Сор из избы

Зная это, любой снабженец, толкач поопытней Галкина легко прошел бы на базу в любое время суток, сказав, что пришел за неликвидом, разбирать завал. Охранник был бы рад, на это ему даны были указания от дирекции: за неликвидом пропускать всякого и с пустыми руками не выпускать. База затоварилась. На языке снабженцев это называлось — невыборкой товара. Если бы у неликвида был язык, он поведал бы, сколько труда и денег омертвлено в нем и каким тяжелым камнем висит он на шее экономики. Но неликвид молчал, и Галкин о нем даже не догадывался. Он требовал робота, из которых пока что завала не образовалось, он числился в дефиците и пользовался повышенным спросом.

— Говорю, нельзя!

Видимо, начальник охраны вовсе не хотел, чтобы из-за Галкина пятому директору дали по шапке.

Смирившись, Галкин отошел в сторону и, после минутного раздумья, вдруг полез на забор, желая окунуться в снабженческую жизнь. Наверху он зажмурился и, положившись на судьбу, прыгнул в тень забора. Ему повезло: цистерну с азотной кислотой успели откатить в сторону. Галкин не обуглился и даже не покалечился, его правая нога срессорила на мешках с ядохимикатами для вредителей полей, запрещенными к использованию в связи с новыми выводами науки; левую угораздило застрять между двух контейнеров с другим неликвидом: то были медикаменты, срок годности которых давно истек, от них отказались все аптеки, в том числе завод-поставщик. Срок истек не по его вине. Галкин пинал проклятый неликвид свободной ногой, толкал руками, стараясь вырваться.

Никогда, пожалуй, Галкин не принимал столь близко к сердцу перекосы в хозяйственной жизни. Завал на складе ничем не отличался от отвала — так же поражал размерами и хаосом. «Вполне возможно, — думал Галкин, — что один перельется в другой, состыкуются».

— Позор! — Галкин тыкал пальцем в тюки со швейными изделиями, испорченными дождем и солнцем, они уже начали гнить. Из почерневших ящиков высыпалась в грязь мебельная фурнитура, морально устаревшая и вышедшая из моды.

Товароведы и грузчики смотрели на Галкина, засевшего на неликвиде, с интересом и готовы были помочь, если он укажет адрес получателя. Ничего подобного.

— Грузам — зеленую улицу! Разбирай завал… Снабжению четкий ритм.

Насчет ритма и надежности он попал в точку. На эту тему шли совещания, заслушивались мнения, намечалась перестройка централизованного снабжения, перевод его к более гибкой и быстрой оптовой торговле. Она могла покончить с завалами и развязать руки сбытовикам. На базе скопился нереализованный остаток миллионов на тридцать-сорок, точно никто не мог сказать. Планы выполнялись, перекрывались, начислялись премии, завалы росли. И Галкин стал в числе многих жертвой экономического перекоса и неувязок. Если бы он это сознавал, то вел себя тише и ждал своей очереди в порядке решения проблемы. Но он орал, не желая ничего знать. Тем и сгубил свою карьеру по линии снабжения…

— Совесть у тебя есть, стервец? — на вопли явился начальник охраны. — Чтоб тебя…

Суля всякие беды на голову сорванца, он тем не менее вошел в положение: приналег на неликвид, раскачал контейнер и помог Галкину высвободиться. Но от себя больше не отпускал ни на шаг, вел к выходу и объяснял, что зря малец лезет на рожон, рискует здоровьем. Из его рассказа Галкин понял, что завал из неликвида не самое трудное. Бюрократический завал в конторе пострашней: товар просто так он не получит. Тут не гастроном: выбрал и купил. Фонды, лимит! Предстояло выстоять у двери в отдел электромашприборов, товароведам некуда спешить, у них товара нет, одни бумажки, бумажки могут полежать, не испортятся. И вообще, зачем выдавать, если можно подождать. Одному выдашь, другой прибежит, после третий нащупает слабину. Людишек в узде надо держать, чтобы силу чувствовали, лимит!

В финансовом отделе Галкин должен доказать свою платежеспособность, выставить аккредитив, заверить у главного бухгалтера, которого с утра нет на месте (вызвали в арбитраж). Потом выписать товарно-транспортные накладные. Транспорта у Галкина нет, значит, и накладных не будет. Можно занять очередь у склада, но ворота на замке, потому что кладовщица бюллетенит после очередной ревизии, издергана и ранима пересортицей, излишками одного и недостачей другого, у ней подотчета на миллион, доверить она никому не может, только амбарному замку…

Получить товар в один заход никому не удавалось, надо побегать в семь потов, хотя толкачи — народ пробивной по части достать. Галкин не получил бы товар и за неделю. Здоровилло не подумал, кого и куда посылает.

Начальник охраны вывел «снабженца» за ворота и поддал в спину.

В кузницу Галкин вернулся налегке, но с богатым опытом по части снабжения.

— Где робот? — спросил мастер, начиная паниковать. — А ну, дыхни! Реагента тоже нет? В вытрезвитель не попал, купец?

Можно было не спрашивать. Галкин чувствовал себя опозоренным. А ведь кто бы мог подумать? Дело осложнялось тем, что начальнику цеха надоела волокита по части снабжения и он приказал сегодня же приступить к установке робота на участке ремонта.

Цех нажимал на показатели и качество, стараясь угодить госприемке, борясь с разболтанностью, вошедшей в привычку. Перевязьев восстановился в прежней должности с помощью суда. Законы он знал, адвокатов тоже. Но выиграв процесс, поиздержался и чувствовал по утрам непонятное сердцебиение до дурноты. Сказалось на здоровье. Годы не те. «Судиться — себе дороже, — прикидывал Перевязьев, перетрусив. — Здоровья не хватит». Инструмент он больше не терял, где попало. Вел себя тихо. Все бы ничего, но работы привалило. Сказывалось ускорение. После ремонта слетел шкив с динамомашины и, не снижая оборотов, взвился над головами. Перевязьев бегал за шкивом, мучаясь нехорошими предчувствиями. Его травили кошмары по поводу зазоров в других шкивах и моторах — сорвется, людей покалечит…

Он подрастерял квалификацию выпивая, и надо было вернуть былые навыки в работе с железом. В конце смены по цеху ходили дружинники, как у себя дома, открывали шкафы, насчет спиртного.

Нагрянул милицейский «луноход» из вытрезвителя прямо в цех и «застукал» Тараканова, не вязавшего лыка… Постановили: усилить воспитательную работу, увлечь людей культурным досугом в противовес…

Вожак молодежи Леша привез рулон марлевки с базы и обещал в конце смены продать ее на блузки тем девчатам, которые за здоровый быт и культурный досуг, то есть вместе с дружками запишутся в художественную самодеятельность, за которую Леша отвечал теперь персонально, и все выходные в заводском Доме культуры помогал общению тем, кому до и за тридцать. Леша не роптал на новые нагрузки и лишь осунулся лицом.

Хахин, обсуждая нововведения, был недоволен. По его мнению, лучшего досуга, чем в ресторане, не бывает, и в Дом культуры на вечера трезвости никто не пойдет. А если и придут, то скучные, то есть трезвые. Девчонки в марлевках словно голые, конечно, приманка для мужиков, но водка все же милей. И вообще девушки в его годы были другие. Пели в хоре задарма, без стимула. Хор пел так, аж люстра тряслась и лошади шарахались. Хахин сам пел, а его законная супруга стояла впереди…

Размышления Хахина прервал аварийный гудок. Авария случилась с мостовым краном. Первым туда побежал Перевязьев: нервы сдали. Хахин не спешил. Начальник зря пугает. Хахина не уволишь. Руки коротки. Кто-то из буфета уже звонил в цех и предупредил, что в лице Хахиных завод лишится династии, скорей уволят начальника цеха…

На кране вышел из строя механизм подъема, надо было вскрывать редуктор, а там кто знает…

— Сурьезный ремонт! — набивал цену Хахин и крутил головой. — Не управиться. Нужен сверхурочный. Парень — оторви, проверенный, можно сказать, наш. Вызывать с конторы или как? Начальник…

— Как хочешь! — отмахнулся Здоровилло. Спорить он устал, а уволить и принять других не смог даже начальник цеха.

— Где робот? — выспрашивал он у Галкина. — Без ножа режешь…

Галкин разделял нетерпение мастера насчет замены слесарей автоматом, у которого нет жены-буфетчицы и который не пойдет в суд качать права. Робот дело знает, память у него электронная, она не позабудет зубило в редукторе, а пассатижи в пульте управления, гайки на шкивах автомат закрепит на совесть…