Янтарный телескоп

Два матроса (люди, не медведи) спрыгнули на берег и захлестнули швартовы за тумбы; горожане встретили этих людей-предателей злобным шипением и криками. Матросы, не обратив на них внимания, побежали спускать сходни. Когда они поднимались на борт, где-то рядом с Уиллом прогремел выстрел, и один из матросов упал. Его деймон, чайка, исчез, как огонек задутой свечи.

Медведей это привело в ярость. К огнебою снова поднесли запал, повернули его в сторону берега, пылающая масса взлетела в небо и рассыпалась огненным ливнем над крышами. А наверху сходней появился медведь, размерами превосходящий всех остальных, — видение закованной в железо мощи, и пули, осыпавшие его, с визгом и звоном отлетали от брони, не оставляя на ней ни малейшей царапины.

Уилл спросил соседа:

— Почему они напали на город?

— Им нужно топливо. Но мы не хотим иметь дела с медведями. Они покинули свое королевство и плывут вверх по реке — кто знает, что у них на уме? Поэтому мы вынуждены драться. Пираты… грабители…

Огромный медведь спустился по сходням, а позади него уже сгрудились другие, тяжестью своей накренив судно. Уилл увидел, что люди на пристани вернулись к орудию и загоняют в казенник снаряд.

В голову ему пришла идея — он выбежал на пристань, на ничейное пространство между артиллеристами и судном.

— Стойте! — закричал он. — Не стреляйте. Дайте мне поговорить с медведем.

Наступило затишье. Все застыли в изумлении перед этим сумасшедшим. Сам медведь, уже напружившийся для броска, не двинулся с места, хотя дрожал от ярости. Могучие когти впились в настил, а черные глаза в щели стального шлема горели огнем.

— Кто ты такой? Что тебе надо? — рявкнул он по-английски, поскольку Уилл говорил на этом языке.

Люди недоуменно переглядывались, а те, кто понимал чужой язык, переводили другим.

— Я буду драться с тобой один на один, — если ты уступишь, бой должен прекратиться.

Медведь не шелохнулся. Что до толпы, то, как только до нее дошел смысл слов Уилла, она разразилась криками, издевательским смехом и улюлюканьем. Но продолжалось это недолго. Уилл невозмутимо повернулся к горожанам, обвел толпу холодным взглядом, и смех смолк. Он чувствовал, как дрозд-Бальтамос дрожит у него на плече.

Когда все стихло, он крикнул:

— Если я заставлю медведя уступить, вы продадите им топливо. Они поплывут дальше и оставят вас в покое. Соглашайтесь. Не согласитесь — они вас всех перебьют.

Он знал, что медведь-исполин стоит всего в нескольких шагах за его спиной, но не обернулся; он наблюдал за тем, как переговариваются, спорят, размахивают руками городские, и через минуту в толпе раздался голос:

— Малый! Заставь медведя согласиться! Уилл повернулся кругом. Он сглотнул, набрал в грудь воздуха и крикнул:

— Медведь! Соглашайся. Если ты мне уступишь, бой прекратится, ты сможешь купить топливо и мирно плыть дальше.

— Невозможно! — рявкнул медведь. — Мне стыдно с тобой драться, ты слаб, как устрица без раковины. Я не могу с тобой драться.

— Верно, — согласился Уилл. Сейчас его вниманием безраздельно владело это огромное свирепое существо. — Это будет нечестное состязание. Ты весь в броне, а у меня ее нет. Ты сможешь снести мне голову одним движением лапы. Так сделаем честнее. Дай мне часть свой брони, какую хочешь. Шлем, например. Тогда шансы немного уравняются, и тебе не стыдно будет сразиться со мной.

С рычанием, в котором смешались ненависть, гнев и презрение, медведь поднял лапу и длинным когтем отстегнул цепь, удерживавшую шлем.

Все затихло на берегу. Никто не издал ни звука, никто не пошевелился. На глазах у горожан происходило что-то невиданное, и они не могли понять, что.

Слышно было только, как плещется вода о деревянные сваи, стук судовой машины и беспокойные крики чаек над головой. Затем медведь с грохотом швырнул шлем под ноги Уиллу.

Уилл поставил рюкзак и приподнял шлем за один конец. Это стоило ему огромного труда. Шлем был сплошной, сделан из одного листа, темный, со щербинами, с прорезью для глаз наверху и массивной цепью снизу. Длиной он был с предплечье Уилла, а толщиной с большой палец.

— Так вот он каков, твой доспех. Кажется мне, он не очень крепкий. Не знаю, можно ли на него надеяться. Ну-ка, посмотрим.

Он вынул из рюкзака нож, приставил острием к передней части шлема и срезал уголок, словно масло.

— Так я и думал. — Уилл отрезал еще кусок, и еще, и за минуту шлем превратился в груду железных обрезков. Он захватил горсть, выпрямился и протянул медведю: — Это было твоей броней, — сказал он и ссыпал обрезки на кучу у своих ног, — а это — мой нож. И раз твой шлем мне не подошел, я буду драться без него. Ты готов, медведь? Я думаю, теперь мы в равных условиях. В конце концов, и я могу снести тебе голову одним ударом ножа.

Мертвая тишина. Черные глаза медведя горели, как смола, и Уилл почувствовал, как между лопаток у него потекла струйка пота.

Потом медведь покачал головой. Он сделал шаг назад.

— Слишком сильное оружие, — сказал он. — Против него не могу сражаться. Мальчик, твоя взяла.

Уилл знал, что через секунду горожане начнут свистеть, кричать и улюлюкать, поэтому, не дожидаясь, когда медведь договорит слово «взяла», он повернулся к ним и закричал первым:

— У нас был уговор. Займитесь ранеными и погасите пожар, а потом давайте топливо на судно.

Он понимал, что, пока его переведут и передадут из уст в уста его слова, пройдет несколько минут, и это помешает людям дать волю своему гневу и радости. Подействует, как защитная дамба из мешков с песком во время паводка. Медведь наблюдал за всем этим и понимал, что он делает и зачем, — понимал лучше самого Уилла, чего он добился.

Уилл спрятал нож в рюкзак и переглянулся с медведем, но на этот раз в их взгляде не было враждебности. Они подошли друг к другу, а медведи на судне принялись разбирать огнебой; к пристани подвалили другие два судна.

Горожане занялись расчисткой набережной, а несколько человек с любопытством окружили Уилла, разглядывая мальчика, который имеет такую власть над медведем. Пора было снова сделаться незаметным, и он употребил магию, которая отводила все виды внимания от его матери и годами оберегала их обоих. Конечно, никакая это была не магия, а просто способ поведения. Он замолчал, стал двигаться вяло, смотреть тупо, и через минуту люди потеряли к нему интерес, перестали обращать на него внимание. Им просто наскучил этот тупой ребенок, они отвернулись и забыли о нем.

Но внимание медведя было не чета людскому, он видел, что происходит, и понимал, что это — еще одно орудие в арсенале Уилла. Подойдя к нему, он заговорил тихо, низким голосом, рокочущим, как судовые машины.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Уилл Парри. Ты можешь сделать себе новый шлем?

— Да. Чего ты добиваешься?

— Вы плывете вверх по реке. Я хочу плыть с вами. Мне надо в горы, а это — самый быстрый путь. Возьмете меня?

— Да. Я хочу посмотреть нож.

— Я покажу его только тому медведю, которому доверяю. Я слышал, есть один медведь, которому можно верить. Он — король медведей, друг одной девочки — ее-то я и хочу найти в горах. Ее зовут Лира Сирин, а медведя — Йорек Бирнисон.

— Я Йорек Бирнисон.

— Я так и понял, — сказал Уилл.

Судно уже принимало топливо: к нему подтягивали вагонетки, опрокидывали над спускными желобами, уголь с грохотом валился в трюм, и в воздух поднималось облако черной пыли.

Не замеченный горожанами, увлеченно подметавшими стекло и спорившими о цене на топливо, Уилл поднялся за королем медведей на борт.