Страница 2 из 17
Служебный автобус уже ушел. Синицын обиделся и решил вернуться досыпать, но подскочил рейсовый автобус, и Синицын понял, засыпая на мягком сиденье, что еще не все потеряно, его честь и доброе имя…
Автобус, попетляв по городу со спящим пассажиром, окончил работу и свернул на обед в гараж. Зато такси словно ждало Синицына. В сущности, если бы не оно… Страшно подумать! Честь… доброе имя… И Синицын пока думал, проспал все левые и правые повороты. Таксист увез его в другой конец города.
Нужно было срочно звонить на службу, объяснить. Автомат был в двух шагах. А монетка? Синицын сунул руку в карман и подивился своей везучести. Ведь если бы… Выговор, позор, увольнение.
Синицын снял трубку, набрал номер, подождал и… его разбудил строгий голос начальника:
— Кто там храпит? Вы только подумайте, какая наглость.
— Это не я, — заорал спросонья Синицын. — Это на станции. Ужасно не везет, Трофим Сергеевич: будильник не звенел, изрублю его в лапшу! А транспорт, вы знаете наш транспорт!.. Легче пешком. Взял такси. Олух, как водится, укушенный, увез в тьму-таракань. Здесь ни одного телефона! Каменный век. Откуда звоню? Сам не пойму. Двушника-то у меня нет.
Встретили Синицына сочувственно. Он сел за стол, и чтобы не заснуть тут же, вышел подымить. В курилке кто-то дремал, держась за трубу. Это был Перевязин. Синицын его растолкал:
— Работать надо! Лодырь… Начальнику скажу!
Перевязин вышел, но тут же вернулся и растолкал Синицына:
— Я не работник: мимо стула сел!
До конца рабочего дня оставалось три часа с четвертью, до отпуска и того больше. Синицын вернулся, сел за стол, взял бумаги и задумался. Глубоко и творчески. Никто бы ничего не заметил, если бы он вдруг не захрапел, а потом, не открывая глаз, погасил свет в отделе и стал снимать брюки…
Поднялся шум, женщины возмутились. Начальник вызвал Синицына для беседы. Оказалось, от Синицына он давно ждет сводки поставок чего-то куда-то, короче, на ударные стройки пятилетки. Синицын вылил полграфина воды себе на темечко и засучил рукава. «Дома надо спать, а не на…» — подумал он и… проснулся, когда в отделе уже никого не было.
Домой к нему позвонил Перевязин, спросил, испуганно икая:
— Ну как, пронесло?
— Предупредили.
— А меня пропечатали в многотиражке! Чем занимаешься?
— Спать лег.
— Я тоже, — нервно зевнул Перевязин, — да разве уснешь?! После всего.
Синицын мысленно с ним согласился.
— Надо снять наклеп, — уговаривал Перевязин, — отвлечься. Может, состыкуемся в «Цыплятах-табака»? Обусловились?
«Наклеп, стресс, вздрючку, — повторял сонно Синицын, поспешно натягивая штаны, — примем по маленькой, полегчает, сон как рукой снимет…»
Вернулся он под утро. Завел будильник, укрылся с головой… (Читай сначала.)
СПОКОЙНЕНЬКО, БЕЗ ГОРЯЧКИ
— Предупреждаю, товарищи подрядчики и субподрядчики, аврала не будет! — Начальник комплекса сурово оглядел каждого участника последней планерки года. — Разговоры эти отставить! Вы не дети, должны понять, что аврал — это брак, аварии, переделки и прочее! Кто против? Никто. Вместо аврала закончим отчетный, так сказать, период, вполне понятным ускорением работ. Короче, сделаем за оставшиеся сутки то, что положено было за полгода! Но предупреждаю: чтоб спокойненько, без горячки. Сейчас разойдетесь по своим местам и, подумав, не торопясь, начне…
Мы, не дослушав, сломя голову бросились к свободному мостовому крану. Кричим что есть; силы:
— Майна!
— Вир-ра!
— Опускай!
— Подымай!
— Поезжай!
— Тормози-и!
Поздно. На крюке, в обнимку, устроился прораб «Промвентиляции», ногами от счастья взбрыкивает. Опередил!
Ну, погоди! Мы сейчас устроим тебе вентиляцию…
Через полчаса выяснилось, что подъемный кран нужен «Промвентиляции», как рыбе, зонтик: некуда ставить вентиляторы.
Люди друг у друга на голове стоят, всем не терпится план выполнить. Бригадир электромонтажа развернул чертеж, ватман тут же бетоном залили, сверху трубу положили, а плотники сколотили мостки до отметки плюс девять. Монтажник в крик:
— Не буду без чертежа-а!
Да разве кто услышит, если в полуметре перфоратор включили, под ногами кувалдой в арматуру ударили, чтобы выправить, прижгли подметку газосваркой…
«Не зевай!» — кричат слева. «Постороннее» — справа. «Освободи зону!» — «Сам освободи!»
Сначала залили, дали подсохнуть, потом одумались, срубили и развернули на 180 градусов фундамент под трубогибочный агрегат. Вместо трубогибочного схватили на складе кота в мешке — обдирочную машину.
Дымовую трубу, глядя в опрокинутый чертеж, поставили толстым концом вверх, дым повалил в подвал. Там зачихали и вылезли красные от волнения.
Начальник комплекса успел вмешаться:
«Начальника участка дымовой трубы перевести в домовые, на его место…»
Тем временем из другого города пригнали на подмогу усиленный чудо-кран. Машинист побежал воды напиться. А самый нетерпеливый не захотел ждать, сам схватился за рычаги, дернул и… завязал богатырскую стрелу бантиком с двумя узлами.
Начальник комплекса продиктовал:
«Машиниста крана разжаловать в стропали, главного механика поставить машинистом, объявить выговор автокрану, а также всем присутствующим, кто был рядом, но не попал под стрелу!»
Сапоги хлюпали в ледяной жиже бетона, с крыши капал горячий битум, сыпалась снежком стекловата, слепила немного. Двадцать гектаров кровли кровельщики утеплили, присыпали асфальтом, побив рекорд «по валу», отутюжили катком и спустились на землю поглядеть. Разглядели сквозь крышу… небо и нахальное солнце, которое зимой светит, но не греет.
— Солнце битумом не замажешь! — сказали, оправдываясь. Им поверили.
Наконец по рольгангу покатилась встреченная аплодисментами первая раскаленная болванка и вышибла дверь буфета, разметала накрытые к торжеству столы.
Начальник комплекса выхлопотал себе больничный на всю первую половину следующего месяца — предынфаркт! Продиктовал, сползая с кресла, последний приказ: «Рольганг запустить в обратную сторону. Буфет закрыть на учет. Убыток списать на прораба наладчиков. С Новым годом, товарищи!»
ПАСЫНОК
Подняли тяжелый столб всей бригадой. Потащили к яме, чтобы установить. Легковеров с краю, у комля оказался, там, где железобетонный пасынок проволокой прикручен. Столбу от этого хорошо будет, не загниет в земле, а Легковерову радости мало. Тяжело очень. Он это заранее предвидел, хотел было в середину встать, но его в последнюю минуту Передреев оттолкнул, вытеснил, нахалюга. Легковеров молчит до времени, согласен, если для общей пользы. Хотя нутром чувствует, что такая тяжесть ему не на пользу, даже наоборот. Спина неестественно выгнулась, ноги сами собой складываются. Надо им срочно послабление дать, что-нибудь придумать, иначе — беда!
Передреев впереди только посмеивается. О себе позаботился, живота не надорвет. Остальные примолкли, сопят, тащат столбину.
Интересно, сколько в нем весу?
Бригадир сказал: полтонны. Явно убавил. Чтобы люди в охотку трудились. Значит, надо накинуть килограммов сто. Да пасынок сто потянет. В бригаде десять мужиков, получается по семьдесят на брата. Это если по-братски, по-честному поделить. Но Передреев-то отлынивает, делает вид, что старается. Такая у него натура. Значит, его долю надо поделить. Довесок!
Бригадир — старый, проку от него в таком деле… Еще довесок! Пупыркин только что женился. Будто пьяный ходит от впечатлений. И его долю приплюсовать…
Щукин, кажется, ногу стер в новом сапоге, хромает. Лебедев за верхушку ухватился. А чего ее держать? Сама вверх загибается, того гляди, от земли подымет. Прибавь сюда Ракова, этот норовит задом наперед повернуться, чтобы анекдот соседу рассказать. Анекдотов у него тьма. А смех-то половину силы у людей отнимает. Так что еще довесок на мою спину.