Пламенное сердце

Ритуал проходил на заднем дворе Мод, просторном, заросшем пальмами и зимними цветами. Было градусов десять тепла – не сравнить с концом января в других штатах. Однако в Палм-Спрингсе считалось уместным в такую погоду не снимать куртку. Миз Тервиллингер предупредила меня, что я сегодня могу принарядиться, как хочу, – а все нужное мне предоставят. Поэтому мне вручили плащ, сшитый из шести полос бархата разного цвета. Я набросила его на плечи и почувствовала себя коробейницей из детской сказки.

– Прими наш подарок, – объявила миз Тервиллингер. – Каждая из нас внесла в него свою часть. Ты будешь надевать его на наши официальные церемонии.

Остальные колдуньи облачились в похожие плащи из разного количества полос; количество зависело от того, сколько членов было в ковене на момент их вступления.

Чистое небо оказалось усеяно звездами. Луна сияла чернотой, словно огромная сверкающая жемчужина. Наилучшее время для творения доброй магии.

Я заметила, что деревья во дворе высажены в виде круга. Колдуньи выстроились внутри окружности, в центре которой возвышался каменный алтарь со свечами и благовониями. Мод замерла у алтаря и жестом указала, что мне следует преклонить колени перед ней. Дул легкий ветерок, и хотя при мысли о тайных ритуалах мне всегда представлялись непроходимые, густые лиственные леса, в высоких пальмах и свежем бодрящем воздухе ощущалось нечто правильное.

Мне потребовалось время, чтобы решиться присоединиться к ковену. Миз Тервиллингер не единожды заверяла меня, что мне не надо будет приносить клятвы верности какому-нибудь первобытному божеству.

– Ты приносишь клятву магии, – объясняла она. – Клянешься изучать ее и использовать ради блага мира. В принципе, это клятва ученого. В самый раз для тебя.

Он была права. Я опустилась на колени перед Мод, и она начала ритуал. Она посвятила меня стихиям, обойдя вокруг меня со свечкой, символизирующей огонь. Потом она побрызгала водой мне на лоб. Раскрошенные лепестки фиалок изображали землю, а струйки дыма от благовоний – воздух. В некоторых сообществах данную стихию олицетворяет клинок, но, к счастью для меня – не здесь.

Стихии были сутью человеческой магии – так же, как и вампирской. Но, как и у мороев, тут не приветствовали дух. Подобный род магии лишь недавно открыли заново, и им владело очень мало мороев. Когда я спросила об этом миз Тервиллингер, у нее не нашлось толкового ответа. Максимум, что она смогла, – предположить, что человеческая магия берет начало из внешнего мира, где и обитают материальные стихии. Дух же горит в каждом из нас и потому наличествует всегда и везде. Хотя именно дух является загадкой и для людей, и для вампиров – пользователей магии. Его воздействие непредсказуемо, и потому пугает. И поэтому я иногда лежу без сна по ночам: меня тревожит, что Адриан не в силах держаться в стороне от духа.

Покончив со стихиями, Мод произнесла:

– Принеси свои обеты.

Текст был на итальянском, потому что данный конкретный ковен происходил из средневекового римского мира. Большинство того, в чем я поклялась, соответствовало объяснениям миз Тервиллингер – это было обещание использовать колдовство разумно и поддерживать моих сестер по ковену. Я заранее выучила обеты наизусть и произнесла их без ошибок. Стоило мне открыть рот, как энергия хлынула сквозь меня – приятный гул магии, исходящий от нас. Он был радостным и чистым. Договорив, я подняла голову, и мне показалось, что мир стал ярче. Он исполнился такой чудесной красоты, которую редко замечаешь в обыденной жизни. Теперь я окончательно убедилась, что в магии нет зла – если только вы не приносите его с собой.

– Как ты будешь зваться среди нас? – спросила Мод.

– Иоланта, – отозвалась я. «Иоланта» по-гречески означает «фиолетовый цветок», и оно мне подходит, раз уж Адриан постоянно твердит, что в моей ауре есть проблески фиолетового.

Мод протянула руки и помогла мне встать.

– Добро пожаловать, Иоланта.

А потом, к моему удивлению, она крепко обняла меня. Другие колдуньи с окончанием ритуала вышли из круга и проделали то же самое. Последней была миз Тервиллингер. Она долго держала меня в объятиях, а слезы в ее глазах просто потрясли меня.

– Ты свершишь великие деяния! – с жаром воскликнула миз Тервиллингер. – Я так тобой горжусь – сильнее, чем гордилась бы собственной дочерью!

– Невзирая на то, что я сожгла ваш дом дотла? – сказала я.

Миз Тервиллингер снова заулыбалась.

– Возможно, именно поэтому!

Я рассмеялась, и серьезное настроение уступило место праздничному. Мы вернулись в гостиную. С магией на сегодня было покончено, и Мод заменила чай вином с пряностями. Я его даже не пригубила, но давно снедавшее меня напряжение развеялось. Я была абсолютно беззаботна. И самое главное: сидя рядом с колдуньями и слушая их истории, я чувствовала себя своей здесь – как никогда не чувствовала среди алхимиков.

В сумочке у меня зазвонил телефон – как раз когда мы с миз Тервиллингер наконец-то собрались уходить. На дисплее высветился мамин номер.

– Извините, – произнесла я, – мне нужно ответить.

Изрядно выпившая миз Тервиллингер махнула мне рукой и налила себе еще. Поскольку привезла ее я, ей пока что можно было не торопиться. Я вышла на кухню и ответила на звонок, слегка недоумевая – что понадобилось маме? Мы с ней поддерживали связь, и она знала, что меня лучше ловить попозже, чтобы поболтать. Но когда мама заговорила, по ее голосу я поняла, что она явно взволнована.

– Сидни, ты видалась с Зоей?

Я сразу же напряглась.

– После полудня. Что-то случилось?

Мама вздохнула.

– Сидни, у нас с твоим отцом все кончено. Мы разводимся.

На мгновение все вокруг завертелось, и я прислонилась к столу, чтобы не упасть. Я сглотнула.

– Ясно.

– Извини, – вымолвила мама. – Понимаю, что для тебя это будет тяжело.

Я задумалась.

– Нет… не совсем. Ну, в смысле… пожалуй, не могу сказать, что я удивлена.

Когда-то мама мне заявила, что отец в молодости был куда более добродушным. Мне трудно было такое представить, но ведь мама все же согласилась стать его женой. А потом отец превратился в сухого Ии, упрямого человека. Он с головой погрузился в миссию алхимиков и поставил их организацию превыше всего в своей жизни, включая и дочерей. Он стал суровым, всецело преданным делу, и я давно сообразила, что он воспринимает меня скорее как орудие для творения блага, чем как дочь.

А мама всегда была сердечной и любящей пошутить, она не скупилась на выражения приязни и всегда прислушивалась к нам, когда мы в ней нуждались. Она часто улыбалась… раньше.

– Я знаю, что вам с Карли будет грустно, – сказала она. – Но это не слишком отразится на вашей учебе, хотя…

Я обратила внимание на то, как она подбирает слова. Вам с Карли.

– А Зоя…

– Зоя – несовершеннолетняя, и хоть она и уехала из дома по этим вашим алхимическим делам, за нее все еще официально отвечают родители. Или родитель. Твой отец намерен оформить опеку на себя, чтобы у него была возможность оставить Зою там, где она сейчас находится. – Мама помолчала. – Я собираюсь бороться с ним. И если я выиграю, я заберу Зою к себе и постараюсь, чтобы она смогла вести нормальную жизнь.

Я была ошеломлена. У меня в голове не укладывалась та борьба, о которой говорила мама.

– А это обязательно – все или ничего? Нельзя оформить опеку на двоих?

– Оформлять опеку на двоих – то же самое, что отдать ему Зою. Он установит контроль над ней – в смысле, психологический, – а я не могу такого допустить. Ты взрослая. Ты можешь выбирать сама, и даже если ты решишь следовать за алхимиками, ты относишься к ним совсем не так, как Зоя. Ты – это ты, а она похожа…

Мама оборвала себя на полуслове, но я уже догадалась, что она имела в виду. «Она похожа на него».

– Если я грамотно оформлю опеку и заберу Зою домой, я отправлю ее в обычную школу и хоть отчасти смогу дать ей возможность побыть нормальным подростком. Если еще не поздно. Наверное, ты меня ненавидишь – ведь я отрываю ее от вашего дела…