Янтарный телескоп

Миссис Колтер вернулась к своей печке, где уже закипала вода.

Присев, она накрошила в воду сушеных листьев — две щепотки из одного мешочка, щепотку из другого, потом добавила три капли бледно-желтого масла и стала быстро размешивать. Она отсчитывала про себя секунды и через пять минут сняла кастрюльку с огня и села на землю ждать, когда отвар остынет.

Вокруг валялось снаряжение из лагеря у синего озера, где умер сэр Чарльз Латром: спальный мешок, рюкзак со сменами одежды и принадлежностями для мытья и прочее. В том числе брезентовый чемодан с крепким деревянным каркасом, где лежали разные приборы, переложенные растительным пухом, и пистолет в кобуре.

Отвар остывал быстро в разреженном воздухе, и, когда он охладился до температуры тела, она осторожно перелила его в металлический стакан и перенесла в конец пещеры. Обезьяна бросила свою шишку и пошла за ней.

Миссис Колтер поставила стакан на плоский камень и опустилась на колени рядом со спящей Лирой. Золотая обезьяна присела с другой стороны, приготовясь схватить Пантелеймона, если он проснется.

Волосы у Лиры были влажны, глаза двигались под веками. Она уже шевелилась: миссис Колтер заметила, как затрепетали ресницы дочери, когда она ее поцеловала, — скоро Лира совсем проснется.

Миссис Колтер приподняла ей голову, а другой рукой убрала со лба влажные пряди волос. Лира разжала губы и тихо застонала. Пантелеймон чуть передвинулся к ее груди. Золотая обезьяна не сводила глаз с деймона Лиры и черными пальчиками теребила край спального мешка.

Миссис Колтер посмотрела на нее, обезьяна отстранилась и отпустила мешок. Женщина приподняла дочь за плечи; голова у Лиры свесилась набок. Девочка вздохнула, веки ее затрепетали, и она с трудом приоткрыла глаза.

— Роджер… — пробормотала она — где ты… я не вижу…

— Ш-ш-ш, — шепнула мать, — тихо, дорогая. На, выпей.

Она поднесла ко рту Лиры стакан и слегка наклонила, чтобы жидкость только смочила губы. Лира провела по ним языком, и тогда миссис Колтер стала потихоньку вливать отвар, всякий раз дожидаясь, когда Лира проглотит очередную порцию.

Это заняло несколько минут, но в конце концов стакан опустел, и миссис Колтер снова уложила дочь. Как только голова Лиры коснулась земли, Пантелеймон перелез к ней на горло. Его золотисто-рыжий мех был так же влажен, как ее волосы. Оба крепко уснули.

Золотая обезьяна тихо пробралась к выходу из пещеры и снова уселась там — наблюдать за тропинкой. Миссис Колтер окунула фланелевую тряпицу в тазик с холодной водой, смочила девочке лицо, а потом расстегнула спальный мешок и обтерла плечи, шею и руки — Лире было жарко. Потом взяла гребень, осторожно расчесала ей спутавшиеся волосы, убрала их со лба и сделала аккуратный пробор.

Оставив спальный мешок раскрытым, чтобы Лира немного остыла, миссис Колтер развязала узелок, принесенный Амой, и достала оттуда лепешки, плитку прессованного чая и пригоршню липкого риса, завернутого в широкий лист. Пора было разводить костер. Здесь, в горах, по ночам стоял лютый холод. Она методично настрогала сухой трутовик, наложила сверху сучков и поднесла спичку. Об этом тоже пора было подумать: спички подходят к концу и керосин тоже, теперь придется жечь костер круглые сутки.

Деймон ее был недоволен. Ему не нравилось все ее предприятие, но, когда он пытался довести это до ее сведения, миссис Колтер только отмахивалась. Повернувшись к ней спиной и всем своим видом выражая презрение, золотая обезьяна продолжала лущить шишку. Миссис Колтер не обращала на нее внимания. Умело и не торопясь она развела костер и поставила кипятить воду для чая.

Тем не менее скепсис деймона передался ей, и, кроша темный чай над кастрюлей, она снова и снова спрашивала себя, что она, в самом деле, затеяла, не сходит ли она с ума — и что будет, когда об этом узнает церковь. Прав ее деймон: она не только Лиру прячет, она прячет голову в песок.

Из тьмы появился мальчик и шептал, шептал, с надеждой и страхом:

— Лира… Лира… Лира…

Позади него другие фигуры, еще более призрачные, безмолвные. Казалось, они знакомы между собой и все одной породы, но лиц их не было видно и не слышно голосов. А его голос не поднимался выше шепота, и лицо было в тени, расплывчато, как что-то полузабытое.

— Лира… Лира… Где это было?

На огромной равнине, где чугунное небо не давало света и горизонт со всех сторон был скрыт туманом. И голая земля, утоптанная миллионами ног, хотя ноги эти были легче пуха; верно, время выгладило ее, хотя и время в этом краю застыло; значит, все тут было так, как только и могло быть. Самый крайний край, последний из миров.

— Лира…

Почему они были здесь?

Они были узниками. Кто-то совершил преступление, неизвестно какое, и неизвестно кто, и неизвестно, какой судья вынес ему приговор.

Почему мальчик все время звал Лиру?

Надежда.

Кто они были?

Духи.

И Лира не могла коснуться их, сколько ни пыталась. Снова и снова ее руки попадали в пустоту, а мальчик все стоял и просил о чем-то.

— Роджер, — сказала она, но с губ слетел только шепот. — Роджер, где ты? Что это за место?

Он сказал:

— Это мир мертвых, Лира… Я не знаю, что мне делать… Не знаю, навечно ли я здесь, не знаю, что я сделал плохого, я старался быть хорошим, но мне здесь плохо, здесь страшно, здесь ужасно…

А Лира сказала:

— Я…

Глава вторая

Бальтамос и Барух

И дух прошел надо мною;

Дыбом стали волоса на мне.

— Помолчите, — сказал Уилл. — Помолчите. Не мешайте мне.

Было это после того, как забрали Лиру, после того, как Уилл спустился с горы, после того, как ведьма убила его отца. Уилл зажег жестяной фонарик, найденный в отцовской сумке вместе с сухими спичками, и, присев за камнем, открыл рюкзак Лиры.

Он пошарил в нем здоровой рукой и наткнулся на тяжеленький бархатный сверток с алетиометром. Прибор заблестел при свете фонаря, и Уилл показал его двум стоявшим рядом фигурам, существам, которые назвали себя ангелами.

— Вы понимаете его? — спросил он.

— Нет, — ответил голос. — Идем с нами. Ты должен идти. Идем к лорду Азриэлу.

— Кто велел вам следить за отцом? Говорите, он не знал, что вы за ним ходите? А он знал, — со злостью сказал мальчик. — Он предупредил меня, что вы появитесь. Он знал больше, чем вы думаете. Кто вас послал?

— Никто. Мы сами, — послышался ответ. — Мы хотим служить лорду Азриэлу. А покойный — что он просил тебя сделать с ножом?

Уилл замялся:

— Сказал отдать его лорду Азриэлу.

— Тогда идем с нами.

— Нет. Пока не найду Лиру.

Он завернул алетиометр в бархат и положил в свой рюкзак. Потом закутался от дождя в тяжелый отцовский плащ и присел на корточки, глядя на призрачные фигуры.

— Вы правду говорите? — спросил он.

— Да.

— Так вы сильнее людей или слабее?

— Слабее. У вас есть плоть, у нас нет. И все же ты должен пойти с нами.

— Нет. Раз я сильнее, вы мне должны подчиняться. Кроме того, нож у меня. Поэтому приказываю, чтобы помогли мне найти Лиру. Все равно, сколько времени мы будем искать. Сперва отыщу ее и только потом пойду к лорду Азриэлу.

Несколько секунд обе фигуры молчали. Затем отплыли в сторону и стали переговариваться. Уилл не мог расслышать их разговор.

Наконец они вернулись, и он услышал:

— Хорошо. Ты не оставил нам выбора, хотя совершаешь ошибку. Мы поможем тебе найти этого ребенка.

Уилл вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть их получше, но дождь заливал глаза.

— Подойдите ближе, чтобы я мог вас разглядеть. Они приблизились, но очертания их стали еще более смутными.

— Днем вас будет лучше видно?