Страница 25 из 26
Целый день ушел у старшего лейтенанта на то, чтобы прийти в себя после этих манипуляций. Время от времени он поднимался и, скрипя зубами, принимался расхаживать ногу в новой повязке, привязав к стопе шнурками больничный тапок.
Лишь на вторые сутки после памятного разговора с Седым Хантер наконец-то смог выбраться за пределы госпиталя. Бушуев — румяный и добродушный здоровяк лет тридцати с небольшим — подогнал машину прямо к приемному отделению. Старший лейтенант взгромоздился на сиденье, пристроив ногу поудобнее, а водитель сунул могучую лапищу и представился запросто: «Пашка!»
Отъехали. За госпитальным КПП замелькали улицы, от вида которых старлей уже успел основательно отвыкнуть. Поначалу было решено завернуть в «Березку» — сменить больничный прикид на что-то более достойное боевого офицера-афганца.
Задачка оказалась не для слабонервных. Из-за Сашкиной больничной пижамы и тапок их категорически отказались впустить в «чекушку», а когда старший лейтенант и его спутник закатили «шкандаль», вызвали милицию. Оперативно прибывший наряд проверил документы у «нарушителей», а затем вежливо распахнул перед ними двери магазина, до того казавшиеся непробиваемыми. Выяснилось, что старший наряда в свое время отслужил в Газни.
Девчонки-продавщицы демонстративно воротили нос от афганцев, бродивших между рядами и примерявших фирменные шмотки. И только когда Хантер вынул заначку, предусмотрительно припрятанную еще в самом начале «сквозняка», и зашелестел чеками, начали оттаивать. Примерно через час Хантера облачили в «нулевый» джинсовый костюм, рубашку-батник и кроссовки «Montana».
Затем он нахально подозвал одну из продавщиц, чей рост и фигура примерно совпадали с параметрами Афродиты, и заставил ее примерить так называемое «люрексовое», сверкающее металлической нитью, элегантное платье, которое показалось ему подходящим презентом. К платью добавил итальянские сногсшибательные туфли на шпильке, а покончив с этим, купил набор косметики и бутылку «Артемовского» красного шампанского.
Из «Березки» Хантер вышел упакованным с ног до головы, и картину эту не портила даже трость, на которую все равно приходилось опираться. Госпитальные рямки, подарки для Афродиты и одинокая правая кроссовка покоились в пластиковых пакетах, которые тащил Бушуев.
За цветами — огромным букетом гладиолусов (он не забыл Галкиных предпочтений!) и тортом пришлось завернуть на Центральный колхозный рынок.
Афродита, как выяснилось, жила довольно далеко от госпиталя — в новом спальном микрорайоне на самой окраине растянувшегося вдоль берега Волги огромного города. Подъезд оказался на удивление чистым, лифт работал, и с помощью Бушуева Александр в два счета доставил все свои пакеты и свертки на седьмой этаж.
У двери прапорщик оставил пакеты, а сам удалился, чтобы дождаться в машине «возвращения Будулая». Волнуясь, как перед первым десантированием парашютным способом, старший лейтенант нажал кнопку звонка. За дверью послышались легкие шаги. Молодой человек отступил на шаг, а вместо собственной физиономии подставил дверному глазку охапку пышных цветов.
— Саша, это ты? — послышалось из-за двери.
— Само собой! Ты что, о рахат-лукум моего сердца, так и будешь держать меня в коридоре?
Замок щелкнул, дверь отворилась — но вовсе не та. Из соседской квартиры высунулась голова дамы неопределенного возраста в бигуди. Оценивающе осмотрев пакеты на площадке, цветы и самого визитера с головы до ног, женщина исчезла, и только тогда открылась дверь квартиры Афродиты.
Девушка стояла в домашнем ситцевом халатике, прислонившись к косяку; глаза блестели, словно от непросохших слез, а тени под глазами свидетельствовали, что их хозяйка накануне неважно спала.
— Ну, входи, Рахат-Лукумыч, — жестом пригласила она. — Я дома одна.
— Сейчас, — пробормотал Хантер. — У меня тут это… бакшиши…
— Смотри-ка, какой ты у нас сегодня фирмовый! А костыли твои где? — В голосе девушки зазвучало волнение. — И почему ты с палкой?! Кто тебе позволил? — Мало-помалу она снова превращалась в старшую медицинскую сестру травматологии.
— Ага, уже теплее, — засмеялся Александр. — Так я войду, ладно? Не прогонишь?
— Извини, Саша, — Афродита шагнула вперед и помогла ему собрать многочисленные пакеты.
Как только они оказались в крохотной прихожей и дверь на площадку захлопнулась, Саша обернулся и сунул в девичьи руки букет цветов.
— Это тебе!
И вдруг жадно схватил ее за плечи, прижал к себе и, целуя, горячо зашептал:
— Прости меня, дорогая моя, прости дурака! Я ведь давно хотел тебе рассказать все как есть, но так боялся, просто до смерти боялся, что наше хрупкое счастье слишком быстро закончится…
— И ты прости меня, милый, — подавшись всем телом к нему, уже оттаивая, ответила девушка. — Просто не хватило ума понять, что такие, как ты, не берутся ниоткуда, что у тебя и до меня, была своя жизнь, своя судьба… Ох, что ж мы здесь, как пионеры в парадном, тискаемся? Идем в комнату!
Но едва Афродита переступила порог, как Александр, следовавший за ней, отрывисто скомандовал:
— Стой!
Девушка застыла, не оборачиваясь.
— Закрой глаза и подними руки!
Каким-то балетным движением Афродита вскинула руки и застыла, крепко-накрепко зажмурившись.
Хантер осторожными движениями освободил ее от халатика, оставив в одних трусиках, извлек из свертка платье, встряхнул и надел на девушку. Затем слегка коснулся ее губ — дескать, помалкивай, и, действуя одной рукой, помог ей обуть только что купленные «лодочки» на высоченных каблуках. С удивлением отметив, что теперь Афродита почти сравнялась с ним ростом.
— А теперь — просыпайся! — Он поочередно поцеловал ее веки, словно расколдовывая.
Девушка взглянула в зеркало и охнула, широко открыв глаза:
— Неужели это я? Ты, Сашенька, — настоящий волшебник! Ну до чего же я красивая! — Она закружилась посреди комнаты.
— Это еще не все. — Сашенька выложил из пакетов косметику, торт, шампанское, а сам присел на край стола, опираясь на рукоять трости. — А теперь — принимай таким, какой есть, Галина Сергеевна! Можешь выгнать — уйду молча. Оставишь — приму из твоих рук любое наказание!
— Наказать вас, Александр Николаевич, конечно, следует. Хотя бы за то, что вы о своей Афродите вспомнили только на восьмой день… Но только как? — Девушка прищурилась, словно раздумывая. — О, я, кажется, знаю способ! — Она торопливо и жадно поцеловала возлюбленного, но вдруг отстранилась и властно приказала: — А ну-ка, марш в ванную, живо!
Хантер расхохотался.
— А как же твои родные? — спросил он, на ходу стаскивая с себя джинсы. — И вообще, меня внизу человек в машине ждет…
— Подождет! — усмехнулась Афродита. — Папан и маман явятся только вечером, не раньше, а сестричка — у бабушки Гали, в селе Богоявленском, на Волге. Так что отговорки тебе не помогут, милый!
Оба соскучились, а размолвка и все передряги последних дней сделали близость еще острее и ярче. Двумя часами позже, утомленные и счастливые, они оделись, привели комнату в порядок и уселись за стол. Хантер откупорил «Артемовское» красное шампанское, но не успел даже распробовать, как Афродита учинила ему форменный допрос. Она хотела знать о нем абсолютно все, поэтому допрос получился длинный, с пристрастием, со слезами, небольшой ссорой и последующим примирением.
Больше всего Хантера поразилo, когда расставили все точки над «і», — Афродита, по крайней мере внешне, смирилась с тем, что он «окольцован». Помогла и короткая разлука — время все расставило по местам. Нынешнее положение вещей как будто вполне устраивало девушку: главное, все по-честному, никто никому не врет, каждый знает, на что идет и какую цену придется заплатить за короткие мгновения счастья.
Но самое настоящее негодование у Афродиты вызвало то, что Александр до сих пор ничего не сообщил своим близким о том, где он и что с ним. Тот привычно возражал — мол, поклялся никому не сообщать о себе до полного выздоровления, но девушка тут же изобрела простенькую уловку. Зачем волновать близких? Ведь вполне достаточно позвонить и сказать в двух словах — мол, жив-здоров, нахожусь в Самаре (как истинный патриот своего города Галка называла его всегда по старинке — Самарою, и практически никогда — Куйбышевом), в командировке по служебным делам, — и все. Ведь они уже больше месяца не имеют от него никаких известий!