Страница 10 из 11
Отобедали 20-килограммовой рыбой капитаном и жаренными бананами, на десерт – ежик из манго. Вечерняя прогулка на пироге запомнилась погоней за пластиковым шлёпанцем Алана. Сынуля Лорана развлекался охотой на стрекоз с лодки и брошенный в очередной раз башмак угодил за борт. Гнались за туфлей всем миром, но бурная река поглотила резиновый сланец, и оставшееся время в Аюру Алан проковылял в шикарной паре: сланец на левой ноге, мужской двойной носок – на правый.
«Лектичество в 10 выключу», – предупредил радушный хозяин, и мы послушной цепочкой сразу после ужина потянулись по комнатам. Перед нашей дверью крепко пахнуло хорошим французским сыром Эпуасс. Русскому человеку такой дух противопоказан. Я гневно взмахивала сероватыми простынями, заглядывала под кровать. Но источник проявил себя к ночи: в расщелине между номерами жило бойкое семейство летучих мышей. С наступлением темноты соседи оживились и с бодрым писком отправились на охоту, а малыши гневно требовали добавки. Рассерженный муж выглянул наружу и через мгновение заметался по комнате: перепуганная мышь запуталась в его смоляных кудрях и выпутывали ее уже все вместе: я, муж и хозяин, прибежавший на мой дикий вопль.
Глава 10. Побрякушки/Мятный чай
Вот уже несколько дней прилежно посещаю занятия в ювелирной лавочке. Устроившись на корточках под железным навесом, самозабвенно колочу по серебряному брусочку, «выгоняя» то заготовку под кольцо, то тонкий прутик для обруча, то загадочной формы нечто. Омар – мой учитель-туарег тянет из прозрачного стаканчика густой чай, время от времени презрительно крякнув, одним ловким ударом молоточка исправляет результаты моих мучений.
От духоты у меня время от времени кружится голова, с непривычки ломит спину, но я упорно вывожу на пластинке из никеля очередное творение. В мастерской ювелира-туарега вряд ли что-то изменилось со времен праотцов. В плетеной из алюминиевой проволоки корзинке теплятся угли для чая. Цокает молоток о вбитую прямо в землю наковальню. На коврике разложен нехитрый инвентарь: набор напильников, выточенное из отвертки острое шило для гравировки, молоток, щипцы, меха, для поддержания огня, пчелиный воск в брусочках для создания форм, обычные ножницы портного для резки по серебряному листу, паяльник и газовая горелка.
Полировальный станок – один на все лавки. А ведь здесь на Шато-I (в данном случае имеется ввиду совсем не замок, а район вокруг первой водокачки) создаются серебряные шедевры. Именно здесь в лавке Омара-старшего несколько лет назад изготовлялись застёжки для сумок и портмоне для новой коллекции Гермес.
В глубине мерцает витрина с бесчисленными крестами туарегов. По преданию их 21 – по количеству населённых пунктов страны кочевников, но за несколько лет до нашего приезда появился 22-ой – в честь предводителя восстания туарегов в девяностых годах Мано Дайека. Таким образом, можно узнать из какого региона, племени кочевник, лишь взглянув на его крест.
Существует несколько легенд происхождения крестов. Возможно, они – отголосок эпохи фараонов и были заимствованы у египтян. Некоторые гиды утверждают, что кресты появились в обиходе туарегов еще до вступления в ислам и являются колоритной копией христианских крестов. Мне же больше нравится легенда, согласно которой отец-кочевник передает крест сыну со словами: «Взгляни, сын, я дарю тебе север, восток, юг и запад, ведь пути судьбы неисповедимы, и нам не суждено знать, где мы расстанемся с жизнью».
Кресты, как и другие объемлемые украшения выполняются в технике «потерянного воска» (дословный перевод с французского). Вначале мастер-ювелир лепит из пчелиного воска модель украшения. Затем восковая модель покрывается глиной. Полученную форму подогревают на раздуваемом мехами огне. Воск плавится и вытекает, на его место заливается расплавленное серебро. Затем форму опускают в холодную воду, и, дав остыть, разбивают. Полученный таким образом серебряный слиток «доводят» до совершенства с помощью напильников. Затем шилом наносятся различные рисунки и гравировки.
Помимо традиционных крестов и подвесок, колец, серёжек и браслетов с полудрагоценными и поделочными камнями из Саудовской Аравии (чаще всего их привозят паломники, возвращающиеся из Мекки) в лавке у Омара можно приобрести металлические кошельки-береги с отрывками из Корана, начертанными на клочках школьной тетрадки неловкой рукой.
Цена на серебро растет, и все чаще туристам предлагают серебро туарегов. Некий сплав, содержащий все меньше и меньше самого серебра. Обижаться на ювелиров не стоит, вас не обманули, просто вы же не поинтересовались, как получают данный металл.
В полдень звучит призыв на намаз, и я остаюсь в палатке за хозяйку. Все уходят молиться. На улице воздух разогревается до традиционных 40 градусов, а я с наслаждением попиваю крепкий горячий чай, с таким содержанием сахара, что кажется ложка стоит.
Рецепт зеленого чая с мятой от Агали
500 мл воды,
100 гр зеленого листового чая,
пучок мяты,
15 кусков сахара.
Все ингредиенты засыпаются в металлический чайник и доводятся до кипения на медленном огне. Разливая такой чай по стаканам-мензуркам, необходимо максимально высоко поднимать чайник для образования обильной пены «Ведь чай без пены, как туарег без тюрбана».
По окончанию сезона дождей в пустыне проходят праздники и фестивали. На одном из таких мероприятий видела конкурс разливания чая с верблюда. И правило тоже: чем выше чайник, чем куще пена – тем лучше. И главное – ни капельки не разлить.
По преданию такой чай можно заваривать до трех раз, и первый чай будет:
горьким, как жизнь,
второй – крепким, как любовь,
третий – сладким, как смерть.
Есть правда и более оптимистическая трактовка:
Первый – горький, как смерть
Второй – нежен, как жизнь,
Третий – сладок, как любовь.
Но после 4 лет проведённых среди людей этого затерянного на африканском континенте государства, первая трактовка кажется правдивее и реалистичнее.
Жизнь туарегов, людей в голубом, рыцарей пустыни мифом кажется только издалека. Порой, ювелир не продавший ни одного украшения, остается на мели и несколько дней довольствуется одним чаем. Один мой знакомый, молодой ювелир, автор, именно автор, а не исполнитель-повторитель чудесного набора из эбонитового дерева и серебра, на который с завистью смотрят все мои подружки, просто украл на очередной вечеринке переносной компьютер и продал его за 20 (!) долларов, чтобы поехать домой и повидаться с мамой. Это тоже реалии современного нигерского общества.
Разгневанный отец отправил Агали на далёкое пастбище в пустыне в компании десятка верблюдов… А в осиротевшей лавочке копируют работы Агали послушные кузены.
Очень часто туристы устало вздыхают: здесь везде одно и то же. У них совсем нет фантазии. Дело совсем не в фантазии, а в том, что живущие за гранью бедности серебряного дела мастера делают то, что у них купят или вернее то, что у них уже покупали.
Серебряный кулон, который я домучила к концу недели, купили сразу: неотполированное серебро, топорная работа. Но таких больше нет. Но какой туарег сможет провести неделю работая над одним единственным предметом, который еще никто не создавал? А семью кто будет кормить?
Глава 11. Мали/Вдогонку за догонами
Вновь мы трясемся и подпрыгиваем на ухабах единственной региональной трассы Ниямей-Гао. Сегодня наш путь лежит в Мали, а точнее в страну Догонов. По пыльной красной дороге медленно ползут многотонные старинные американские желто-ржавые грузовики. Ловко подрезают нас на поворотах вавилонские башни на колесах (такси-легковушки навьюченные до отказа: пирамиды поклажи на крышах, сидящие, стоящие или висящие на подножках пассажиры, и порой для полноты картины на капоте вздрагивают два-три мешочка цемента).
Саванна… Когтистые акации, редкие зеленые островки перекати-поля, бурые горы-табуретки на горизонте. Тут и там мелькают стада коз и коров. Упираются в голубоватый небосвод шпили термитников. Величественное строение и впрямь напоминает готический замок в миниатюре, а высота такого поселения может достигать 3—4 метров. Тянутся вдоль дорог пешие караваны: женщины с желтыми канистрами наперевес или огромными вязанками хвороста на голове. Огонь и вода в доме – забота женская, и неважно, что до ближайшего колодца порой 5—6 километров пешком.