Пейзаж с убийцей

Оказалось, что это неуловимый персонаж. Ни в одном из исправительных учреждений Антипов В.С. на данный момент не числился. Более того, последний раз он освободился в девяносто первом году и с тех пор, видимо, вел себя законопослушно.

Терещенко рванул в Корчаковку, чтобы побеседовать с бывшим участковым, но перед закрытой дверью вспомнил, что тот уехал в тайгу. Пришлось общаться с Долгушиной. Она долго возмущалась, кричала, бегала к комоду и обратно, вспоминала умершего мужа, но бумаг на дом не нашла.

Надо было искать официальным путем. При этом единственный след, оставленный Антиповым за последние годы, вел от проданного дома. Терещенко решил начать поиски отсюда, и сразу же стало ясно, насколько сложно найти концы сделки, совершенной на заре приватизации. Все тогда было другим! Его гоняли из одной конторы в другую, и он потерял на этом несколько дней.

В конце концов, он не выдержал и обратился к бывшей подружке — директору крупнейшего в Новосибирске риэлторского агентства, хорошему юристу.

— Да что ты! — Она махнула рукой. — Я сейчас сама вспоминаю, как проводила сделки даже не в девяносто втором — это уж совсем палеолит! — а в девяносто пятом! Вот веришь: то, что ни одна сделка не была опротестована — это чистое везение! Господи, я однажды продавала квартиру одной женщины, которая жила в Канаде. Я продала ее по доверенности, которую даже не заверили в тамошнем посольстве! Доверенность была на бывшего зятя! Смех и грех! Сейчас бы без личного приезда этой тетки никто из риэлторов на квартиру и не взглянул! — Она засмеялась.

Они сидели в кофейне и ели эклеры с шоколадом. Уютно пахло кофе и выпечкой, за окном шел снег.

— Но в общем-то, вот что я думаю… По закону это возможно, — произнесла она уже серьезно. — И такое даже бывало, насколько мне известно… Видишь ли, нотариуса в колонию, понятное дело, не приглашают, его функцию там выполняет начальник исправительного учреждения. А он не всегда все оформляет правильно. И чем удаленнее колония, тем больше может быть ошибок. Но самое страшное — другое: очень трудно доказать, что согласие заключенного было получено без принуждения, что его не били при этом, не запугивали. А там ведь ушлые ребята…

Подруга-риэлтор как в воду глядела. Оказалось, что сделка тогда была зарегистрирована неправильно, и получалось, что Долгушина не зря боялась расспросов московской журналистки — она, действительно, жила в доме незаконно.

Пришлось снова навестить бабку и в этот раз нажать на нее по-настоящему. Терещенко надеялся, что у нее сдадут нервы. Так и вышло.

Из комодов полетели все вещи. Долгушина даже слазила в подпол, не переставая плакать и причитать. Видно было, что она испугана.

Помогла невестка. Из глубин огромного платяного шкафа она достала справку из сберкассы о том, что сто пятьдесят тысяч рублей переведены в девяносто третьем году на книжку Антипова В.С., а также договор купли-продажи, заверенный каким-то уже не существующим нотариусом. В договоре невнятно упоминалась доверенность, оформленная в одной из омских колоний и подписанная ее начальником. Это и были все доказательства того, что дом куплен на законных основаниях.

Доказательства казались хлипкими. Поскольку все российские колонии от Антипова успели откреститься, следовательно, подпись начальника на доверенности была липовой. Терещенко не верил, что Долгушины осмелились внаглую красть дом своего соседа — скорее всего, они сами были по каким-то причинам введены в заблуждение. Тем не менее он форсировал свое возмущение, поскольку твердо решил воспользоваться растерянностью Долгушиной и заодно выяснить то, о чем просил его Михайлов.

— Значит, вы испугались, когда московская дамочка стала вас расспрашивать о доме, — вкрадчиво сказал он. — Понятно! Было чего пугаться. Живете-то незаконно. А вдруг Антипов умер? И эта дамочка его единственная наследница?

— Да это все муж мой! — завопила Долгушина. — Чтоб ему на том свете припекло! Я разве в этом соображаю?! Он прибежал домой такой радостный, говорит: «Антипов надолго уехал! Спрятаться он решил! Ему больше здесь показываться нельзя, ищут его! Но ему деньги нужны срочно! Он дом решил продать, давай купим?»

— Когда это было?

— А я помню, когда?!

— В конце девяносто второго, — подала голос невестка. — Я тогда беременная вторым ходила… Аккурат, когда Штейнера убили, я забеременела… Измучились мы в одном доме жить. Тесно было…

— Откуда ваш муж узнал об этом?

— Говорил он с Антиповым.

— Где, когда?

— Не знаю. Не помню… Помню, что прибежал с вытаращенными глазами. А у Антипова дом очень хороший. Нестарый, планировка правильная. Просторный дом, и бревна просто каменные. У меня муж всегда этому дому завидовал. Мы двести долларов всего заплатили.

— Flo получается, что вы купили дом у Антипова, когда он уже сидел в тюрьме? Вы же говорите, по доверенности из тюрьмы покупали?

— Да вроде бы!

— Не успел Антипов спрятаться, посадили его, — снова влезла невестка. — Мы так поняли.

— Зачем же продавал тогда?

— Папа сказал, что он никогда в Корчаковку не вернется. Здесь его всегда будут ждать.

— Кто?!

Они странно переглянулись.

«А эта дамочка неглупые просьбы из своей Москвы шлет!» — с неприятным чувством подумал Терещенко.

— Слушайте, если я сейчас начну все выяснять сам, то могу навыяснять то, чего бы вам и не надо, — проникновенно сказал Терещенко. — Давайте вы ответите на мои вопросы, и я после этого уйду. Напоминаю, что расследую я покушение на убийство вашего участкового Михайлова.

— Да это-то при чем?! — застонала Долгушина-старшая.

— Вы купили этот дом по липовым документам, ладно. Вы почему-то были уверены, что Антипов в Корчаковку больше не сунется…

— Так папа сказал! — крикнула невестка.

— Оставьте папу в покое! Вы не только с папиных слов знаете, что Антипова здесь могли ждать, правильно?

Две напуганные женщины стояли у стены и смотрели на него, как кролики на удава.

— Ну, вот что. — Он сделал вид, что собирается встать. — Надо вернуть собственность хозяину. Антипова уже никто не ищет, пусть возвращается в свой родной дом.

— Ищут! — возразила старшая Долгушина.

— Кто?

— Этот человек.

— Какой?

— Он появился незадолго до смерти мужа. Это был его знакомый. Он у нас даже ночевал. Они с мужем шептались, потом он уехал. А муж сказал, что Антипов, действительно, натворил делов… То есть правильно он тогда все почувствовал. Ох и чутье у него было!

— Что это был за человек?

— Обычный человек. Две ноги, два глаза, — довольно ядовито ответила старуха.

— Блатной?

— Не знаю.

— Ваш муж ведь сидел?

— Сидел. Но по глупости.

— Говорят, он смотрящим был?

— Много чего говорят… На покойника теперь можно вешать что угодно.

— Чего этот человек хотел?

— Он сказал, что Антипов еще захочет сюда вернуться. И что если он вернется, то ему надо обязательно позвонить.

— Вы должны были ему позвонить? Или сам Антипов?

— Он сказал: «Все равно». Еще он сказал, что если кто-то будет Антиповым интересоваться, мы тоже должны ему сообщить.

— И вы послушались! Вы такая послушная?

— Он денег оставил, — сказала невестка.

— Сколько?

— Сто долларов. Сказал, еще даст, если надо.

— И кто интересовался Антиповым за это время? — спросил Терещенко.

— Никто. Первая эта девка московская.

— Значит, поговорив с ней, вы побежали к автомату и позвонили по этому номеру? За столько лет он не изменился? Это был новосибирский номер?

— Нет, американский! — съязвила старуха. — Новосибирский, какой же еще. А изменился он или нет, я не знаю. Я сказала, как он просил: что я из Корчаковки, что Антиповым интересовалась молодая девка, которая приезжала на машине. Номер машины сноха записала. Там сказали: «понятно» и трубку повесили.

— Кому еще вы звонили?

— Михайлову. Тоже рассказала об этой девке. На всякий случай… В газетах пишут, что целые банды орудуют, убивают стариков, дома их захватывают.