Страница 82 из 88
— Подумать только, — бормотала она про себя, — такое существо! Видно, он действительно не простая рыба, если он ходит по всему дому и, как кошка, пьет молоко. Только очень уж он неуклюж. Но когда он играет с Тоби, это, право, лучше всякого цирка.
Так как миссис Барнес была очень высокого мнения о Тоби и считала его самой умной собакой во всем Мэне, она постепенно стала уважать и друга Тоби — тюленя. Пипу полюбился огонь кухонного очага, хотя прежде он никогда не видел огня.
Наконец на берег спустилась настоящая атлантическая зима. Она сковала его суровым морозом и бичевала его бурями. Теперь капитан Ефраим большую часть времени проводил в своем уютном домике. Однажды, уехав на несколько дней в Нью-Йорк, он увидел там представление труппы умных тюленей, и это открыло ему глаза на исключительные дарования ластоногих. В долгие зимние вечера его главным занятием стало обучение Пипа разным фокусам. Поощряемый обильными наградами в виде свежих селедок и теплого молока, Пип делал большие успехи. Он учился так быстро, что еще до наступления весны превзошел хорошо воспитанного Тоби. Тем временем из далекого Бостона привезли маленькую золотистую канарейку. Но мисс Либби вынуждена была признать, что тюлень ей нравится больше канарейки. Приговор миссис Барнес был таков: «Канарейки, конечно, попривычнее, однако они не могут делать таких штук, как тюлени».
Либби и ее отец всегда любовно подшучивали друг над другом, и вот однажды капитан Ефраим заявил, что он выучит Пипа петь, как канарейка. Пип знал уже много фокусов и в любой труппе мог бы выдвинуться на первое место. Все новые и новые требования предъявлялись к его умственной деятельности, но это его не смущало. За каждый новый фокус он получал больше рыбы, больше молока, больше ласки. Капитан Ефраим взял большое цинковое ведро, поставил его вверх дном на пол и приказал Пипу лечь грудью на дно. Потом, привязав жестяную пластинку к каждому из его ластов, он научил животное с силою ударять ими по бокам ведра. От этого шума стыдливо умолкала крикливая канарейка, а рыжий кот в изумлении и страхе выбегал из кухни. Сам Пип, по-видимому, чувствовал себя угнетенным оглушительным грохотом, который он производил, и поэтому прошли недели, прежде чем он достиг совершенства в музыке.
Когда, однако, обучение это кончилось, Либби торжествующе заявила, что музыка и пение — вещи разные. Капитан тут же поклялся, что не даст он глумиться над собой какой-нибудь канарейке. Прошло еще несколько недель, и он научил Пипа поднимать морду к небу и, испуская протяжные, постепенно замирающие стоны, в то же время ударять пластинками по ведру. Этот номер исполнялся великолепно. Услышав пение Пипа, Тоби спасался за плиту и оттуда с горестным изумлением смотрел на своего друга. Теперь Либби, правдивый ребенок, вынуждена была сознаться, что она и канарейка побеждены.
За это время Пип вырос так сильно, как, вероятно, ни один из его сверстников-тюленей, живущих на свободе. Когда наступила весна, он стал реже видеть капитана Ефраима. Впрочем, за эту потерю он был щедро вознагражден: добрый капитан неожиданно открыл в своих скромных владениях маленький источник и вырыл у ограды своего сада чудесный пруд, в котором Пип мог развлекаться. В течение всего лета он продолжал расти и был счастлив, играя с Тоби, оскорбляя рыжего кота, забавляя Либби и давая миссис Барнес пищу для размышлений за вязаньем. Зимою капитан Ефраим усовершенствовал его в его старых фокусах и научил кое-каким новым. За это время он вырос настолько, что миссис Барнес начинала ворчать на него за то, что он занимает слишком много места. Несмотря на мощные челюсти и внушительные зубы, Пип по-прежнему был доверчив и приветлив. Но вот однажды, к весне, он доказал, что добросердечие его кончится, если будут дурно обращаться с его другом.
Это случилось так. Маленький, но очень заносчивый Тоби рассердил дворнягу, которая жила на ферме, в некотором расстоянии от Истпорта. Дворняга эта, как было известно, убила уже нескольких маленьких собак. Каждый раз, когда она проходила мимо ворот Барнеса и угрожающе лаяла на Тоби, тот только пренебрежительно ворчал со ступенек крыльца.
Но однажды утром, когда огромный пес шел за санями своего хозяина, Тоби случайно был занят тем, что недалеко от ворот выкапывал зарытую здесь драгоценную кость. Огромный пес подкрался и тяжело перескочил через забор. Тоби едва успел высунуть свою маленькую лохматую голову из-под снега и обернуться, чтобы встретить нападение лицом к лицу. Он был очень храбр, и не страх выражало его рычание, когда он бросился на своего громадного врага и впился зубами в его заднюю лапу. Через полминуты его уже не было бы в живых, если бы не подоспел, неуклюже двигаясь на своих ластах, Пип, чтобы посмотреть, как идут дела его маленького друга.
Сердце Пипа, как мы уже видели, было полно любовью к собакам, кошкам и прочим тварям. Но это потому, что он полагал, будто все они относятся к нему дружелюбно. Увидев здесь недружелюбно настроенную собаку, он был очень изумлен. И тотчас же он понял, что с товарищем его случилось что-то серьезное. Глаза его покраснели и засверкали, и он бросился вперед на врага. С ужасающей быстротой, с какою на лету хватал скумбрию, он схватил дворнягу за шею. Зубы его были приспособлены к тому, чтобы удерживать самых крупных лососей, и хватка его была хваткой бульдога. Но зубы его были длиннее бульдожьих зубов.
Дворняга завыла и сначала старалась схватить своего странного противника. Увидев, что ее самое так крепко держат, что она уж схватить не может, она начала биться, стараясь стряхнуть с себя тюленя. Но Пип неумолимо прижимал ее к земле, а длинные зубы его все глубже и глубже врезывались в ее тело. Битва продолжалась уже с полминуты. Трое противников метались, взрыв снег футов на двенадцать кругом во всех направлениях. Тоби все еще не выпускал задней лапы своего врага. На снегу были красные пятна. Вдруг хлынула ярко-красная кровь и потоком залила весь снег. Дворняга захрипела и опрокинулась навзничь, безжизненная и вялая, как мешок, наполненный отрубями.
В эту минуту хозяин дворняги, слишком поздно заметив, какая судьба постигла его злобную любимицу, с криками и проклятиями вбежал в ворота, размахивая палкой. Но в ту же минуту появился капитан Ефраим, с непокрытой толовой бежавший из кухни. Он остановился прямо перед хозяином дворняги. Он сразу увидел, что сражение кончено.
— Остановись, Бэзли, — коротко приказал он. И продолжал медленнее: — Не стоит поднимать шума. Твой пес виноват во всем сам: он явился ко мне на двор, чтобы загрызть мою маленькую собачку. Ну и получил по заслугам. И если бы его не убил Пип, я убил бы его сам. Понимаешь?
Бэзли был таким же задирой, как и его дворовый пес. Но, понимая, с кем он имеет дело, он подавил свое волнение и сдержался.
— Это была чудная собака! Она стоит больших денег. Ты должен заплатить мне десять долларов, и мы покончим с этим делом.
— Ох. боюсь, что мне придется остаться у тебя в долгу, Бэзли. Я заплачу тебе угольками на том свете! — сухо засмеялся капитан Ефраим.
Сжав зубы, он пронзительно свистнул. Тоби, весь забрызганный грязью, сейчас же подскочил к нему. Пип оставил своего мертвого врага, поднял голову и вопросительно взглянул на своего хозяина. Вся передняя часть его тела была покрыта кровью.
— Поди, помойся! — крикнул капитан, подняв щепку и бросив ее в пруд, который наполовину освободился от льда.
Пип беспрекословно заковылял за щепкой, а Бэзли, бормоча себе под нос несвязные угрозы, пошел обратно к своим саням.
III
К концу апреля в судьбе Пипа произошли большие перемены. Сначала, впрочем, они коснулись капитана Ефраима. Назначенный на более высокий пост командира одной красивой шхуны, отправлявшейся на ловлю трески у Больших отмелей, он продал свой домик в Истпорте и перевел свою семью в Глостер, в Массачусетсе. Убедившись в том, что в Глостере нет возможности держать тюленя, он с величайшим сожалением продал Пипа, правда, за хорошую цену, агенту одного англичанина, дрессировщика животных. Пип подавал надежду стать интересным номером программы в бродячем цирке. Его отправили на грузовое судно, отходившее в Ливерпуль. Ласковое животное, искавшее утешение в своей тоске по капитане Ефраиме и Тоби, завоевало на пароходе все сердца и стало самым популярным и привилегированным из всех пассажиров. Сначала все шло хорошо. Но вот судно подошло к мысу Рэйс, на острове Ньюфаундленд. Этот суровый предательский мыс оправдал свою скверную репутацию: сильный юго-западный шторм выбросил судно на скалы. В то время, как экипаж вдребезги разбитого судна спасался на лодках, Пип очутился среди огромных бушующих валов Атлантического океана, и давно забытые воспоминания воскресли в нем.