Обратный отсчет

— Ну, как твои дела, сынок? — осведомился Артуров, придав своему голосу отцовские интонации. — Жалобы, личные пожелания имеются? Не обижают тебя здесь? А качество медицинского обслуживания? Устраивает или нет?

— Жалоб не имеется, товарищ генерал-майор! — отрапортовал Хантер. — Медицинское обслуживание на высшем уровне, кормят как на убой, обижать пока никто не отваживался! — Он улыбнулся, вспомнив Прошкина с его картонной папкой с тесемками и местного доктора Фрейда с его кожаной папкой.

Жаловаться на этих неудачных творений Создателя он считал бессмысленным — таких полным-полно везде, и этому роду перевода не предвидится.

— Что касается личных пожеланий — оно у меня одно. — Хантер потянулся и слегка повернул регулятор на прозрачной трубке. Капли зачастили. — Хочу поскорее вернуться в свою часть и встать в строй. Других пожеланий не имею!

— Вот, товарищи офицеры! — Артуров многозначительно поднял указательный палец. — А у нас кадровики жалуются — некого направлять в состав Ограниченного контингента наших войск в Афганистане: один болен, у другого двое несовершеннолетних детей, третий рапорт на увольнение подал — до того боится в зоне боевых действий оказаться! Молодчина, Петренко! — Генерал энергично пожал левую, свободную от капельницы руку старлея. — Все бы так!

— Но есть у меня одна просьба, не личного плана. — Хантер сделал паузу, ожидая, пока генеральская свита перестанет обсуждать, каков же молодец этот Петренко. — Здесь, в травматологии, находится на излечении десантник моей роты, радиотелефонист рядовой Евгений Кулик. В «крайнем» нашем бою, когда попали в засаду, взрывом фугаса ему оторвало левый голеностоп. Парень совсем было пал духом, но мне удалось побеседовать с ним по душам и, похоже, кое в чем убедить. Суть моей просьбы вот в чем. Парень хотел бы поступить на радиотехнический факультет здесь, в Куйбышеве…

— Не продолжайте, Александр Николаевич! — остановил его генерал. — Прошу прощения, что перебил вас, но Галина Сергеевна, — он кивнул на Афродиту, которая тут же зарделась, словно яблоко-цыганка, — в своем сегодняшнем превосходном выступлении на конференции рассказала нам обо всем: о вас, о рядовом Кулике, о вашем неравном бое с душманами. Нам даже пришлось нарушить регламент — ее выступление длилось девятнадцать минут вместо семи, а женщины, присутствовавшие в зале, испортили слезами всю свою косметику… — Генерал вполголоса засмеялся. — Словом, член военного совета округа уже отдал распоряжение своему помощнику по комсомольской работе майору Одинцову, — по мановению руки Артурова от свиты отделился прилизанный худощавый блондин в белом халате, — заняться проблемами рядового Кулика.

— Мы уже связались с горкомом и обкомом комсомола, и нам обещали, что рядового Кулика возьмут на контроль, — объявил тот.

— Где ты, майор, этой канцелярщины нахватался? — перебил Одинцова генерал. — «Возьмут на контроль», «связались»… Через три месяца доложишь мне лично, как обстоят дела с парнем. И желательно, чтобы к этому времени он уже был студентом и проживал на первом этаже в самом комфортабельном общежитии, в окружении самых красивых самарских девчат. Правильно, Галина? — обернулся он к Афродите.

— Замечательно, Иван Герасимович, — улыбнулась девушка. — Я тоже уже поговорила о нем со вторым секретарем горкома комсомола…

— Вот, Одинцов, учись! Не «взяла на контроль», а сама поехала и изложила вопрос!

Блондин уязвлено скрылся в толпе.

— Полковник Пименов! — распорядился генерал. — Проследите, чтобы мне своевременно доложили!

— Есть! — ответил некто без лица.

«Порученец», — догадался Хантер.

— Тогда все. — Замначполитуправы поднялся с места. — Выздоравливайте, Александр Николаевич! И простите, что потревожили. Еще пять минут у вас отнимет корреспондент нашей окружной газеты — он уже здесь.

— Благодарю, Иван Герасимович! — взволнованно ответил Хантер. — Хорошо бы, если б у рядового Кулика все по-настоящему наладилось…

— Наладится, сынок, не сомневайся! — успокоил генерал, направляясь к выходу. — А ты сам держись, политрук!

Свита потекла вслед за генералом. Теперь в «генеральской» остались только Седой, Афродита и еще какой-то тип. Халат болтался на нем, как на вешалке, в руках он вертел пухлый блокнот.

— Майор Новиков, корреспондент окружной газеты. Кстати, бывал я в Афганистане и в вашей бригаде… Сам я десантник, до Афгана служил в Монголии, участвовал в учениях по парашютному десантированию перед началом афганских событий… Так что рассказывайте все начистоту, я пойму. У меня есть фотографии тел наших бойцов и офицеров, угодивших в плен к «духам». — Хантер ошарашенно взглянул на майора. — Заверстаем их на полосу вместе с очерком, материал может получиться далеко не рядовой…

— Не стану я ничего сейчас рассказывать, — упрямо проговорил старлей. — Я устал, у меня еще куча процедур сегодня. Если надо — обратитесь к Галине Сергеевне, она в курсе. Кстати, насколько мне известно, за все время Афганской кампании не было ни единого случая десантирования парашютным способом в боевых условиях.

— Я и сам пережил в Кабульском госпитале клиническую смерть! — гнул свое «боевой» корреспондент.

— При всем уважении к состоянию вашего здоровья, — наконец вмешался Седой, в голосе его зазвучал металл, — как начальник отделения я не могу разрешить вам и дальше нервировать раненого. Еще один вопрос — и на этом закончим.

— Скажите, Александр Николаевич, — пропустив реплику травматолога мимо ушей, обратился к старшему лейтенанту настырный журналист, — как вы относитесь к роли низового актива в ходе боевых действий: агитаторов, редакторов боевых листков, комсоргов взводов?

— Отрицательно, — по простоте душевной брякнул Хантер. — Его время давным-давно ушло. Может, в период Гражданской войны или в начале Великой Отечественной, когда на взвод насчитывалось два-три грамотных бойца, умевших читать и писать, польза от первичного актива была очевидной: они могли прочитать газету, листовку, памятку, написать за неграмотного письмо домой. Но в наше время это чистый анахронизм!

— А как вы думаете… — опять начал майор Новиков.

— Моему пациенту сегодня больше не положено думать! — загремел Седой. — Я же предупреждал вас, майор! Галина Сергеевна! — обратился он к Афродите. — Проводите корреспондента к выходу из отделения. К рядовому Кулику его также ни в коем случае не допускать, иначе не миновать осложнений! Расскажите товарищу майору все, что вам известно, а через десять минут я буду ждать вас в этой палате.

Обычно толерантного и доброжелательного подполковника сегодня было просто не узнать.

Майор в сопровождении Афродиты пулей вылетел из люкса, а Седой, тяжело дыша, стал мерить шагами «генеральский люкс».

— Владимир Иванович! — Хантер собственноручно извлек из вены иглу капельницы, воткнул в какую-то резинку на штативе и, зажав руку в локте, приподнялся на кровати. — У меня тут фляжка «шпаги» и кое-какая закуска имеется. — Он прищурился и выжидательно взглянул на Седого.

— А что ж ты до сих пор молчал? — отрывисто проговорил тот. — Где она у тебя?

— В холодильнике, ясное дело. — Старший лейтенант уже вскочил на костыли и нашаривал здоровой ногой тапок.

В недрах «Бирюсы» оказалась не одна, а целых три фляжки с разведенным спиртом, всевозможные домашние разносолы и к тому же бутылка десертной «Лидии». Это приятно удивило Александра, который до сих пор так и не удосужился сюда заглянуть.

— Не слабо живешь! — присвистнул от удивления Седой.

Трезвость в течение целого дня, да еще и после вчерашнего, далась ему нелегко. Это было заметно и по тому, как подрагивали его руки, пока он раскладывал закуски по тарелкам, сервируя импровизированное застолье. «Шпагу» перелили в графин, из серванта появились хрустальные рюмки, Хантер включил проигрыватель и поставил первую попавшуюся пластинку.

Первую выпили под «Обручальное кольцо» Стаса Намина. Седой сказал тост: за то, что партконференция, хвала Аллаху, закончилась благополучно, и теперь госпиталь может зажить нормальной жизнью.