Страница 8 из 22
Вот почему эти ребята со своим телевизором на колесах, так были нужны в военных гарнизонах. Причём, чем дальше от города, тем горячее в них нуждались. Но замполиты, начальники клубов, ушлые ребята, чувствуя конъюнктуру проблемы, ставили видеопрокатчикам встречное условие:
— А давайте договоримся так, ребята, мы народ соберём, деньги вам заплатим, но второй сеанс, для командования, покажете нам бесплатно. Начальство же, как-никак, понимаете! Тоже хотят… Чтоб разрешали… Договорились, да? Порукам? Ну и от-лично! Тогда так, мужики, второй фильм нам привезите… привезите нам… Кстати, а что у вас ещё есть подобное «Греческой смоковницы»?
В этом жанре, жанре повышенного народного спроса, у них, у прокатчиков, были серьёзные проблемы. Душил репертуарный голод. Пока ещё. Три-четыре такого рода фильма, приходилось гонять, как дежурные — на бис! — просто без конца.
Этот второй сеанс — сладостный! — показывался только для избранных (условно говоря). И фильм выбирался, согласовывался заказчиками всегда очень трудно — мнения делились поровну между тремя-четырьмя фильмами. В конечном счёте, это всегда был выбор заказчика: или «Греческая смоковница», или «Эммануэль».
Все фильмы, а репертуарный список третьим участником видиопросветительства беспрерывно пополнялся и пополнялся так, что сами прокатчики эти фильмы часто смотрели так же впервые, как и сами зрители. Оплаченные сеансы были всегда боевыми, про Джеймса Бонда, Сталлоне, Брюса Ли… Фильмы яркие, красочные, динамичные, в напряжении и внимании держали любую аудиторию. Главное быть поближе к телевизору. Хотя видеопередвижники возили и самый большой цветной советский телевизор, но, всё же, это не привычный киноэкран в клубе. Тем не менее, успех всегда был неизменным.
— Да-а, здо-орово! Шик-карный фильм! А сколько эта штуковина, видеомагнитофон этот ваш на рынке стоит, а? — Спрашивали офицеры, с завистью разглядывая небольшой чёрный предмет, размером с чемоданчик. Когда узнавали его стоимость, чесали затылки, недоумённо переспрашивали. — Сколько-сколько? Это ж, пол-жигулей получается! Ни хрена себе! Нет, такой нам не купить! — Огорчённо чесали затылки, отходили. Потом, видимо решали, что проще вот так вот, заказывать, подходили снова. — А вы, к нам, ещё можете приехать? — обступив мастеров видеопроката, интересовались. — А что ещё привезёте? А что у вас ещё такого-этакого есть?
Осторожные предприниматели всех распалённых зрителей вежливо отправляли к начальнику клуба, мол, ребята, у нас нет проблем, обращайтесь к нему, что он закажет, то мы и привезём.
К большому сожалению, в неделю таких поездок получалось мало. Основной рабочий режим предпринимателей не позволял осуществлять выезды более трёх раз в неделю. Баланс получался отрицательным. Это и понятно: три платных показа, три бесплатных, дальние поездки, оплата за бензин и немногочисленные гарнизоны не обеспечивали достойных денег предпринимателям, скорее уж моральное удовлетворение, нежели деньги. Эти обстоятельства, сами собой, естественным образом сводили коммерческий проект к нулю. Правда, очень всегда приятно было видеть и осознавать, как их радостно ждут, заглядывают в глаза, пытаясь угадать гамму предстоящих острых и захватывающих зрительских — своих, личных! — переживаний: «А это правда интересный фильм, да? Там и драки? и эротика есть? Есть?!»
С началом перестройки группа как-то сама собой распалась. Сташевскому, как более старшему, это объединение было уже малоинтересным. Он стремился максимально использовать возможности открывающихся перспектив. Как человек наделённый пытливым умом, определённой новаторской и авантюрной жилкой, он понимал, нужно создавать свою фирму. Подспудно к этому его склонял опыт подневольной работы на скучных госпредприятиях, и тот несомненно полезный дух возможной самостоятельной предпринимательской работы, который он получил на очных — с отрывом от производства! — курсах Высшей коммерческой школы при Всесоюзной академии внешней торговли МВС СССР в городе Владивостоке. Суммы денег, от продажи семейного видеомагнитофона, как раз хватило на оплату этих самых курсов, и через несколько месяцев, внутренне преображённый, настроенный на активную предпринимательскую деятельность, уже знающий то такое «CIP», «форс-мажор», свободно, и часто к месту, употребляющий английские фразы типа: «I am very qlad to meet you… Excuse me, madam, how do I set to a souvenir shop? May be yes, may be no…», и многое чего другое, пока правда практически бесполезное. Но это пока бесполезное… Тем не менее, дипломированный коммерсант — выпускник первого коммерческого набора, вернулся в Хабаровск.
Помещение для офиса своей фирмы он арендовал не где-нибудь, а в помещении Дома приёмов Крайисполкома. В этом ему помог один серьёзный чиновник из Краевой администрации. Практически сам предложил. То ли от широты души, то ли имея какие-то далеко идущие планы, сына, например, своего куда-нибудь пристроить — в фирму, так называемой новой эпохи. «А почему и нет? Пусть не сразу, пусть потом, когда фирма встанет на ноги. Да и для себя бы чего хорошего подыскать…» Возраст, да и внешние событийные факторы чиновника к этому подталкивали. Много факторов.
В начале перестройки, в городе, именно для общественности (как бы на волне перемен), без излишнего шума — с дымом, но без огня! — по-свойски, по-семейному, был сменён председатель Исполнительной власти края. И смещён-то был, смешно сказать, за мелочи: тёмные какие-то дела по контрактам с иностранцами, вольное обращения с бюджетными средствами, махинациями с государственной землёй, зажимы и преследования журналистов, публикующих всякую ненужную народу правду о нём. Но в полном объёме, во всём его спектре, дела его и делишки ни до Прокуратуры края почему-то, ни до широкой общественности как-то не пробились, не дошли. Чьей-то умелой рукой скандальная информация, одна за другой, в трёх-четырёх местных краевых, подконтрольных исполкому газетах, гневно гасилась, успокаивая общественное сознание граждан: ерунда, мол, это, люди, не верьте, враньё…
А зоркая краевая партийная газета, хоть и осторожно и весьма завуалировано, упорно твердила о несостоятельности нападок неких, с позволения сказать, правдоискателей и грязных писак-очернителей. Игнорируя при этом, что оправдываться — дело всегда не благодарное. А второй фактор, фактор перестроечного времени, вообще для них было делом явно проигранным. Борьба за правду и справедливость — в перестроечное-то время! — как пожар на торфянике — шапкой не прикроешь, цистерной воды не зальёшь. Да и дни жизни самой партийной газеты были уже сочтены. Не рупор она уже…
Но слухи о, мягко говоря, всё новых и новых проступках председателя Крайисполкома, подтверждённые часто довольно скудными разоблачительными документами, неожиданно возникали снова и снова. Они, появляясь и затухая, плавно перетекали из одного громкого скандала в другой, ещё более громкий. О взятках, например. Или очередном — опять куда-то не туда (?!) — использовании государственных средств, и тому подобное… Народ никак не хотел понимать, что он, провинившийся, обязательно будет наказан, обязательно! И строго, причём, будет наказан: или выговор строгий получит по партийной линии с занесением или в заместители его куда переведут… Что уж так-то беспокоиться, шуметь, да грязью краевые власти поливать? Да и не объяснишь всего народу, не поймут. Как им объяснишь, что он не только же для себя что-то там противозаконное — председатель — делал, но и для страны, так сказать для её будущего, для их, некоторых, будущего старался… пока смута тут в стране. Вот и использовал человек рычаги власти на всю катушку… Может, и перегнул чуть-чуть, где-то, что-то, засветился малость… Других бы не засветил, вот главное. А судить его нельзя, много знает! Да и не сам он один всё это придумал и сделал, и опыт уже у него управленческий большой, связи уже есть, и в стране и заграницей, кое-какие общие деньги, перспективные планы есть, банковские счета… Но это строго секретно. Эта информация под грифом государственной важности, ни разглашению, ни выносу не подлежит… Как и сор из избы. Но…