Страница 5 из 26
Постепенно должны были забраться в убежище и уже оттуда изображают (с пленок) нормальную жизнь на норм/альной/ земле, а на ней уже — радиац/ионное/ кладбище.
07.06.86 г.
И вывозить, вывозить детей, подростков! И не на месяц-три, а пока обст/ановка/ сущ/ественно/ улуч/шится/. Самые большие чиновничьи упущения — здесь. Радиация мгновенна, чиновник медлителен — по самой природе своей. Да и то сказать: слишком мала оказалась республика для столь большой беды. Своих «чистых» районов для настоящей эвакуации явно недостаточно. Пора осознать, что каждый день промедл/ейия/ с эвак/уацией/ детей, когда «враг» не то что приближ/ается/, а уже в доме — самый непростит/ельный/ грех перед будущим народа. Тут никакие наши оправд/ания/ и объяснения время не примет. Нужна организ/ация/, люди, к/отор/ые только этим и заним/ались/ бы: с к/отор/ых можно было бы спросить, но у них были бы высшие права требовать, разрешать, запрещать…
Повесть о том, как «выжили» (в отчетах) после Ч/ернобы/ля.
Рассказ о мудрых и заботливых руководителях народа, которого уже не было.
Собственно, он был, народ, а иначе, как появились бы руководители, кем бы они руководили бы. Но затем исчез. Народ исчез, а руководство осталось. Ну, не наоборот же должно было случиться. На всех правительственного бункера не хватит, на всех не был рассчитан. Да и те самые загородные «закрытые» совхозы, фермы, которыми питались, «закрытые распределители» и из которых питались, заботящиеся о народе руководители (а как будешь о народе, ежели себя для народа не сохранишь?), и все эти закрытые потому и были закрытые, что на всех не наберешься. Продуктов нормальных, здоровых, незараженных. Но главное-то не радиация, вдруг высыпавшаяся как тифозная сыпь, покрывшая землю, реки, леса, деревни, города (невидимая, а потому даже не сыпь, а так что-то, чего вроде и нет, а лишь ученые ее (сыпь) изобретшие, ее предполагают), не это главное, а чтобы правильно освещали. Ну, у нас, это мы позаботимся, да и сами журналисты-газетчики-писатели позаботятся: распишут рыбалку или как соловьи запузыривают над реками (которые «стали горьки») и всё в порядке. Есть, а будто и нет, скорее, что нет, а если и есть, то это перестраховки ради, т/ак/ ск/азать/ наша неизлечимая забота о здоровье-благополучии населения. И проверяем, и делаем не потому, что есть, а как если бы было, хотя знаем, что нет этого. Не бывает у нас (это у них!) ни наводнений, ни землетрясений, ну, а уж если у нас случилось, то внимание все тоже — на них, туда. Что да как пишут, такие-сякие!
Долго история пишется-сказывается, ну, а жизнь шла, шла, да и кончилась.
Та, что наверху. Осталась в бункерах, куда поступало всё чистое. Населения не стало, а руководители — вот они, здесь, все — и главные, и замы, и помы, и всё их окружение, кое-кто из семей, но тоже при службе (дети — учатся быть).
А там никого! Но тогда что получается, получится? Те, оттуда такое распишут! Это именно и распишут: что никого, всем каюк! Но это они распишут, а позволить им клеветать и злобствовать — кто, какой патриот позволит!
И вот пошла писать губерния. И не только писать: о посевных-уборочных, труде-отдыхе трудящих/ся/, не только, понятное дело, в газетах, но и показывать — по кино— и телеканалам. А это труднее, а это сложнее: приходится вырезать и монтировать из того времени, когда худо-бедно, но всё это можно было снять, заснять.
И весь мир успокоился и с еще большей яростью стал готовиться к глобальной «Польши», чтобы и самим тоже защитить население — из бункера, отстоять его честь и независимость (из бункеров). И тогда будет совсем понятно всё: эти — в бункере, те — тоже, а больше — никого, но они, и те и другие, в бункерах стараются во имя своих народов, их свободы и счастья.
Вот так приблизительно выстроится рассказ. Но в какой тональности? Из каких кусков?
Войдут ли деяния наших и украинских товарищей в первые часы… в первые дни… в первые недели…
Когда вся забота: не раздразнить вышестоящие инстанции тем, что случилось именно у тебя и с тобой.
Южнее реки [Припяти] — наврали, что не взрыв, а пожар, всего лишь пожар!
Севернее: а у нас ничего, а у нас ничего, чуть-чуть-чуть, а так ничего!
Главное, чтобы не «накивали пальцем» в сторону Бартошевича[15] — Ковалева**[16], как накивали южным соседям, а что там с людьми, которых накрыло — не паникуйте!
А, м. б., и рассказы-вкрапления беженок наших несчастных?
12.07.86 г.
Да, во всей истории этой очень важную роль играет лозунг, формула, разрешение: «Не превышает нормы». Люди и вымерли по медиц/инскому/ разрешению, нормально, по нормам, подогнанным под фактическую радиацию.
Нет, это «бункерная летопись» — с полным убеждением в разумности и нужности такой политики. И доказательство, апофеоз: восторг, что заведенные в заблуждение, одураченные политич/еским/ мастерством враги дали залп из всех ядерных дыр — и погубили собственное население собственной радиацией.
(Да, но в «шахтах» всё же оставались. И остались. В уцелевших).
13.07.86 г.
Эпиграф к рассказу-летописи:
10 «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.
11 Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».
[Откровение Иоанна Богослова. Гл.8.]
Дать как эпиграф, а м. б., в тексте, начать с этого «летопись» и дальше — комментарии летописца. Дескать, нет ничего общего. А случилось потому, что «наука требует жертв» и нельзя без энергии (а без людей — можно) и что потом уже не «полынь», а совсем другие ахнули — и еще треть, и еще треть, а потом уже всё чисто. Опасность устранена (ибо устранен народ, население).
Станции работают, энергии избыток, достаточно для бункеров и для трансляций для внушения врагу тревоги и страха.
И вот — настал день. Великая мистификация сработала, блеф невиданный победил: не выдержали у них нервишки, дали залп и сами погибли.
Можно было из собственных шахт, но все не решались и там вымерли — некому было снабжать «здоровыми» продуктами. И на них не хватило. На всех-то не хватит!
«И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновала, и моря уже нет». Гл.21,1.
«… и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло». Гл.21,4.
«Ворота его не будут запираться днём, а ночи там не будет».
Гл.21,25.
(Откровение святого Иоанна Богослова)
Физикам: умеете, научились открывать, задача: научиться закрывать. Например — Чернобыль.
К рассказу: народ вымер в результате выполнения плана по продуктам: пахали стронций, сеяли плутоний, убирали цезий. Чтобы побольше выполнить план! И — перевыполнили.
Человек тяжело и безнадежно болен. Все знают, а он, главное заинтерес/ованное/ лицо, не знает («так ему лучше»).
Здесь наоборот: всем грозит беда, смерть, но знают лишь некоторые (врачи и бюрократы наши) и они считают нужным преуменьшать опасность («так им будет лучше»). Цинично: умирать-то будут от привычных болезней, конечно, усугубленных радиацией. А что и от стронция (до 35 % — белокровие), от плутония (рак легких) — пока вообще молчат.
Значит, вы врачи?!
И это: бюрократич/еская/ «лестница» стала не просто причиной разных нехваток, но уже опасна для жизни народа, смертельно опасна.
Проголосовали за то, чтобы смешивать заражен/ный/ продукт с чистым, чтобы было больше (план, продовол/ьственная/ программа) — до нужной пропорции, «допустимой». (А допустимой медики назовут любую).
15
Бартошевич Геннадии Георгиевич — второй секретарь ЦК КПБ, председатель Минского горисполкома.
16
Ковалев Михаил Васильевич — Председатель Совета Министров БССР (1986–1990 гг.), член ЦК КПБ.