Страница 4 из 22
Тревожно вслушиваются митингующие в сводки срочных телефонных сообщений из Москвы о ходе демократической борьбы. Как там сегодня? Их зачитывают ещё тёпленькими, ещё горяченькими, тут же, прямо на митинге. Ну, а где же, как не там!
— Товарищи, внимание! Срочное сообщение! Гдлян и его группа привезла чемоданы компромата на коммунистов.
— Ур-ра! — радостно ревёт толпа демократов. — Молодец, Гдлян! — слышны выкрики. — Так держать! Вывести всех на чистую воду! К ногтю их!.. Судить!..
— Ещё есть сообщение: боевой генерал, лётчик, Руцкой, афганец, выступил на нашей стороне!
— Молодец, генерал, наш человек!
— Ур-ра! Военные лётчики с нами! Ур-ра, генералу Руцкому! Молодец Руцкой! Ур-ра, афганцам!..
— А вот ещё!.. Зачитываю, товарищи, слушайте: на нашей стороне профессура из Ленинграда… Анатолий Собчак с нами.
Толпа дружно приветствует учёных. Слышны выкрики.
— Соображает интеллигенция, если за нас, за демократов. Молодцы, академики!
Митинг, восторженно и единогласно голосует за резолюцию в поддержку демократических преобразований в стране.
«Мы, демократы Дальневосточники, единогласно и горячо поддерживаем своих делегатов, которые там в Кремле. Пусть знают, мы с ними, держитесь там, ребята».
Часто и злобно оглядываются демократы и их сочувствующие на высотное здание Крайкома партии, и своего идейного противника, митингующего против, здесь на этой же площади. На взгляд прибрасывают их количество и возможный исход кулачной, если понадобится, борьбы. Победим? Конечно!.. Куда им!..
Бурлит площадь, кипят страсти…
Даже сильнее, пожалуй, чем у Горького в «Буревестнике»: «Буря, скоро грянет буря!»
Грянет?
Конечно, грянет, конечно! Вне всякого сомнения.
В высотном четырнадцатиэтажном здании, самом высоком и презентабельном в городе, в простонародии «Белом доме», в своём кабинете у одного из окон, выходящих прямо на центральную площадь города, молча стоит хозяин края — первый секретарь Крайкома партии. Плотный, невысокий, ещё не старый, с крупным мясистым ухоженным лицом, высокими залысинами, гладко причёсанными редеющими волосами. Его острый, прищуренный взгляд сейчас, недобро всматриваясь, перебегает от одной кучки митингующих, там, внизу, к другой. С высоты этого этажа люди, кажутся совсем маленькими, просто карликовыми. Ни какого серьёзного впечатления не производят — лилипуты и не более. Кривая презрительная усмешка блуждает по лицу Первого секретаря Крайкома. Нет, сейчас он, конечно, старается сдерживать себя, а то бы… Нет-нет, только не в этом случае. Он и раньше-то, всегда опасался кричать на рабочих, предпочитая срывать всё на их начальстве. Причём, принародно, не выбирая выражений. Делал это часто, особенно в последнее время, ни сколько не считаясь со званиями, должностями, возрастом, и прочим… На это ему было глубоко наплевать. Это были его подчинённые, те, кого он, прямо или косвенно, назначал, выдвигал или ставил. Ничего, стерпят, знал он, им это только на пользу. Ни кто из них, противиться, конечное, не смел и не пытался, а авторитета, среди рабочих у Первого секретаря прибавлялось. Народу всегда было приятно слышать, как всесильный «Первый» распекает их нерадивое начальство…
Но сейчас, вот так вот выйти на трибуну и отчитать, призвать к порядку, встряхнуть вот этот вот народ, вот эту вот толпу, он не мог. Не решался… понимал, ситуация не та. Но злость и, главное, непривычное чувство беспомощности, более того, чувство полной растерянности мешают ему принять единственно верное сейчас решение. Что же это делается, как же это так? Как же это можно было допустить? В такой огромной, мощной стране, с таким огромным вышколенным, выкормленным аппаратом управления и аппаратом принуждения, мы — Партия, сегодня бессильны? Один за другим возникают вопросы, на которые у него — партийного лидера края, нет ответа. Дожили, называется. Кто ещё вчера мог подумать, помыслить, что сегодня, вот так, среди белого дня, народ — эти голодранцы, людишки, будут безнаказанно бунтовать. И это в его-то орденоносном крае! В том крае, где он столько времени и сил положил на то, чтобы этот вот народ спокойно жил, работал и развивался… Не благодарные… Сволочи! Скоты! Ещё вчера скажи ему кто об этом, он бы не поверил, нет, признал бы того сумасшедшим или просто прямым провокатором.
«Эти», там, на площади, последнее время митингуют всё чаще и чаще. Выступления всё злее и откровеннее. Совсем распоясались. Бунтуют, работу забросили, зубоскалят…
Здесь, в его кабинете, за толстыми стёклами не слышно слов митингующих, но по отчётам, которые ему кладут на стол каждое утро, он видит накал и опасную для себя и всей его системы прогрессию. Фамилии и характеристики выступающих демократов его откровенно удивляют: «Откуда повылезали? Куда МВД, КГБ раньше смотрели? Дармоеды! Как просмотрели этих горлопанов-провокаторов, как допустили? В лагеря всю эту шваль нужно немедленно. На каторгу их! На рудники. Жаль, что не тридцать шестой, ох, жаль!», злится секретарь, сжимая кулаки. Сколько раз он говорил и здесь в крае, и там, в Москве, на всех совещаниях первых секретарей обкомов и крайкомов партии, на партийных заседаниях, и пояснительные записки писал, и открыто говорил о необходимости ужесточения мер по наведению дисциплины в стране. Ужесточения! И ведь был в этом не одинок. Многие, многие товарищи с ним солидарны. И нечего осторожничать, нечего опасаться и заигрывать с народом… Да, я заявлял и буду заявлять: нет у нас в стране твёрдой руки, нету. Давно уже нет. А как нужна стране, народу твёрдая рука, ох, как нужна! Вот Андропов был молодец, это да. Это была настоящая твёрдая рука, ничего не скажешь… Но как рано он ушёл, как рано… Только вроде встряхнулась страна, только вроде задышала, и на тебе… А «эти», разве правители?.. Вот мы и распустили народ, вот и дожили…
Но вместе с тем он очень хорошо видит и понимает причины происходящего. Старые идеологи там, в Политбюро, сменяя друг друга по старости, выпустили управление страной из рук, не подготовили, вернее не допустили себе достойную замену. Не почувствовали необходимость в срочной корректировке курса Партии. Не прислушались, по старости или от тупых большевистских амбиций, или до них просто не дошла (не довели, скорее всего жополизы!) суть наших настоятельных предложений. Нужны стране реформы, очень нужны, как воздух нужны… Партии в первую очередь! Всю систему нужно срочно перестраивать, всю менять… Лозунги уже не действуют, призывы не работают, работяги-коммунисты смотрят из-под лобья, опереться не на кого… Вот и… Упустили… Выпустили джина… Не прислушались… Вот и доигрались, пердуны кремлёвские… расхлёбывай теперь за них…
В его производственном орденоносном крае, огромном по площади, Дальневосточном, сводки-отчёты уже смотреть невозможно, даже страшно.
Жилищное строительство ведётся из рук вон плохо. Продовольственные ресурсы слабые — концы с концами не сходятся. А что можно поделать, если край с промышленной ориентацией, а все ресурсы, в том числе и продовольственные, почти все завозные?! Край-то не сельскохозяйственный, болотистый в основном. Естественно, что и овощеводство в крае тоже слабое. Собственной продукции только до середины зимы и хватает, если технически ещё сумеем собранное сохранить. Бройлерные птицефабрики — моя гордость! наша гордость! — и те уже не спасают. Потому что нет своих кормов, нет витаминов… А нет витаминов и лекарств для птицепрома, нет и мяса, нет и яиц. Отсутствие кормов подкосило не только птицепром, но и мясомолочный и свинокомплексы края — почти всё поголовье под нож пустили. Кошмар! Идиотизм!.. Да, кошмар! Да, идиотизм! А что делать? Смотреть, как скотина дохнет? Так хоть чуть-чуть мяса в торговлю вбросили… Беда! Ой, беда! Загубили комплекс, загубили!.. Как следствие, в крае катастрофически не хватает мяса, масла, молочной и кисло-молочной продукции. И карточная система на продовольственные товары первой необходимости не решила ситуацию в крае — не решила! — а только усилила ажиотаж, проявила, и углубила недовольство народа, озлобило. На прилавки в магазинах смотреть без слёз не возможно — совершенно пустые! — склады тоже. Хоть караул кричи. Антиалкогольная кампания, как и ожидалось — Горбачёвская! — Идиот! — с успехом провалилась: пить стали ещё больше. За водкой с восьми утра дикие очереди. Люди, ломая двери и прилавки, магазины берут штурмом. Штурмом!! Кошмар! Просто кошмар! Милиция совершенно не справляется… даже с усилением нарядов курсантами краевой Высшей школы милиции.