и это неплохо, потому что забота о сохранении имиджа создает у него хоть какое-то чувство ответственности.
Второй дух – конюх Герман, тоже древний бритт, диковато-волосатый, но узнать его историю поподробнее нет никакой возможности из-за кошмарного косноязычия – Герману доступен лишь один способ изъясняться – некое нечленораздельное мычание, довольно, впрочем, красноречивое. На моей памяти он с великими муками произнес всего несколько фраз, и след тех усилий чувствуется в нем до сих пор.
Двое остальных духов – женского пола, обеих зовут Елизаветами, и для краткости одну я окрестил Лизой, а другую – Бетси. Бетси – почтенная матрона времен Генриха – Синей Бороды и, если я ничего не путаю, двоюродная тетка Анны Болейн. Сообразно тогдашним манерам она интриговала, отравляла, небесного успокоения не обрела, зато без особых хлопот получила место первой статс-дамы у незабвенного сэра Генри. Не знаю, утратила ли она интерес к ядам, но готовит она отменно, и многие ее кулинарные рецепты служат предметом зависти и шпионажа.