Страница 59 из 75
135 Строй же элегией ты приманки (вот где твой лагерь!);
Пусть в подражанье тебе прочая пишет толпа.
Будешь Венере служить и ходить в любовных доспехах,
Будешь желанным врагом ты для ее детворы.
Сколько победных ты пальм ни стяжал бы трудами своими,
140 Помни, — красавица все их у тебя отберет;
Как ни тряси бородой, а попался на удочку, — помни,
Что не удастся тебе вытащить жало крючка.
По произволу ее и дни будешь видеть, и ночи;
Даже и слезы твои будут по воле ее.
145 Тысячи стражей ночных и печать на двери не будут
В помощь тебе: для измен хватит и щелки с нее.
Ну, а когда твой корабль с волной состязается в море,
Иль на оружье врага ты безоружным идешь,
Иль, содрогаясь, земля разверзает зияние пасти, —
150 Плохо: зловещий тебе Рак осминогий грозит».
В теле едином моем что дивишься ты образам многим?
Отчие признаки ты бога Вертумна узнай.
Родом и племенем я — этруск, но нимало не горько
Было мне в бегстве от войн бросить волсинский очаг.580
5 Рад я толпе, не угоден мне храм из кости слоновой:
Взорам отраден моим римского форума вид.
Некогда здесь Тиберин581 свой путь пролагал, и толкуют,
Будто плескалися там весла по мелкой воде;
После того же, как он уступил свое место питомцам,
10 Зваться Вертумном я стал от повернувшей реки;582
Иль от того, что, плоды во вращении года предвидя,
Их посвященными мнит богу Вертумну народ.
Первыми лишь у меня синеть принимаются грозди
И наливаться начнет колос мохнатый хлебов;
15 Сладкие вишни ты здесь и осенние сливы увидишь,
Тутовых ягод багрец, зреющих в летние дни;
Здесь прививатель обет воздает венком плодоносным,
Если искусством его яблоня груши родит.
Ложные толки вредны; иным объясняется имя:
20 Верь, когда бог про себя станет рассказывать сам.
Благоприятна моя природа для всех превращений:
Как ты меня ни верти, буду хорош я всегда.
В косские ткани одень — я девушкой нежною стану;
Тогу накину — и кто мужем меня не сочтет?
25 Дай ты мне косу и лоб увенчай мне спутанным сеном —
Ты поклянешься, что сам эту траву я косил.
Я и доспехи носил, и помню — меня в них хвалили;
Также бывал и жнецом с полной кошницей зерна.
В тяжбах судебных я трезв; но только венок я надену,
30 Ты закричишь, что вино кинулось в голову мне.
Голову митрой укрась — я стану похож на Иакха;
Феба я образ приму, если подаришь мне плектр.
С сетью в руках — я ловец, когда же тростинку возьму я,
Богом я стану опять: буду я Фавн-птицелов.
35 Был и возницей Вертумн, и всадником также, который
Может совсем без труда прыгать с коня на коня.
Случай представится — рыб на крючок наловлю и пойду я
Щеголеватым купцом в длинной тунике бродить.
С посохом, будто пастух, могу надзирать я и даже
40 В цирке порою носить розы в корзине большой.
Разве прибавить еще (я в этом особенно славен),
Что приношенья садов сладко держать мне в руках:
И голубой огурец, и, как чрево, распухшая тыква,
Связки капустных кочней — это приметы мои.
45 Нет и цветка на лугах, который не стал бы, красиво
Мне обвивая чело, томно на нем увядать.
Так как, единый всегда, я во все превращался обличья,
Метко родной мне язык имя впоследствии дал.
Ты же, о Рим, ты и сам присудил моим тускам награду:
50 Целая улица здесь Тусской зовется поднесь
С давней поры, как пришел Ликомед с дружиной союзной,
Лютого Татия строй, войско сабинов разбил.
Зрел я колеблемый строй и копий падение видел,
Как показали нам тыл в бегстве позорном враги.
55 Сделай лишь так, о родитель богов, чтобы граждане Рима
В тогах густою толпой шли предо мною в веках.
Шесть остается стихов (тебя, что на суд поспешаешь,
Не задержу: вот предел всех пояснений моих).
Был я кленовым пнем, топором, обтесанным наспех,
60 Нищим до Нумы я был богом во граде родном.
Пусть же, Мамурий, тебе, чеканщику статуи медной,
Осков земля не натрет сильной в искусстве руки,
Если сумел ты меня отлить столь способным на дело.
Это творенье — одно, но не одна ему честь.
Это письмо своему Ликоту шлет Аретуза, —
Только, далекий всегда, можешь ли зваться моим?
Если при чтенье тебе покажутся строки неясны,
Помни, моею слезой стерты такие места.
5 Если ж неверной чертой собьет тебя буква иная,
Знай, замирающих рук это отчаянный знак.
Видели Бактры твое многократное в них появленье,
Видел и невр-супостат,583 в броню одевший коня,
Геты с холодной зимой и бритт в расписной колеснице,
10 Смуглый, восточной водой будто сожженный индус.
Это ли брачный союз, договором скрепленные ночи
В час, когда пылкому я юноше — дева — сдалась?
Как провожали меня, предо мною пророческий факел
От разоренных костров мрачное пламя зажег,
15 И окропили меня из стигийских озер, и повязка
Криво на косы легла: замуж без бога я шла.
Тщетно у храмов висят, увы, все мои приношенья:
Вот уж четвертый теперь тку тебе воинский плащ.
Горе тому, кто сгубил для военного тына деревья,
20 Кости хрипящие смог в горестный рог превратить!
Пусть он томится, как Овн, что плетет, согнувшись, канаты
И утолять обречен вечно твой голод, осёл!
Разве, скажи мне, не жгут тебе нежные плечи доспехи,
Разве тяжелым копьем ты не натер себе рук?
25 Лучше пусть это вредит, чем какой-нибудь девушки зубы
В шею вонзают тебе метку, несносную мне!
Ты, говорят, и лицом похудел; но я бы желала,
Чтобы ты сох и бледнел лишь от томленья по мне.
Я ж, когда горькую ночь приводит томительный вечер,
30 Страстно целую в тиши твой позабытый доспех,
Жалуюсь я, что твой плащ постели моей не закроет
И не поют для меня птицы, предвестницы дня.
В долгую зимнюю ночь над лагерной пряжей тружусь я,
Тихо на ткацком станке тянется тирская шерсть.
35 Знать я хочу, где течет Аракс, покоряемый нами,
Много ли миль без воды скачет парфянский скакун;
Принуждена изучать я по картам раскрашенным страны,
Всё, что премудрый творец вырастить там порешил, —
Где цепенеет земля от морозов, где сякнет от зноя,
40 Или какие ветра парус в Италию мчат,
Рядом со мною — сестра да кормилица, с горя бледнея,
С клятвой твердит: лишь зима так задержала тебя.
Как Ипполите везло! Доспех обнаженные груди —
Варварке — ей покрывал, голову нежную — шлем.
45 О, если б воинский стан был открыт и для женщины Рима!
Верной подмогой тебе я бы в походе была.
Скифские горы меня задержать не могли бы, хоть крепкий
Волею бога до дна реки сковал бы мороз.
Сила любви велика, а тем боле к законному мужу:
50 И раздувает огонь этот Венера сама.
Что же мне в том, что горит твой пурпур пунийским багрянцем,
А на руках у меня — камни чистейшей воды?
Глухо вокруг всё молчит, лишь привычной рукой приоткроет
Только в Календы одни ларов служанка моя.
55 Кравга, собачка моя, заскулит — вот мое утешенье:
Вместо тебя лишь она греет мне ночью постель.