Страница 13 из 18
Ответ показался ей очевидным: хозяина чемодана действительно нет в живых. И тот факт, что среди умерших и погибших его не обнаружили, ни о чем не говорит. Искали-то в судебно-медицинском морге, а он мог умереть в любой из больниц Вербицка. Обнаружил кражу чемодана, стало плохо с сердцем или инсульт хватил прямо там же, на вокзале, упал, приехала «Скорая», увезли в стационар, а человек умер, не приходя в сознание. И никому не успел рассказать о краже. Надо будет все-таки спросить у Егорова как-нибудь аккуратно и необидно, проверяли ли они морги городских больниц.
Хотя зачем? Что ей этот чемодан и его владелец? Она приехала участок под строительство искать. Ну и в качестве факультативного развлечения, может быть, если сильно повезет, ей разрешат чуть-чуть поковыряться в деле об убитых экологах. А кража чемодана и убийство бомжем своего собутыльника к делу ни малейшего отношения не имеют. Это она просто себя занимает видимостью работы, чтобы убить время, пока утихнет громкая разгульная свадьба, окончание которой, казалось, не наступит никогда.
Ей стало грустно. Она так любила свою работу! То, чем ей приходится заниматься сейчас, в частном детективном агентстве Владислава Стасова, нравится ей куда меньше. Разумеется, свою новую работу она делает добросовестно, порой даже душу вкладывает, и иногда – хотя редко-редко – даже бывает интересно, но… Это не то. Все не то. И не так.
Настя чихнула и полезла в сумку за пачкой бумажных платков. Пока искала их, чихнула еще два раза. Как только она оторвалась от компьютера, мозг вновь обрел способность контролировать тело, и результаты контроля немедленно выдали три факта, один хуже другого: ее до сих пор познабливало, заложен нос и противно царапает в горле. «Приехали, – зло подумала она. – Вот только простуды мне сейчас не хватало! И когда успела-то? Вымокла до нитки между салоном самолета и микроавтобусом? Да ерунда полная! Ну вымокла… В первый раз, что ли? Правда, после этого довольно долго пробыла в мокрой одежде, и пока кофе пили, сидела, кажется, под самым кондиционером… Дура! Ну какая же я нелепая дура!»
От злости на саму себя невольно выступили слезы. Отлично! Расплакаться сейчас – самое оно! И без того нос заложен, а если разреветься, так и вовсе дышать нечем станет. И вообще, тетка пенсионного возраста плачет в номере гостиницы в чужом далеком городе… Мелодрама дешевая! Настя сердито помотала головой и решила все-таки лечь в постель. Свадьба, кажется, рассасывается, громких звуков уже намного меньше. Есть надежда, что удастся уснуть, она поспит хотя бы часа три и встанет бодрая и веселая. Купит в аптеке какой-нибудь спрей для носа, а горло само пройдет, оно жить не мешает.
Она поплотнее закуталась в одеяло, положила на ухо вторую подушку. Перед глазами продолжали мелькать картинки из каталогов Соррено – бесконечные кошельки, сумки, портфели, чемоданы, обложки…
Четверг
Когда зазвенел будильник и Настя Каменская открыла глаза, ей показалось, что она и вправду чувствует себя намного лучше. Во всяком случае, поход в душ и процесс одевания дались ей без особых затруднений. Ровно в девять, как и было договорено, она открыла смежную дверь и вошла в номер Короткова. Юра, вполне свежий и выспавшийся, сидел в кресле и щелкал пультом, переключая каналы в телевизоре.
– С добрым утром! – весело сказала она.
Вернее, хотела сказать. Потому что сказать не получилось. Ни весело, ни грустно. Вообще никак не получилось. Губы и язык произвели все положенные к случаю манипуляции, а вот из горла вместо звуков вырвался невнятный сип.
Юра с ужасом посмотрел на нее.
– Это что такое?! – почти закричал он. – Ты что, заболела? Ты себя в зеркале вообще видела?
– Видела, – просипела Настя, но, почувствовав сильную боль в горле, замолчала и просто кивнула. Потом добавила еле слышным шепотом: – Когда умывалась. В зеркале все было очень прилично.
Шепотом говорить было не так больно, даже почти совсем не больно.
Коротков вскочил с кресла, схватил ее за руку и подвел к зеркалу в своем номере. То, что Настя там увидела, было как-то не очень похоже на отражение, которое она созерцала у себя в ванной. Лицо оказалось значительно бледнее и отдавало в зеленцу, под глазами непонятно откуда (ведь их еще полчаса назад не было!) появились темные круги, и вообще… Приличным людям такое показывать нельзя, это однозначно.
– Ох-ты-горе-ты-мое! – на выдохе произнес Коротков, качая головой. – А знаешь, почему все так вышло? Потому что ты не пьешь! Дернула бы вчера у Егорова полстакана, и никаких болезней не было бы. Вот с меня пример бери. Я ведь точно так же промок, но принял профилактические меры – и как огурчик.
Он задумался на пару секунд, потом с сомнением посмотрел на нее.
– До ресторана-то доковыляешь? Или позвонить и заказать завтрак в номер?
Настя, не полагаясь на речевой аппарат, постаралась лицом и руками изобразить полную готовность самостоятельно спуститься на завтрак.
– Ну, смотри сама. Если что – подавай сигнал сразу, я тебя в номер верну и попрошу еду сюда принести.
Есть ей не хотелось совсем, но бросить Короткова и оставить без компании не хотелось еще больше. И вообще, надо позавтракать, потому что они ведь поедут по делам и когда смогут пообедать – неизвестно.
Шведский стол в ресторане не поразил их воображение разнообразием блюд, выбор оказался невелик, но зато всего было много. И все оказалось очень вкусным – и рисовая каша, и копченая рыба, и блины, и сосиски, и яичница. По крайней мере, именно так утверждал Коротков, который набрал себе всего понемногу. Настя, с трудом преодолевая отвращение, которое вызывал у нее вид еды, ограничилась двумя чашками кофе и круассаном. Круассан был воздушным, хрупким и невероятно вкусным, с шоколадным кремом внутри.
Юра ел с аппетитом и то и дело поглядывал на нее.
– Совсем ты плоха, матушка, – вынес он, наконец, вердикт. – Никуда не поедешь, сейчас я тебя отведу в номер, разденешься и ляжешь. И будешь лежать, пока не обретешь человеческий облик.
Настя попыталась что-то возразить, но в ресторане было полно людей, и за гулом их голосов Коротков вряд ли смог расслышать ее слабый шепот. Она почувствовала себя какой-то беспомощной и еще почему-то несправедливо обиженной. На этот раз удержаться от слез ей не удалось.
– И не реви, – строгим голосом велел Юрий. – Реветь совершенно не о чем. Сейчас придет машина, я мигом сгоняю в аптеку, куплю все, что нужно, и будешь интенсивно лечиться, отряжаю тебе на болезнь два дня максимум, сегодня и завтра. Послезавтра должна быть на ногах, все поняла? Землеустройство, энергетические сети и водоснабжение – это в любом случае не твое, ты в этом ничего не понимаешь, в отличие от меня. Так что с этими вопросами я сам разберусь, а ты лежи и лечись. Я тебе Иркино расписание запишу, тебе задание – поймать ее в скайпе и стребовать доклад, как они там без меня справляются. Все поняла?
Настя снова кивнула, молча вытирая бумажной салфеткой скатывающиеся по щекам слезы. Ей было стыдно плакать в общественном месте, но она ничего не могла поделать, слезы лились сами, слезы злости на себя и обиды на обстоятельства. Мало того, что ей не удалось выспаться из-за этой дурацкой свадьбы, так еще и заболела… И Юрку подвела. И теперь плачет у всех на глазах в ресторане, позорит и себя, и его. И почему-то с каждой минутой чувствует себя все хуже и хуже, а ведь, когда проснулась – была очень даже ничего.
– Ну? – Коротков посмотрел на нее в полном недоумении и отправил в рот свернутый в несколько раз блин. – Чего ты ревешь-то? Подумаешь, сопли! Большое дело! В первый раз, что ли?
И ведь не ответишь ничего… Настя беспомощно оглядела стол в поисках ручки и бумаги, ничего, естественно, не нашла и схватилась за телефон. Быстро набрала текст и отправила Короткову, телефон которого через пару секунд издал знакомое блямканье.
– От тебя, что ли? – усмехнулся он, вытаскивая из нагрудного кармана рубашки мобильник. – Ну-ну, почитаем, полюбопытствуем.