Больше чем страсть

– Тогда дайте его мне. – Абигайль протянула руки, чтобы взять щенка.

На этот раз во взгляде незнакомца не было ничего беглого – он прошелся по ее волосам, украшенным веточками жасмина, по лицу, затем медленно скользнул по ее фигуре, вплоть до мысков зеленых атласных туфелек. Абигайль замерла под этим пристальным взглядом.

– Он испортит ваше платье, – сказал он. – Не для того я нес его всю дорогу, чтобы в конечном итоге он испачкал вас. Вы слишком прелестны, чтобы это позволить.

Абигайль избавило от ответа появление брата, который показался из-за дома. Увидев их, он остановился на полушаге, затем решительно направился к ним.

– Абигайль! Вот ты где. Мама уже начала беспокоиться.

– Майло убежал в лес, и этот джентльмен был настолько любезен, что помог мне поймать его. – Она повернулась к незнакомцу. Наверняка он теперь представится.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – сказал Джеймс, поклонившись. – Джеймс Уэстон, к вашим услугам.

Взгляд незнакомца снова обратился к Абигайль, прежде чем он вернул Джеймсу поклон.

– Себастьян Вейн из Монтроуз-Хилла.

– Спасибо, что доставили мою сестру домой. – Джеймс бросил угрюмый взгляд на щенка. – Жаль, что не могу сказать то же самое об этом паршивце.

– Он не паршивец, – запротестовала Абигайль, хотя ее тоже порой посещали недобрые мысли относительно Майло. – Мама обожает его, как тебе прекрасно известно.

– При чем здесь это? Он прирожденный крысолов, и не будь он «очаровательным комочком меха», то находился бы на конюшне, занимаясь именно этим, – парировал Джеймс, процитировав описание, которое дала собаке Пенелопа.

– Песик, наверное, предпочел бы именно такой образ жизни. – Мистер Вейн протянул извивающегося щенка Джеймсу. – Всего хорошего, сэр.

– Разве вы не зайдете? Моя мать захочет выразить вам свою признательность. – Джеймс неохотно взял собаку, стараясь держать ее подальше от своего сюртука. Майло радостно вилял хвостом, высунув розовый язычок.

– Ваша сестра уже любезно пригласила меня, но я вынужден отказаться. – Вейн коснулся края своей широкополой шляпы. – Всего хорошего, мисс Уэстон. Мистер Уэстон. – На этот раз он едва взглянул на Абигайль и, повернувшись на каблуках, двинулся прочь, прихрамывая. Огромная черная собака потрусила следом.

– Поздравляю, – сказал Джеймс, когда новый знакомый удалился на приличное расстояние. – Первое завоевание налицо!

Абигайль скорчила гримаску:

– Ты имеешь в виду Майло? Уверяю тебя, наш сосед едва смотрел на меня. Даже не назвал свое имя.

Брат усмехнулся:

– Я пошутил, Эбби. Себастьян Вейн! Насколько я слышал, он отшельник. Мама удивилась, когда он отклонил приглашение на бал, но папа заверил ее, что Вейн нигде не бывает.

– Почему? – Абигайль обернулась, глядя вслед мистеру Вейну. Она могла поверить, что он избегает общества. Казалось, Вейн не привык к разговорам, но в его глазах, когда он взглянул на нее в последний раз, мелькнуло что-то похожее на тоску. Словно он хотел принять приглашение, но не мог. И еще назвал ее «прелестной».

Джеймс пожал плечами:

– Думаю, у Вейна наступили тяжелые времена. Да и хромота, наверное, не помогает делу. Если мужчина не может танцевать и не в состоянии прилично выглядеть…

– Из-за этого необязательно становиться отшельником, – заметила Абигайль, продолжая смотреть в сторону леса, хотя мистер Вейн давно исчез из виду.

– У мужчин есть гордость, Эбби, – возразил брат. – Пойдем, пока мама не рассердилась, что ты торчишь здесь, пока она встречает весь Ричмонд. Поторопись, сестричка!

– Хорошо, но взамен ты позаботишься о Майло. – Абигайль ехидно улыбнулась в ответ на кислую гримасу Джеймса. – Не забудь вычистить всю грязь из его ушей.

Оставив Джеймса хмуро взирать на щенка, она вошла в дом и прошмыгнула по задней лестнице в свою комнату. Быстрый взгляд в зеркало показал, что несколько шпилек выбились из прически, но платье не пострадало. Быстро отряхнув юбку, Абигайль села за туалетный столик, чтобы привести волосы в порядок.

Отшельник! Почему? Может, у него не лучшие времена, но есть красивый дом. Абигайль не раз любовалась изящным кирпичным строением, располагавшимся на вершине холма, высившегося за Харт-Хаусом. Кроме того, мистер Вейн достаточно красив, чтобы большинство девушек не сочли его хромоту серьезным препятствием, если бы вообще обратили на нее внимание. Когда он пользовался тростью, этот недостаток казался почти незаметным. Более того, у Абигайль не возникло впечатления, что Вейн склонен к затворничеству. Будь так, он остался бы в стороне, когда она гонялась за Майло, ведь она даже не видела его, пока он не заговорил с ней, обнаружив свое присутствие. И не стал бы провожать ее до дома, а потом окидывать таким долгим оценивающим взглядом, словно упивался каждой черточкой ее внешности…

Что ж. Если балы для чего и годятся, то для сплетен. Наверняка такой загадочный мужчина, как Себастьян Вейн, породил немало разговоров. Абигайль закрепила последнюю веточку жасмина, выбившуюся из прически, и направилась вниз, решительно настроенная выяснить это.

Глава 3

Себастьян понял, что попал в беду, в ту самую минуту, когда девушка показалась из-за деревьев.

И не только потому, что она нарушила его одинокую прогулку по лесу, где он в очередной раз пытался заставить изувеченное колено выносить большую нагрузку. Доктора предупредили его, что эта нога всегда будет слабее здоровой, но Себастьян отказывался мириться с этим даже по прошествии семи лет. Каждый вечер он предпринимал долгие прогулки по своим владениям, скрипя зубами от боли. Вейн заставлял себя идти пусть медленно, но ровно, пытаясь усилием воли исправить ущерб, причиненный французской пулей.

И не потому, что он сразу понял – придется помочь незнакомке. Она была одета для бального зала, а не лесной чащи, заросшей папоротником и колючим кустарником. В лучах заходящего солнца ее бледно-зеленое шелковое платье поблескивало и переливалось, а ленты, украшавшие вырез, трепетали, когда она торопливо шагала между деревьями, спотыкаясь о неровности почвы. Яркая и изящная, она напоминала фею, порхающую в темном лесу, и Себастьян на мгновение замер, завороженный этим прелестным видением.

Но окончательно он понял, что пропал, когда девушка подняла голову и он увидел ее лицо. У нее были розовые, как персик, щеки в обрамлении рыжих локонов, украшавших ее голову, и нежная кожа, отсвечивавшая перламутром. При виде незнакомца розовые губы удивленно приоткрылись, но глаза девушки окончательно добили Себастьяна: прекрасные, серые, с густыми ресницами, широко распахнутые от изумления, без тени тревоги, опаски или осуждения. Вейн приглушенно выругался. Такие глаза способны обратить мужчину в рабство! Его отец сказал однажды нечто подобное, но к тому времени он уже сошел с ума, и Себастьян решил, что это всего лишь бред безумца.

Как теперь выяснилось, нет.

Вейн старался говорить как можно меньше, когда вытаскивал щенка из ежевичного куста, где тот застрял из-за своей густой шерсти. А потом приложил немало усилий, чтобы не смотреть на свою спутницу, когда они возвращались в Харт-Хаус и она пыталась вовлечь его в разговор. Он давно усвоил, что разговоры обычно порождают новые сплетни, всегда нелестные, и сомневался, что мисс Уэстон способна держать язык за зубами.

Но когда он осознал, что она не имеет понятия, кто он такой, и не слышала его ужасную историю, на короткое, яркое мгновение он чуть не поддался искушению… К счастью, появился ее брат и спас его от самого себя, прежде чем он успел выставить себя дураком.

И все же на долгом пути домой Себастьян не мог думать ни о чем, кроме своей новой знакомой. Обычно ему нравилось в лесу: Это была полоска первозданной природы, разделявшая остатки его владений и земли, принадлежавшие Харт-Хаусу. Леди Бертон, прежняя владелица Харт-Хауса, была престарелой вдовой и редко покидала ухоженные лужайки, простиравшиеся до реки. Она фактически уступила Вейну лес и в тех редких случаях, когда они встречались, ограничивалась величественным кивком, не располагавшим к более близкому знакомству. Что ж, ему следует помнить, что теперь Харт-Хаус принадлежит другим людям, и держаться отсюда подальше. Скорее всего, появление мисс Уэстон в лесу было всего лишь вызвано сбежавшим терьером, но нельзя допустить, чтобы эта встреча повторилась.