Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 59



«...Вот уже больше двух недель,— пишет он Дмитрию Николаевичу 30 сентября 1832 года,— как я поселился у Таши, мне здесь очень хорошо. Комната, правда, немножко маловата, но так как я и сам невелик, то мне достаточ­но».

Кстати, скажем здесь, что средний из братьев Гончаро­вых, Иван Николаевич, по-видимому, был человек с тяже­лым характером. Письма Натальи Ивановны и самого Ива­на Николаевича свидетельствуют о том, что он часто ссо­рился с родными; подтверждают это и письма Натальи Ни­колаевны. Но и к этому брату она относится хорошо. Стоит только ему передать ей несколько теплых слов, как она тот­час же забывает бывшее между ними недоразумение и с ра­достью откликается на малейший повод восстановить преж­ние родственные отношения. С любовью и вниманием На­талья Николаевна относится и к Дмитрию. Она старается устроить его женитьбу на графине Чернышевой, нежно утешает его, когда сватовство не состоялось. К сестрам Ната­лья Николаевна относилась с необыкновенной добротой и с любовью — об этом свидетельствует уже одно то, что она взяла их к себе в Петербург, надеясь устроить их судьбу..! Пушкины тепло приняли в свою семью этих девушек — об этом достаточно красноречиво говорят письма Екатерины и Александры Гончаровых.

В свете всех этих новых для нас черт характера Натальи Николаевны, которые не были известны до того, как были найдены приводимые здесь письма, встает главный и наиболее важный вопрос: о ее отношении к мужу.

Выше уже указывалось, как реагировала Наталья Нико­лаевна на несправедливый упрек брата в адрес Пушкина по поводу якобы недостаточной суммы денег, оставленных им жене перед отъездом на Урал в 1833 году. О ее душевной тонкости свидетельствует и письмо Александры Николаев­ны, в котором она передает просьбу Натальи Николаевны прислать ей 200 рублей на подарок ко дню рождения Пуш­кина. Ей хочется сделать этот подарок на свои деньги.

Но самым значительным и важным для нас является июльское письмо 1836 года. Оно дает нам возможность уз­нать о теплом, сердечном отношении Натальи Николаев­ны к Пушкину. Здесь каждое слово драгоценно. До сих пор в пушкиноведении преобладали тенденции считать жену поэта недалекой, легкомысленной женщиной, которая не понимала своего мужа, не хотела ничего знать о его душев­ном состоянии. Письмо свидетельствует: и видела, и знала, и понимала. Наталья Николаевна считает несправедливым, что вся тяжесть содержания ее семьи падает на одного Пушкина, а родные ей почти не помогают. И она права. Хо­лостой Иван Николаевич получал 7—10 и даже более тысяч в год только ради удовлетворения тщеславия Натальи Ива­новны и Дмитрия Николаевича, гордившихся тем, что член их семьи служит в императорской гвардии. Сестрам выплачивалось по 4500 рублей в год, а Наталье Николаевне из доходов семьи выделялось значительно меньше всех (1100—1500 рублей), не говоря уже о том, что она не полу­чила никакого приданого, и долг в 11 тысяч Пушкину так никогда и не был возвращен Гончаровыми. «Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескоры­стия», - пишет она. Видя его тяжелое моральное состоя­ние, Наталья Николаевна старается щадить мужа, не беспо­коить его своими домашними затруднениями. И не на туа­леты и выезды в свет были нужны ей эти деньги, а на со­держание детей — цель, которую она справедливо считает благородной.

Пушкин не знал об этом ее письме, но знал вообще о на­мерении жены обратиться к брату с просьбой об увеличе­нии ей содержания. Еще в мае она, по-видимому, советова­лась с ним по этому поводу. В письме от 18 мая 1836 года Пушкин пишет жене:

«...Новое твое распоряжение касательно твоих доходов касается тебя, делай как хочешь; хотя, кажется, лучше иметь дело с Дмитрием Николаевичем, чем с Натальей Иванов­ной. Это я говорю только в интересах мсье Дюрье и мадам Сихлер, а мне все равно». Щепетильный Пушкин не мог, конечно, допустить, чтобы жена просила у родных на содер­жание детей, и, вероятно, Наталья Николаевна, зная это, не мотивировала так в письме к нему свое намерение просить у брата и матери назначить ей содержание, равное тому, что получали сестры.

Но обеспечить будущность своих детей Пушкин очень хотел, об этом он не раз пишет жене. Об этом же говорит и новонайденное его письмо от 1833 года, в котором он про­сил Наталью Ивановну обеспечить внуков. «... Мое семейст­во умножается, растет, шумит около меня,— писал он Нащо­кину 10 января 1836 года.— Теперь, кажется, и на жизнь не­чего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились».

Особенно любил Пушкин старшего сына Сашу. Об этом свидетельствуют его письма к жене. С не меньшей заботой и любовью относилась всю жизнь к детям и Наталья Никола­евна. «Я никогда не могла понять,— писала она уже в 1849 го­ду,— как могут надоедать шум и шалости детей. Как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счаст­ливыми и довольными».



И, наконец, два последних письма, относящихся к 1836 году. Обращают на себя внимание те немногие строки, ко­торые адресует Наталья Николаевна брату по поводу его женитьбы. Она только что получила от него письмо и писа­ла под его впечатлением. А в этом письме он, очевидно, «советует» сестре, ввиду их тяжелого материального поло­жения, уехать на некоторое время в деревню. Вероятно, тон письма Дмитрия Николаевича был недостаточно дели­катным или самый факт вмешательства брата в дела Пушки­на Наталья Николаевна сочла бестактным, во всяком случае поздравление ее довольно сдержанно. Но Наталья Николаевна не умеет долго сердиться и в конце письма нежно целу­ет брата.

В этих письмах она просит в который уже раз о бумаге для мужа и настойчиво заверяет брата, что у него пока нет денег для оплаты. Просьбы ее о деньгах всегда удивительно деликатны, особенно, когда это касается ее лично, а ведь по существу она имела полное право наравне с другими члена­ми семьи на причитающуюся ей долю доходов с гончаровских предприятий.

Четырнадцать писем Натальи Николаевны Пушкиной написаны на протяжении четырех лет, и это обстоятельст­во является немаловажным. Мы читаем эти письма и как будто впервые знакомимся с женой поэта, о которой знали так мало! Ее доброта, душевность, глубокая материнская лю­бовь к детям, сердечное отношение к Пушкину, деликат­ность, деловитость и практичность во всех случаях, когда того требовала жизнь,— совершенно по-новому освещают облик Натальи Николаевны. Она становится нам ближе и понятнее, и по-иному звучат для нас проникновенные слова пушкинского признания: «...а душу твою люблю я еще более твоего лица».

«Опубликованные письма жены Пушкина к брату вызва­ли большой интерес почитателей поэта,— писал профессор Б. С. Мейлах. — Понятно и естественно стремление некото­рых исследователей решительно порвать с привычными представлениями о ней как о великосветской даме, думав­шей только о балах и своих успехах. Новые материалы серь­езно поколебали подобные представления».

Ни в одном из этих писем нет даже и намека на то, что жену поэта интересовали только балы и театры. Вполне ес­тественно, что ей, молодой и красивой женщине, нрави­лось поклонение мужчин, хотелось бывать в обществе, в те­атре, кто может упрекнуть ее в этом? Не надо забывать и то, что самому Пушкину, гордившемуся красотою своей жены, нравилось вывозить ее в свет.

Общеизвестно, что некоторые современники, если и не считали Наталью Николаевну виновной в гибели поэта, то упрекали ее в кокетстве и легкомыслии. Она была молода — это верно, и требовать от женщины 22—24 лет рассудитель­ности женщины средних лет было бы странно. Она, вероят­но, делала промахи и ошибки по молодости лет, особенно в первые годы, по неопытности и доверчивости не всегда ви­дела подлость людей, ее окружавших.

Положение Пушкина в дворцовых кругах и светском об­ществе было трудное. Великий поэт, гордость России, он вынужден был в силу многих обстоятельств вращаться в этом обществе. Но самолюбие его постоянно страдало. За­висть, злоба и недоброжелательство окружали Пушкиных, и каждый неловкий шаг молодой жены давал повод к пересу­дам и сплетням. Вот этого и боялся Пушкин и этим вызваны его советы и предостережения жене, которые мы неодно­кратно встречаем в его письмах к ней.