Страница 129 из 140
Неудачи начались с того, что идикут Дайши наспех провел обряд, скомканно благословив охотников и невнятно пожелав им удачи, и деловито умчался за шатры к ближайшим кустам, еще с вечера мучаясь от резких болей в животе. За ночь его проносило раз пять, но облегчение наступало ненадолго. Вот тебе и «повелитель счастья»! А не успела группа знатных охотников отъехать и на полет стрелы от стойбища, как у одного из них сразу обе застёжки на подпруге сломались в тот миг, когда лошадь беспричинно на дыбы встала. Ему, свалившемуся в свежую придорожную грязь, размякшую после обильного ночного дождика, повезло, что его полностью не втоптали в вязкое месиво мчавшиеся позади всадники. Раздавили только левую ладонь, сломав ударом копыта два пальца и попутно раздробив несколько других, более важных костяшек. Раненый с провожатым отправился обратно в лагерь к знахарю, а остальные, покружив на месте, всё же продолжили начатое, уже не совсем уверенной рысью последовав за Амешем, нетерпеливо хлестнувшим своего скакуна плетью по крупу.
Вернулись они ближе под вечер хоть и со скудной добычей, но зато со свежим трупом ханского нукера, случайно в пылу преследования подстреленного кем-то из охотников. Стрела наискось пробила горло несчастного насквозь, по случайности угодив на вылете точно в сонную артерию и не оставив ему ни единого шанса выжить. Амеш мысленно даже пожалел своего нукера, который отличался исключительной преданностью. Понятное дело, что к шатру повелитель темучей прискакал мрачнее туч, вновь собиравшихся над головой. Спустившись с коня на землю, он бросил поводья шустро подбежавшему слуге и жестко распорядился стражникам, застывшим с обнаженными саблями по краям от полога шатра:
— Никого не впускать!
Недовольно сопя, хан, не разувшись, протопал в грязных сапогах прямиком по дорогим коврам, устилавшим пол, мимо очага и, тяжело вздохнув, опустился на сундук возле перегородки, за которой в закутке хранились его личные боевые доспехи и оружие, вперемежку с символами власти и дорогими безделицами из столиц разграбленных государств. Вовремя подоспевший слуга стащил с хозяина обувку и исчез с ней по другую сторону полога, повинуясь приказу:
— Принеси мне вина и еды.
Вернулся он споро, словно поднос уже дожидался его возле входа, и оставалось только выменять его на грязные сапоги. Хотя вернее всего, так и было на самом деле. Амеш никогда не вдавался в детали своего быта, начиная с тех самых пор, как смог объединить под своей властно-деспотичной рукой многотысячные, но первоначально, до его появления в тех краях разрозненные, раздробленные на родовые племена и кланы орды полудиких степняков. В одном из таких кланов и приютили в свое время едва живого беглеца-каторжника, чудом сумевшего не только взобраться вверх, но и спуститься живым по обратную сторону Небесных гор, оказавшись в степной вольнице темучей. Степняки хоть и слыли среди других народов варварами, дикими и жестокими, но пришедших к ним с миром, страшно голодных, до костей продрогших, полуживых от жажды и смертельно уставших гостей не убивали без веской на то причины. Напротив, найденного без сознания в предгорье путника выходили, поставили на ноги… а там он сам решил остаться среди них на равных. Правда, научиться ему за первый же год жизни среди темучей пришлось многому. Другой и за несколько лет не осилил бы всех премудростей полукочевого существования, но Амеш дружил с головой, схватывая всё на лету. К тому же у него хороший стимул имелся, и даже не один…
Слуга оставил поднос возле лежанки вблизи очага и был немедленно прогнан из шатра небрежным движением руки могущественного хана, а сам Амеш вскоре удобно устроился на своем излюбленном месте отдыха. Он собственноручно щедро наплескал себе в золотой кубок красного вина из золотого же кувшина и перед тем, как отпить, провел над чашей ладонью, а потом еще и внимательно принюхался. Нет, всё нормально, напиток не отравлен. Амеш привык доверять своему внутреннему чутью, а оно сейчас ему подсказывало, что можно смело пить.
«Внутреннее чутье» лишь весело усмехнулось размышлениям хана, бегло вспомнив ту череду опасностей, от которых уберегло своего носителя. Для Зла, почти сроднившегося с этим телом, было не так уж и сложно разгадывать людские козни, направленные против предводителя темучей, значит и против их симбиоза. За свою многовековую историю Лихо научилось безошибочно предугадывать мысли, поступки и даже скрытые желания большинства из двуногих. А зная, что тебя ожидает, предотвратить неприятности — как пальцами щелкнуть.
Амеш залпом осушил кубок, лениво обгрыз мякоть с дольки дыни, сочащейся сладким соком, и тут же вдогонку закинулся второй порцией выпивки. Вино северных землепашцев, присланное наряду с другой, более звонкой и блестящей данью, было терпким, но приятным, оставляя после выпитого на языке привкус земляники. И в голову ударяло будь здоров, правда, не сразу, а спустя некоторое время, за которое не знающий его свойств выпивоха, пожелав захмелеть, мог в нетерпении нахлестаться до одури. А потом вдруг раз — и мертвецки пьяный уже валяется ничком, хотя еще минуту назад возмущался, что вместо приличного вина ему подсунули чуть забродивший сок. Но хан степняков не первый год его пьет, знает, что почём!
И Зло, обитавшее внутри хана, тоже изучило своего носителя «от и до», от корней волос и до кончиков ногтей на ногах, как в физическом плане, так и во всех остальных. Сейчас хмель ударит ему в голову, и Амеш будет по привычке зачарованно таращиться на огонь в очаге, с максимальным комфортом устроившись на лежанке на боку. Мысли его примутся бродить по закоулкам воспоминаний, а чувства даже немного окрасятся сентиментальностью. А когда носитель совсем расслабится и расчувствуется, уже по чуть-чуть отхлебывая из кубка, Лихо сможет с ним пообщаться накоротке, открытым текстом дав великому хану инструкции на ближайший день и поделившись новыми стратегическими планами на будущее. Можно уже не таиться, прикидываясь интуицией и тихим внутренним голосом, всё равно Амеш утром вспомнит только то, как сам с собой в очередной раз по пьяне беседовал. И ведь опять дельные мысли высказывал! Какие? С похмелья недовольно наморщит лоб, но припомнит почти всю «беседу» до последнего слова. Уж «внутренний голос» позаботится, чтоб ничего не забылось, чтоб ни одна существенная деталь не ускользнула от его ныне трезвого сознания. И в который уже раз хан подивится собственной мудрости, а Зло удовлетворенно потрёт ладони.
Жаль только, стареет Амеш. Нет, с виду, для других он еще держится молодцом. Недаром многие из его приближенных думают, что еще не один удачный набег на Закат под его бесподобным стратегическим руководством совершат. И они не ошибаются! Но, если бы окружающие только знали, как хану с каждым месяцем всё тяжелее и тяжелее становится в седле держаться, как кости ломит по ночам после длинных конных переходов, как лень каждое утро вставать спозаранку и выглядеть при этом бодрым, деятельным и полным свежих сил. Силы с годами не свежеют, да и их запас — не бездонный колодец, откуда можно только черпать и черпать, а скорее уж бочка под стоком с крыши. Но рано или поздно весенний дождь жизни прольется, и после деятельного лета наступит сухая и зябкая осень, плавно скатывающаяся к стылой зиме. Зло, конечно, могло бы и в другого носителя переселиться, выбрав себе «лошадку» помоложе, но тогда пришлось бы отвлекаться на многоходовую комбинацию, которая приведет очередного избранника скорыми темпами на место, занимаемое ныне Амешем. А сейчас не время отвлекаться на такие игры. И титанических усилий к сказочной карьере беглого каторжника приложено столько, что до сих пор Злу не понятно, как у них всё получилось в лучшем виде.
Да и сказать по правде, Лихо за эти десятилетия привязалось именно к этому человеку, чего никогда раньше с ним не случалось. Амеш Злу нравился, они жили, если так позволительно выразиться, душа в душу, понимали друг друга с первого легкого намека, и что ни маловажно — осознанно шли к одной общей цели. И тому, и другому хотелось покорить весь мир, правда, по разным причинам, но это уже не так существенно. А к личности нового носителя, ко всем прочим сложностям его продвижения наверх, придется притираться. Нет, не станет Зло менять «лошадей» посреди водоворота бурной переправы. Пусть всё идет своим чередом.