Слуги Государевы

Карл XII заявил барону Д’Эмгофу и советнику Фингстену, представлявших несчастного Августа:

— Я готов заключить мир на следующих условиях, причем нечего ожидать, чтобы я согласился на какие-то изменения. Условия вам продиктует Пипер. — Аудиенция была окончена.

Пипер зачитал:

— Во-первых: Король Август навсегда отказывается от польской короны. Он признает Станислава Лещинского законным королем и обещает никогда не думать о возвращении на престол, даже после смерти Станислава.

— Во-вторых: Он отказывается от всех других договоров, и главное, от договоров, заключенных с Московией.

— В-третьих: Он отправляет с почестями в мой лагерь князей Собесских и всех, взятых им в плен.

— В-четвертых: Он передает мне всех дезертиров, перешедших к нему на службу, и особенно Иоганна Паткуля.

От себя королевский советник добавил:

— Такова воля государя, моего короля. Он никогда не меняет своих решений!

В небольшом городке Альтранштадте, неподалеку от Лейпцига, 20 октября был подписан предварительный мирный договор.

И тут Август попал в щекотливую ситуацию. Сам-то он обретался ныне под Люблиным с 15 тысячами войска. Перед ним стоял шведский корпус генерала Мардефельда. В бой вступать Август не хотел, ждал, какие новости привезут от Карла XII. А тут Меньшиков подходит с полками драгунскими. Союзное войско возросло до 32 тысяч. После еще 5 тысяч казаков подошло. Меньшиков, не долго думая, атаковал. Польская конница Потоцкого, что на стороне шведов была, ретировалась. Меньшиков настаивает на атаке против шведов. А тут Августу, его советник Фингстен из Альтранштадта договор привозит на подпись. Что делать королю? С одной стороны нельзя изменником предстать перед русскими, с другой, как не прогневать Карла XII.

А особо стыдно было перед Александром Данилычем. Только-только занял у него десять тыщ ефимков.

— Зело о деньгах скучает, король, и просил у меня со слезами. Говорит — есть нечего. Видя его скудность и дал ему своих. — писал Меньшиков Петру.

Август дважды посылал тайно к Мардефельду известия о заключенном мире. А тот не верил! Еще бы, конница русская трепала их со всех сторон.

Бедный Август согласился атаковать шведов, надеясь, что, наконец, шведы будут извещены о мире, и благоразумно отступят. Не тут-то было!

Под Калишем корпус Мадефельда постигло жестокое поражение. Сам генерал, а с ним 2263 шведа попали в плен. Еще пять тысяч погибло. Что оставалось делать Августу? Поехал к Карлу. Виниться. Взял все королевские регалии Польши, драгоценности, архив, собственноручно написал поздравления Станиславу Лещинскому и поехал.

По этому случаю в Лейпциге состоялся бал. Август прибыл со всей своей свитой. Карл был чрезвычайно любезен со всеми. Даже не укорял за разгром под Калишем. Очевидцы вспоминали этот бал: «Смешно было видеть короля стоявшего в зале немного ссутулившись, и очень похожего на парня из захолустной деревни, которому только что выдали синий сюртук, пару великоватых перчаток и сапоги. Потом он пошел большими шагами, подхватил даму и закружил изо всех сил в танце, не соблюдая ни такта, ни мелодии».

Аврора Кенингсмарк, а это была, конечно, она, упивалась танцем с королем, несмотря на то, что ее прическа мгновенно растрепалась и волосы разлетались в разные стороны.

— Он меня помнит! — это было главное.

— Ах, ваше величество, — проговорила Аврора задыхаясь после бурного танца, — наше последнее свидание оставило неизгладимое впечатление в моем сердце. Могу ли я надеяться…

— На что? — резко перебил ее Карл.

— Еще на одно — закончила графиня.

— Можно! И прямо сейчас. Идите за мной. — король неожиданно повернулся и пошел к выходу. Авроре ничего не оставалось, как последовать за ним на глазах у изумленных гостей.

На этот раз, она не стала дожидаться команды раздеться, а быстро расстегнула крючки корсажа и платье шурша скользнуло к ее ногам. Теперь она предстала перед королем во всей своей ослепительной обнаженной красоте. Карл осмотрел ее с ног до головы и одобрительно хмыкнул. Но раздеваться король не собирался. Даже перчаток не скинул. Дальше все было, как в тот раз, с одной лишь разницей, что графиня была без одежды. Когда все кончилось, Аврора попыталась завести с ним разговор о своей судьбе. Но Карла это не интересовало:

— Мадам, у вас есть свой король, ему надлежит заботиться о своих подданных. — И по привычке причесал пальцами свои короткие светло-русые волосы.

Это было их последнее свидание.

Напоследок надо сказать, что, оставляя Европу для похода на Восток, Карл не забыл утрясти еще одно дельце. Заскочив, как мы помним мимоходом в Силезию, в гости к австрийцам, он убедился в том, что его единоверцы-протестанты не имеет истинной свободы вероисповедания. Он тут же потребовал от Вены документального подтверждения этих обещаний, которые были гарантированы Вестфальским миром, завершавшим давнюю Тридцатилетнюю войну. Военная мощь шведской армии в условиях продолжавшейся войны за испанское наследство вынудили Вену тут же согласиться с требованиями Карла XII.

Ну и последнее! Иоганн Паткуль был выдан Карлу. В октябре 1707 года его колесовали. Это вызвало гнев Петра. Еще бы! Паткуль уже несколько лет находился на русской службе, и кто, кроме собственного монарха смел казнить или миловать оного.

Глава 17 Калиш

Древний город Калиш. Говорят, его еще римляне основали. Как форпост пограничный в славянских землях. Перешли союзники реку Просно чуть выше города, влево взяли малость и прижали шведов к реке. Казаки с калмыками на том берегу остались, единственный путь к отступлению преграждая.

«По отправлении воинской думы» было решено атаковать шведов. На правом фланге встала вся русская конница Меньшикова, на левом польская Августа. По центру поляки Ржевусского и Синявского. В тылу у противника казаки и калмыки. Против них стояли шведы — по центру, 3 тысячи кавалерии и 4 тысячи пехоты, по флангам 20 тысяч поляков Потоцкого и Сапеги.

18-го октября русская конница двинулась вперед. Суздальцев с ротой Сафонова, благо в отпуск Андрей уехал, в первой линии пошел. Впереди Дуглас МакКорин за командира, князь-то Григорий Иванович Волконский только появился. Все на воеводстве сидел в Козлове. Другие полки собирал, состав ремонтный к ним. Недосуг было. Ну а как приехал, то не вести ж в бой сразу.

В два часа началась пушечная стрельба. Постреляли немного. Толку от этого было мало. Потом конница пошла друг на друга. Сшиблись драгуны русские с поляками. В схватке сабельной горячей Суздальцев рубил налево и направо по кунтушам богатым, сам уворачивался, отбивал клинки чужие. Над полем лишь храп конский, и взвизгивание стали схлестнувшейся. Шпагой ударил, саблю сбоку отбил, к гриве нырнул, в бок уколол, успел прикрылся от чужого удара, рубанул сам с плеча. И летела шляхта под копыта своих и чужих лошадей. Дрогнули поляки. Поворачивать стали. Тогда погнали панов. Суздальцев еле расслышал МакКорина голос:

— Держись драгуны! Сщас вдарят.

Глянул:

— Господи, что за облако пыли несется? — Только от поляков отделались, а это шведские эскадроны генерала Крассау на полном скаку атакуют. Идет плотным строем лучшая кавалерия Европы. Колено за коленом, мертвой хваткой, будто спаяны, летят эскадроны. Лошади стелятся в галопе, шпаги блестят. Удар сильнейший. Опрокинули драгун. Но увлекшись, шведы сами попали под обхват русских полков второй линии. И вырубили их всех. Лишь малая часть ушла.

Но пехота шведская стоит нерушимо. Подлетели к ней, тут и залп ружейный грянул. Посыпались драгуны из седел, будто желуди с дуба. Вылетел Суздальцев кувырком. Коня наповал. Сам в ногу ранен. Пока в чувство пришел, оглянулся, а свои отступили. Так и остался на поле лежать. Подполз к коню мертвому, боль превзмогая, спрятался. Кровища из ноги хлещет. Камзол расстегнул, рубаху на полосы рвать стал — перевязаться. Лекарь-то не скоро будет. Понял, что драгуны спешиваться будут, как пехота пойдут. Отлежаться надо, потом подберут. Шпагу поискал свою — нету. Знать выронил, когда с коня летел. Потянулся, из ольстры пистолет вытащил. Хоть что-то в руках.