Страница 41 из 58
— Царь Петр хотел бы де вступить в переговоры о мире.
Карл усмехнулся:
— Пусть сперва вернет все, что им завоевано, и разрушит город воздвигнутый на месте Ниеншанца. Да вознаградит нас за военные издержки.
Француз голос понизил:
— Петр готов все вернуть, за исключением Петербурга.
Король вздернул подбородок, руку положил на эфес:
— Если он ему так дорог, то пусть продолжает войну. А я скорее пожертвую последним своим жителем, чем оставлю Петербург.
Француз хоть слово промолвил, а герцог Мальборо и забыл вовсе:
— Что касается меня, то я почел бы себя счастливым, если б под командованием такого полководца, как ваше величество, я мог бы усвоить то, чего не знаю в военном искусстве. — А о деле (в княжество ценой!) ни полслова.
Хотя и шведские генералы признали:
— Московиты выучили свой урок намного лучше и они равны саксонцам, а может даже и превосходят их в дисциплине и доблести, хотя правда и в том, что их кавалерия не справиться с нашей, однако их пехота защищается упорно, так что их трудно разъединить или расстроить их порядок, если не атаковать с мечом в руке.
На что Карл заметил шутливо:
— Это ж лучше. Чем биться с толпами варваров, достойнее разгромить искусного противника. Я повенчан со своей армией в радостные и печальные дни. В жизни и смерти. Цель нашей войны — поражение Петра. Средство — наступление. Готовьтесь к походу, господа генералы. Мы сковырнем царя Петра с его трона и посадим своего короля, к примеру Якова Собесского. К походу, господа!
Генералы, расходясь, говорили вполголоса:
— Король не хочет слушать никаких советов.
— Он ни о чем не думает, лишь о войне!
Только чутье природное спасло Фредберга. Излечившись в гошпитале от раны, нанесенной Сафоновым, капитан в полк вернулся. Видел, как косились на него Суздальцев и этот еще, раб Сафоновский — Хлопов. Да и шотландец, маеор бывший, а ныне подполковник, МакКорин тоже разговаривал хмуро и сквозь зубы.
— До первого боя, — подумал Фредберг, — а там посмотрим. — Гренадерскую роту у него забрали, командовал своей старой, четвертой фузилерной ротой. В ней раскольники еще были. — Вот и подговорим, чтоб пулю пустили сзади. Наш-то эскадрон всегда во второй линии стоит, а Суздальцева в первой. Мало ли чего в спину прилететь может. Никто и не заметит, откуда пуля. А дружка-то твоего Сафонова все едино расстреляют. — злорадствовал.
Только не сбылись мечты. Уже снежок выпал, как прискакали конные в Витебск, где на постое полк находился. Хорошо, Фредберг на улицу вышел, воздухом свежим подышать. Коня взял, денщику кинул небрежно:
— В роту съезжу, проведаю.
Пошел, не торопясь, коня сам под уздцы вел. Снег скрипит под сапогами. Звезды на небе. Рождество скоро. Дом, где Дуглас МакКорин размещался, только обойти хотел, а смотрит — конные скачут. Остановился. Решил из-за угла посмотреть кто такие.
А те с седел спрыгнули и на вопрос караульных:
— Хто будете? — вдруг отвечают:
— Приказ Преображенский. По делу государеву об измене капитана Фредберга, полка вашего. — оттолкнули и в дом. Только сапоги застучали.
Ждать больше нечего было. Фредберг задворками, задворками, и к лесу. От роты своей в другую сторону.
— Сейчас туда поедут! — понял, — Ну пусть ищут ветра в поле. — И на коня. Так и добрался до Риги.
Там его Левенгаупт принял. Обождать сказал.
— Надобно с канцелярией королевской связаться. Мне не ведомо, что вы за птица, капитан Фредберг. А ставка в Саксонии. — пояснил. Месяца через четыре снова вызвал:
— Ваша деятельность высоко оценена королем. Отправляйтесь к нему. — поехал Фредберг в Саксонию. Так год и прошел.
— Вы отлично справились с заданием, дорогой Иоганн. Итог его восстание в Астрахани. Бунт на Дону. Потери русских со всех сторон. Вот, что может сделать один храбрый рыцарь и наш адепт. — Фредберг снова стоял на коленях в темной комнате одного дома, куда его пригласили вечером, сразу по приезду в Альтранштедт. Снова перед ним был скрытый маской собеседник.
— Значит Мастер здесь? В ставке? А про Астрахань и не чаял, что выйдет что-то. — подумал про себя.
— Их царь Петер играет нам на руку — продолжалась речь.
— Армия предана ему. — позволил себе замечание Фредберг.
— К сожалению. — капюшон закачался. — Русских отличает фанатизм во всем. В своих устоях, какими бы варварскими они не были. Их бросает из одной крайности в другую. Одни отчаянно держаться за свои бороды и веру, которую они называют старой, другие с таким же упорством содействуют Петеру в его попытках все сломать и переиначить. Но мы обязаны нести свет этим несчастным людям. Впереди у нашей армии просторы Московии. И мы пойдем с вами, Иоганн, в авангарде. Какой чин вы имели у русских?
— Капитана.
— Я передаю вам королевский патент на полк и чин полковника. Теперь вы в наших рядах. Нам предстоят тяжелые бои, где вы, я не сомневаюсь, докажете еще неоднократно свою преданность нашему делу!
Вот так, Ион Стольхаммар и не получил желаемое место. Отныне и до конца у него был новый командир.
В сентябре 1707 года Карл XII двинулся на восток. Из Саксонии шла 34-тысячная армия с королем во главе, в Лифляндии стоял 16-тысячный корпус Левенгаупта, в Южной Финляндии 15 тысяч генерала Либекера.
— И зачем я приехал? — думал Андрей, стоя на пепелище, что осталось от дома Никоновых. — где мне искать Наташу-то?
Матушка успокаивала.
— Господь тогда сохранил, и ныне сбережет, Андрюшенька. Отца ее взяли, а семью не тронули. А потом сказывали, что появился он тайком, забрал их и ушли куда-то. Может, и выпустили Ефима. А может и… — не договорила мать.
— Если сбег, — за нее высказался Андрей, — знамо в сыске числиться. А это знаешь что, а матушка? До скончания веку искать будут. А поймают — смерти предадут лютой! Господи, что же делать-то? — застонал, за голову руками схватился.
— В чем вина-то его? Ефима-то? Ну старой веры они, дак что с того? Не воры какие-нибудь. — мать испугалась.
— Да не знаем мы, матушка! Тут и вором не будешь, да в застенок попасть можно, себя вспомнил. Матери, вестимо, ничего не говорил о злоключении своем.
— Может, в Севске справиться? В канцелярии воеводской? — спросила матушка наивно.
— Что ты, что ты! — махнул рукой Андрей, — упаси Бог! Лишь на себя беду накликаешь. Если сбег Никонов, то и тебя сразу схватят.
— Так приезжали уж! Подьячий, тот самый, что увел его с собою.
— Ну вот видишь! И что?
— А ничего! Люди сказали что есть: Видеть их, не видели, слышать, не слышали. Как вы, дескать, отца забрали, то и семья куда-то подевалась. Уехал подьячий несолоно хлебавши!
— Значит, в сыске они! Эх, горе-то какое! — совсем закручинился Андрей. Пожил совсем немного у матери. И в полк засобирался. Тяжко здесь ему было. Каждый день пепелище видеть. Вздохнул:
— На все воля Божья! Сохрани и спаси ее, Господи! — и назад на войну поехал.
Глава 18 Сыск
Неспокойно на границах. Где-то война полыхает неподалеку, а здесь людишки воровские шастают. Война она любая людей зверьми делает. Оружия много разного. Войска сразились, хорошо если сил хватит прибрать за собой, убитых-раненых похоронить, да трофеи собрать. А бывает, что оба супротивника обессиленные расходятся. Крестьяне, да обыватели разные сперва разбегаются, а после баталии из нор вылезают, ну и на поле вестимо. Вдруг поживиться чем можно. В хозяйстве все сгодиться. А не сгодиться — продать тогда. На всякий товар покупатель найдется. С оружием хуже. Оно, по сути своей для убийства создано. К нему и тянуть начинает, если в Бога не веруешь, в заповеди его. Один ружье взял — убил кого-то, другой, глядишь и шайка получилась.
Ехал давеча помещик подгулявший с Карачева к себе именьице. Возница тож приложился втихаря. Для смелости. А иначе-то как? По временам-то нонешним? Топор оно конечно при себе имеется. Только и с топором боязно. Ехали они себе ехали, да задремал возница на облучке. Лошади смирные, дорогу домой сами знают. Спят себе путники запоздалые. Один спереди, другой сзади, похрапывают. Выскользнули из густоты лесной мужики бородатые. Лошади всхрапнули было, да поздно. Грянул выстрел, полетел кубарем возница в пыль дорожную. Замертво. А барин только глаза на шум продрал, его кистенем уважили. До беспамятства. Очнулся в лесу, весь голый уже сидит, руки-ноги связаны. В трех шагах ватага варначья у костра. Барахлишко его рассматривают.