Прихоти повесы

Она подбоченилась:

– Ага, и в платье!

Гарри оглядел ее пышные формы.

– А может, так и было задумано.

– Да? Он даже сапоги не снял, – фыркнула Лотти, на что друг Колина укоризненно покачал головой:

– Это моветон, старина.

– Ты пришел-то зачем? – хмуро пробормотал тот.

Гарри вытащил из кармана письмо.

– Сегодня утром это по ошибке занесли ко мне.

Прежде чем сломать печать, Колин бросил взгляд на Лотти:

– Не смею задерживать и желаю бешеных оваций от благодарных зрителей.

– Прошлой ночью я не заработала даже хлопка! – Девица завернулась в накидку и резво выскочила за дверь.

Расхохотавшись, Гарри рухнул на софу.

– Уймись. – Колин раздраженно подошел к столу. – Сколько я тебе должен за доставку?

– Нисколько. Прошлый раз ты заплатил за мое письмо, помнишь? От кого послание?

– Понятия не имею.

– У тебя сегодня что, котелок не варит?

– Перебрал вчера – голова буквально раскалывается. – Он отложил письмо и потер виски. В последнее время с ним такое случалось не раз.

– Где твой лакей? Хоть отвар бы тебе приготовил.

– Сегодня слуга занят лишь полдня. – Колин растопил камин, принес из кухни чайник с водой и, подвесив его над огнем, в ожидании, пока вода закипит, развернул письмо. Пробежав глазами несколько строк, он нахмурился, а Гарри поинтересовался:

– Что, неприятности?

– Отец настаивает на моем приезде в Дирфилд-Парк. – Колин вскочил, припечатал письмо ладонью на столе и заходил по комнате, раздувая ноздри. – К черту его!

Гарри приподнял брови.

– Что-нибудь не так?

– Все не так, дьявол побери! Отец надумал продать Сомеролл. – Колин стиснул зубы при мысли, что кто-то чужой станет там хозяином.

– А как же порядок наследования?

– Сомеролл специально выкинули из завещания. Дед намеревался передать его младшему сыну, но мой отец оказался единственным мужским отпрыском.

Родители Колина жили там вплоть до смерти матери, а потом отец переехал в расположенное по соседству дедово поместье Дирфилд.

Колин подошел к окну и распахнул шторы. Сомеролл был для него родным домом до шести лет. С той поры там никто не жил, но он всегда надеялся, что когда-нибудь станет его владельцем.

– Когда уезжаешь? – осведомился Гарри.

Колин покосился на друга.

– Как только смогу.

– Жаль расставаться с имуществом. Может, все-таки уговоришь маркиза не продавать его?

– Попытаюсь. – В едином слове было столько сарказма!

– Надолго едешь?

Колин пожал плечами:

– Ровно настолько, чтобы попытаться убедить отца изменить решение.

Он снял чайник с огня и налил кипятку в заварочный чайник.

– Может, герцог Уайкоф с семьей приедет погостить, как обычно? – не унимался Гарри.

– Сомневаюсь. Насколько мне известно, герцогиня со старшей дочерью все еще в Париже.

– Они вернулись полгода назад.

Через ситечко он наполнил чаем чашки и протянул одну Гарри.

– Откуда тебе это известно? Ах, ну конечно: от своей матушки или кузин.

Гарри глотнул чаю.

– Ты же знаешь, что гостиная моей матери тем и знаменита, что там стряпаются все скандалы. А кузинам известно все обо всех. Ты в курсе, что леди Анджелина бросила Брентмура еще год назад?

– В курсе. – Ничего, кроме этого, он о ней больше не слышал, хотя не мог представить, как она могла связаться с таким подонком, да и не хотел представлять. Их семьи дружили, однако молодые люди рассорились несколько лет назад. Отец обвинял его в том, что он разбил ей сердце на первом балу, но все получилось как раз наоборот. Когда Колин пригласил ее на танец, она отвергла его, но приглашение другого джентльмена приняла. Если уж быть до конца откровенным, то он с трудом оторвался от выпивки с друзьями, а ей это не понравилось. С того момента они стали как масло и вода – абсолютно несовместимыми.

Гарри отставил чашку.

– Вероятно, умчалась в Париж из-за разорванной помолвки.

Ничего удивительного. Отказ от помолвки – дело серьезное. Бульварные листки были тогда полны пересудов, хотя конкретных имен не упоминалось. Он никак не мог понять, почему ее отец согласился на этот брак: ведь о дурной репутации Брентмура всем было прекрасно известно.

Гарри нахмурился.

– Зачем маркизу понадобилось продавать Сомеролл?

– Вопрос на тысячу фунтов. – Колин стиснул зубы. Его обидело решение отца, но он не сказал ни слова.

– Маркиз, возможно, передумает, – предположил Гарри.

– Это не просто какой-то выверт.

– А он не блефует?

– Нет, он абсолютно серьезен, и я – тоже.

– Что ты собираешься предпринять?

Колин вздернул подбородок.

– Сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться.

Суффолк, Сомеролл-Хаус

Два дня спустя

Карета медленно преодолела шесть миль, отделявших Сомеролл от поместья Дирфилд, и въехала на подъездную дорогу. Хорошо хоть погода удалась. Когда экипаж остановился, Колин взял шляпу и спустился на землю. Осенний ветерок прохладой коснулся его лица, и он глубоко вдохнул бодрящий чистый воздух. Контраст с грязной, болезненной атмосферой Лондона был разительным.

Колин приказал кучеру ждать, а сам направился к дому. Под ногами хрустел гравий, пока он шел к зданию, сложенному из песчаника еще в начале восемнадцатого века. Темно-синие полосы на небе предвещали приближение сумерек. Он порадовался, что успел добраться до темноты: удастся посмотреть, в каком состоянии пребывает поместье. Колин собирался начать разговор с отцом о необходимости ремонтных работ, дабы продемонстрировать, что в доме уже побывал и предварительный осмотр провел.

Колин пошарил на притолоке, но ключ отсутствовал. Тогда, нахмурившись, попытался пинком открыть дверь, но та устояла, что было еще более удивительно. Надо будет выяснить у отца, куда делся ключ.

Обогнув лужайку, он зашел к дому с тыла. Сквозь низко расположенные окна можно было заглянуть внутрь, но даже с такой удобной позиции ему ничего не удалось там рассмотреть. Колин стиснул зубы от разочарования, но этим делу все равно не поможешь.

К востоку от имения вела дорожка, когда-то, вероятно, хорошо утоптанная. Впрочем, он не был в этом уверен. Дом его отца располагался меньше чем в шести милях отсюда, между имениями пролегала отличная дорога, но у Колина имелась масса причин редко посещать Дирфилд.

С высокого дуба, стоявшего в отдалении, свисали качели. Может, покойная мать или отец катали его на них. Этого он тоже не помнил. Он вообще мало что помнил из своего детства.

Сухие опавшие листья шуршали под сапогами, от голых берез тянулись длинные тени. Размерами поместье значительно уступало Дирфилд-Парку, но это был великолепный кусок земли. Ему представилось, как арендаторы трудятся на запущенных сейчас полях. Хотя с этим можно не торопиться: ему всего тридцать лет, и он пока не готов остепениться.

Порывистый ветер трепал пелерину плаща, но Колин не останавливался. Наконец впереди показалось сооружение из мрамора, с куполом и четырьмя ионическими колоннами. Добравшись до склепа, он оперся на перила балюстрады и оглядел ступени, ведущие к нему. Двадцать четыре года пролетело. Все, что ему осталось от матери, – вот эта могила и неясные обрывки воспоминаний из детства.

В груди защемило от стыда: Колин не смог припомнить, когда в последний раз был на могиле матери, молился за нее. У него не осталось никаких вещиц на память о ней – только пустота внутри, которую ничто не могло заполнить.

– Ты не останешься в забвении, – хрипло произнес он и, развернувшись, быстро зашагал прочь.

Будь он проклят, если позволит отцу продать место упокоения матери.

К тому времени, когда он въехал в Дирфилд-Парк, солнце село, и особняк, выстроенный в тюдоровском стиле и принадлежавший его семье с шестнадцатого века, стоял погруженным во тьму. В окнах светились только отдельные огоньки ламп, которые слуги разносили по дому. Когда он вылез из кареты, ему в лицо ударил ледяной порыв ветра, хлестнув полами плаща. Один лакей с фонарем в руках пошел показывать дорогу на конюшню, другие занялись его багажом.