Крамер против Крамера

— Нам нужно что-то решать с нашими отношениями — и решать быстро, — сказал он, и на мгновение Джоанна обеспокоилась, что он собирается произнести заранее подготовленную речь. К такому повороту событий она ещё не была готова.

— Меня ждут две недели отпуска. Хочешь, мы проведём его вместе?

— О’кей. Почему бы и нет?

— Ларри снимает большой дом для компании. Мы можем обрести там комнату. Можем провести там две недели и плюс ещё все уик-энды.

Она никогда ещё не проводила длительное время на Файр-Айленде или в других привычных местах летнего отдыха, как, впрочем, и он.

— Может получиться совсем неплохо…

— Четыре сотни с носа за всё про всё.

— Ну, ты и пройдоха.

— Я думаю, что всё будет прекрасно.

— Конечно. Договорились. По крайней мере, насколько мне известно, ты не храпишь.

Когда Мел из отдела расчётов — жена в Вермонте — остановился у её стола и спросил: «Что ты делаешь летом и с кем собираешься его проводить?», Джоанна ответила: «Я буду на Файр-Айленде со своим другом». В первый раз она использовала выражение «друг» по отношению к Теду, и это доставило ей истинное удовольствие, особенно когда Мел отпрянул с удивлённым «Ох!» и унёс подальше свои жаждущие чресла.

Когда они очутились вдвоём там, где на них столько глазели, где они в своё время вели одинокую охоту, оба испытали странное ощущение, Когда они услышали, что галлерея в том домике, где они бывали на коктейлях, обрушилась в ходе какой то холостяцкой вечеринки, настолько её участники были полны общественной активности, они испытали удовольствие, что их там не было и что они просто сидели у себя, поедая аппетитные блинчики. Воспоминания об одиноких скитаниях по улицам после тоскливых пьянок, поиски компании, общения или просто телефонного номера, возвращения на ночном пароме, последние судорожные попытки за пять минут найти то, что искал все эти дни, — эти воспоминания заставляли их испытывать благодарность друг к другу.

Их раскованный смелый секс был пряной приправой к ощущению, что им не надо таиться. Но самым приятным были мысли о том, что по окончании лета они по-прежнему будут вместе, если им того захочется.

— Джоанна, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Пожалуйста. Я ещё никому в жизни не говорил этих слов. Хочешь?

— Да. О, да!

Они кинулись друг другу в объятия, преисполненные искренних чувств, но под ними, помимо благодарности, что они оказались способны найти друг друга, помимо и кроме этого, крылось огромное облегчение от того, что отныне никому из них не придётся бродить я одиночестве после пьянки в поисках спутника.

Ребёнок плакал непрестанно в течение, как казалось, не меньше двух часов.

— Только сорок восемь минут, — сказал Тед.

— Ах, только.

Они были предельно измотаны. Они его качали, гладили, носили на руках, укладывали в кроватку и снова забирали из неё, не обращали на него внимания, по очереди пели ему, но ребёнок продолжал плакать.

— Один из нас должен поспать, — сказал Тед.

— Я уже сплю.

Вилли было четыре месяца отроду, Давно ушла медсестра по уходу за новорождённым, вручившая им ребёнка, который никогда не плакал по ночам, который, казалось, вообще никогда не плакал. Как только она покинула их, перед ними предстал совершенно иной ребёнок, который только и делал, что орал — и непрестанно.

После рождения ребёнка собрались все домашние; родители Джоанны приехали из Массачусетса, а родители Теда из Флориды — они наконец ушли на пенсию. Брат Теда с невесткой явились из Чикаго, и все расселись за бесконечными закусками и выпивкой.

— Как хорошо, что я хоть вырос в закусочной, — сказал Тед.

— А я нет. Если бы мне пришлось кормить ещё одного человека, я бы, наверно, выписала счёт.

После прощания с медсестрой и проводов обеих семей на долю им досталась только усталость. Они не были готовы к обрушившемуся на них обилию забот и непроходящему утомлению, которые пришли вместе с новорождённым.

— Мы так давно не занимались с тобой любовью, что я и забыл, как это делается.

Не смешно.

— Я понимаю.

На первых порах Тед решили исправно исполнять все обязанности, доставшиеся ему в новой роли. Это означало, что он поднимался вместе с Джоанной и составлял ей компанию, когда она кормила Билли грудью, хотя порой им всем троим не удавалось выспаться с середины ночи. После того как он несколько раз едва не задремал в офисе в середине дня, он стал сокращать своё участие в ночных заботах, бормоча Джоанне, чтобы она взяла их на себя.

На восьмом месяце ребёнок стал спать спокойнее. Дневные заботы для Джоанны остались теми же самыми — стирка, закупки, готовка. Она знала, что по вечерам Тед приходит домой и она должна встречать его, потому что он был её мужем. Но она ждала его возвращения, главным образом, для того, чтобы он оказал ей какую-то помощь — может, он разберёт бельё для прачечной, помоет пол в кухне.

— Джоанна, я до того чертовски…

— Милый, я не собираюсь заниматься с тобой любовью. Я хотела бы принадлежать только самой себе — и всё.

Они облегчённо рассмеялись и вскоре завалились спать.

Им доводилось слышать от людей, что рано или поздно всё пойдёт на лад, и вскоре они это почувствовали. Билли стал исправно спать по ночам, он рос весёлым и обаятельным ребёнком. Опасения Теда, были ли для них основания или нет, оказались безосновательными, потому что, по всеобщему мнению, ребёнок нисколько не походил на него. У Билли был маленький точёный носик, большие карие глаза, прямые чёрные волосы, — словом, он рос красавчиком.

По мере того как менялась их жизнь, менялся и состав друзей. Кое-кто из них, как выяснилось, принадлежал к другой солнечной системе. Когда они поженились, Тед перебрался в апартаменты Джоанны на Семидесятых улицах в восточной части Манхеттена; здание населяли, главным образом, холостяки и несколько девиц лёгкого поведения, работавших сами от себя. Затем они переехали в другую квартиру в нескольких кварталах отсюда, в дом для семейных пар, и их ближайшими друзьями стали Тельма и Чарли Шпигели, соседи снизу, из квартиры 3-С, у которых была маленькая дочка Ким, на три месяца старше Билли. Чарли был зубным врачом. Агент по сбыту из «Ньюсуика» Марв со своей женой Линдой тоже стал частью их окружения. У них был Джереми, на два месяца старше. Новоиспечённые родители маленьких детей, они могли сидеть за бифштексом по— бургундски и обсуждать процесс пищеварения у детей и тонкости их подмывания, уделяя внимание и рассказам о прогрессе, с которым растут дети — те вставали на ножки, топали по полу, лепетали, писали в штанишки, ползали по полу, и всё внимание родителей было отдано только им. И если даже кто-то спохватывался и говорил: Эй, неужели нам больше не о чём говорить, — разговор лишь ненадолго отклонялся от основной темы и снова возвращался к ней — надо повезти детей в Нью-Йорк, в какую школу их отдавать, в общественную или частную, и порой, хотя не часто, разговор заходил о просмотренных фильмах или прочитанных книгах, если у кого-то среди собравшихся было на это время.

В полтора года Билли Крамер стал ребёнком, на которого, останавливаясь, глазели на улице прохожие, когда он шёл рядом со своей обаятельной матерью.

На работе Тед получил прибавку к зарплате, но лишь потому, что, как он предполагал, стал отцом, то есть членом своеобразного клуба. Вместе с Даном, старым приятелем по колледжу, ныне юристом, он ходил на игры «Гигантов». Он читал новые журнала и «Уолл-стрит джорнел», что было нужно ему по работе. Он вкалывал. Кружок Джоанны состоял из её приятельниц по прогулкам в парке, среди которых было несколько гувернанток, и Тельмы — и в её жизни теперь не было ничего яркого, что особенно бросалось в глаза, когда Тед возвращался с работы, где он общался с высокопоставленными лицами, говорившими законченными предложениями. И в её мире не было никого — ни среди подружек по садовым скамейкам, ни среди старых друзей, ни даже Теда, — никого, с кем она могла бы поделиться своими постыдными маленькими тайнами.