Страница 19 из 26
Ганновер — Кессель. 17.07.91 г.
В минист/ерстве/ атом/ной/ энергетики.
…Я не сторон/ник/ наращивания атом/ной/ энер/гетики/ в наших условиях. Это вы знаете.
И тем не менее я готов дать советы, как сохранить атом/ную/ энерг/етику/ и даже развивать.
Вам не переспорить Ч/ернобы/ль, для млн. людей он не прошлое, а сегодняш/ний/ и завтрашний день. Белорусы уже ведут речь о сохр/анении/ генофонда нации.
Чтобы вернуть доверие, мало тащиться за правдой, в к/отор/ую тычет общественность специалистов…
Разумно было бы — оторваться в правде и сказать: то, что вы гов/орите/ о последствиях и риске — дилетантство. Вот мы вам скажем и расскажем!
Надо убрать всё, абсолютно всё, что неприемлемо.
Логика ловушки: вы попали в ситуацию (шведы) атом/ной/ энергетики. Чтобы закрыть АЭС, надо вон сколько!
Еще один Ч/ернобыль/ и ничто уже не спасет атом/ную/ энерг/етику/ в мировом масштабе. Я был в Японии (36 блоков) и убедился…
Значит, убрать всё, что может привести к Ч/ернобы/лю. Прежде всего, АЭС ненадежные. Моск/овский/ энерг/етический/ клуб, проф. Залесски.
РБМК — Игналинская, Смоленская, Ленинградская, Курская.
План Баруха[69] для АЭС — строж/айший/ контроль за строит/ельством/. Убрать все «Ч/ернобы/ли». Компенсация…
Ну, а угольная. Возле Дортмунда, электрост/анция/ на буром угле.
Не атом/ная/ энерг/етика/ держит ФРГ на таком уровне, а разум/ные/ формы общ/ественных/ отнош/ений/ и производства. Вот путь, где и атом/ная/ энерг/етика/ не играет той обязательной роли.
Не одного меня поражало: почему боятся фронт/овики/, партиз/аны/, хотя там рисковали по пустякам жизнью. Зн/ачит/, важна атмосфера — там народ не боялся. И я. Здесь страх в массе — и во мне.
Так было и 19-го-22-го [августа 1991 г.]. Не боялся никто (кого видел я), потому не боялись все. Ушел страх — вот их просчет.
Меня поразил страх послечерноб/ыльский/ — не страх за народ, детей, внуков. А этот: требуют молчать — молчим. Ученые, писатели…
1000 кв.м. Чернобыл/ьской/ земли — 1 млн. долларов. Компания, которая купит, указана в книге, с нимбом.
По дороге от Климович на Краснополье деревни и большие совхозы пустынные, ну, совсем, как по берегам Енисея те поселения.
Бурьян на полях, копны старые, прошлогодние, людей нет нигде, скотины не видно, только шоссе асфальтируют. А Краснополье — норма. Там же 60 и больше мр/ч, зн/ачит/, всё это пятна, а люди привыкают ходить через пятна, ездить. И живут рядом с невидимым гадом.
5.8.91 г.
Черн/обыль/. Кто же нам помогать станет, если мы будем ядер/ной/ державой?
После проекта МАГАТЭ решил съездить в чистую Беларусь. Дозиметр «Сосна» — больше 300 м/р, это более 50 кюри… На дороге. А в лесу… Люди живут и им гов/орят/: ничего.
Осознать общую заинтересованность. Создается международная/ организ/ация/ по очистке земель, вод: Афанасьев, Ким, Вас. Нестеренко.
Припять… Бел/арусь/ не сумеет. Но для Украины еще важнее. Но и для Западной Европы.
Мы поражены были, что под зн/аменем/ Сахарова — очень тенденц/иозная/ позиция. И лишь данные сов/етских/ уч/еных/ — Бирюковой, Воробьева и др. изменили.
Они пользовались и охотно тем, что давала наша официальная/ статистика.
Возникла ситуация, когда необх/одима/ междун/ародная/ экспертиза независимая… Это — в интересах всех. Припять… Создается группа по очистке. Средизем/ное/ море.
Возник/ла/ слож/ная/ ситуация не только Бел/аруси/ с МАГАТЭ, но и между республик/амии/. Игнал/инская/, Черноб/ыльская/…
30.12.91 г.
…Первый. Еще до появления М.Г/орбачева/ на переднем плане политики я довольно основательно вошел в негосударственное антиядер/ное/ движение — через ученых ядерщиков и американцев из «Beyond War» [«Без войн».] Когда ахнул Чернобыль, я пытался действовать через свой Комитет сов/етских/ ученых против ядер/ной/ угрозы, но результата не увидел.
Никак не мог докричаться о положении в Белоруссии. Ю. Карякин вывел меня на помощника Г/орбаче/ва Черняева Анат. Серг, от него я получил прямой совет: собирайте данные и 4 июня их надо было огласить на Политбюро. Конечно, через него в виде письма М. С. Горбачеву. Я помчался в Минск. Подсобрал данных у Нестеренко, Борисевича, Кузьмина, набросал письмо, в котором главная мысль: Бел/аруси/ грозит катастрофа пострашнее Отечественной/ войны, где погиб каждый четвертый. Глав/ная/ опасность: внутр/енняя/ радиация через продукты, поскольку за этим никакого контроля. Сам масштаб поражения замалчивается и игнорируется.
Уезжая из Минска с письмом, предложил Слюнькову, Первому Секр/етарю/ ЦК Бел/аруси/ встретиться — 6,5 часов беседовали. Это особая тема. Ему важно было убедить меня, что всё под контролем, всё делается. Обаял, как это они умели, если нуждались. Но каждые 2 часа я спрашивал:
— Но приборов-то нет?
— Нет.
Письма я ему не показал, и он удержался, не спросил и не отговаривал прямо от поездки. М. б., в одном поезде и поехали: он — на Политбюро и моя бумага — туда же. В Москве я тотчас попал к Черняеву, он посмотрел письмо: «Да, это серьезно». (3 июня). 4-го [июня] я дожидался телефона, результата. Да, 3-го он мне позвонил: «Мих. Серг. прочел. Поблагодарил вас. Сказал: вот человек не скулит, а дело делает».
Я был, конечно, прегорд. Хотя скулежа в моем письме с т. зр. других как раз был переизбыток. 4-го вечером я снова услышал от Черняева: письмо было зачитано на ПБ [Политбюро].
Уже потом из разных источников (от цековцев, мидовцев и пр.) составил картину для себя, как это выглядело. Письмо распространяли еще до заседания, думаю, что гомельчанин Громыко читал его с особенной заинтересованностью. Другие — не знаю. Я как-то не учел, что Слюньков там будет тоже — и это была оплеуха бел/орусскому/ руководству. Которое умилило… Рыжкова (Предс/едатель/ Комиссии по Чернобылю) своей готовностью не доставлять центру хлопот. Хватит этих украинцев!
Как бы там ни было, была направлена в Минск огромная комиссия. До меня доходили лишь клочья происходившего. От Кузьмина, Борисевича, Нестеренко.
Кузьмин: звонил Чебриков[70]. В белорус/ское/ КГБ. Интересовался, кто и что такое Адамович…
Борисевич: Слюньков выступил перед комиссией, мол, «писатель написал», письмо паническое, а положение у нас совсем не такое: три района, да, пострадали, но не столько же, как написано и зачитывалось перед Политбюро…
…Возвращение к Горбачеву.
Всё хорошо в Бел/аруси/, вон даже отправили в Киев помоечные машины (что отказались от помощи Москвы, тогда еще никто не знал) — тут вякнул что-то Нестеренко, Борисевич, ка-ак на них обрушился Слюньков: значит, вы и виноваты, где ваша помощь, науки?!
Потом, в 1988 г. встреча с Горбачевым (1–2 марта),
— А, это твое паническое письмо! (Или испуганное).
Разговор о Легасове, его «графике».
— Напиши все это. К 8 марта передай мне (и т. д.)
30.11.92 г.
Это же надо так заиграться!
Обращаться к этим, обуянным жаждой минист/ерских/ портфелей и придуманной ими миссией народных витиев бессмысленно. Им что Бомба, что Гайдар — главное свой шкурный политич/еский/ интерес. Но думаю способны услышать И. Драч[71] и Ю. Щербак, Олжас Сулейменов[72], бел/орусские/ народофронтовцы, да и Шушкевич[73], он физик, он знает, что это за игрушки. Вы-то понимаете, что Бомба не дает безопасности ни стране, ни народу. Имея ее, притягиваешь беду, еще один Черноб/ыль/, глобальный на голову своего народа.
69
«План Баруха». Б. Барух — американец, миллионер. В 1945 г. предложил план: учреждение в качестве международного органа по развитию атомной энергии при ООН (строительство, эксплуатация атомных реакторов, взрывных устройств, научно-исследовательская деятельность.) В 1946 г. этот план был предложен СССР, но был получен отказ.
70
Чебриков Виктор Михайлович — Председатель КГБ СССР (1982–1988 гг.).
71
Драч Иван Федорович — украинский поэт, общественный деятель.
72
Сулейменов Олжас — казахский поэт, инициатор движения «Невада — Семипалатинск» (1989).
73
Шушкевич Станислав Станиславович — физик, Председатель ВС БССР (1991–1994 гг.).