Страница 93 из 95
страсть, где они попадали бы на землю, опьянев от крови и радости победы.
Ордынцы хлестали коней плетями, они срывались со стен, попадая под копыта, ползли ползком, чтобы только не оказаться в числе неудачников, они ждали
этого момента почти два месяца. Проход был узким, он мешал не только
разбежаться по городу в поисках добычи, чтобы она оказалась весомее, но даже
оглядеться по сторонам, чтобы вовремя выбраться из столпотворения. Скоро в
победные кличи стали вплетаться крики раненных и раздавленных, они
усиливались, перекрывая другие звуки. Все было напрасно, задние ряды
продолжали напирать, проталкивая передних в тупик с высокой стеной, вдруг
выросшей перед глазами, окончательно забивая узкий коридор людьми и
животными. Началась давка, похожая на битву армий на малом пространстве или
на беспорядочное бегство от неприятельских полков, когда лошади наседали на
пеших воинов, а всадники не могли шевельнуть ни рукой, ни ногой.
В этот момент на стенах показались защитники крепости с луками и
копьями, одни натянули тетивы, другие отклонились назад для броска, шквал
наконечников сверкнул железом в закатных лучах солнца, чтобы сразу впиться в
незащищенные доспехами места на ордынцах. Крик ужаса вырвался из сотен
глоток, затмив гул городских колоколов, он прокатился назад, заставив
напиравших нехристей ослабить давление, но этого предупреждения об опасности
им оказалось мало. Кипчакам не попавшим в первые ряды, по прежнему не
хотелось упускать добычу из рук, они ринулись вперед с удвоеной энергией, уплотняя человеческую массу до состояния окаменения. Стрелкам на навершиях
не нужно было выбирать цели, любая стрела находила ее, даже если она была
пущена детской рукой. Козляне не щадили захватчиков, пришедших со злым
умыслом, старики и старухи старались бросить в них камень или опрокинуть на
головы горшок с расплавленной смолой или с кипятком, не говоря о подростках
с женщинами, которые отжимали от себя по мунгальски налучья и поражали врага
с близкого расстояния. Большая половина всадников была перебита в моменты, ордынцы падали с седел под ноги лошадям, те метались в узком пространстве
осатаневшими скотами, готовыми порвать зубами и забить копытами все живое, встававщее на пути. Так продолжалось до поры, пока один из кипчакских
джагунов не опомнился и не схватился за лук, не уставая кричать что-то
задним рядам, первые стрелы полетели и в защитников, принудив их попрятаться
за зубцами. На стены полетели крюки с привязанными к ним лестницами и
арканами, по ним завиляли ящерицами воины в окровавленной одежде, осознавшие, что терять им нечего и стремившиеся теперь не вырваться из
западни, откуда выхода не было, а проникнуть в урусутский днешний град, где
простора было больше. Им казалось, что там их никто не достанет ни стрелой, ни копьем. За воротами тоже наконец сообразили, что соплеменники попали в
ловушку, полки кипчаков попятились назад, обстреливая ратников на стенах и
не давая воротным закрывать створки.
Защитникам держать оборону на две стороны стало труднее, тем более, что
главная преграда, ворота, штурму больше не препятствовала, мунгалам
оставалось перегруппироваться и устремиться на осаду стен детинца, которые
были ниже городских. Вятка понимал, что дать нехристям опомниться означало
самим впустить их в родной дом, он поднялся на смотровую площадку на
проездной башне и обернулся к пролому за двумя вежами, увидел Званка, стоявшего во весь рост. Мунгалы там отхлынули от пробоины и пустились по
направлению к главным воротам в надежде завладеть козельскими богатствами, эта оплошность позволяла засадному полку напасть на них сзади. Воевода вынул
из ножен меч, клинок прочертил в предвечернем воздухе сверкающую полосу и
упал вниз, давая сотскому добро на охоту. Званок что-то крикнул дружинникам, ожидавшим его слова у основания стены, те споро взялись за дело, растаскивая
доски и бревна от пролома. Когда дыра была расширена, сотня с приданными ей
дружинниками из отряда Мытеры вышла из крепости и побежала к проездной башне
со скопившмся возле нее неприятельским войском. Мунгалы топтались на месте, не зная, с чего начинать новый штурм, внимание приковали к себе ратники, снующие по стенам и пускающие стрелу за стрелой в их товарищей, не могущих
вырваться из ловушки. Они так увлеклись возможностью ворваться в город для
его разграбления, что не замечали ничего вокруг,стремясь не прозевать
момета, когда передние ряды снова хлынут в ворота. Засадный полк вскинул
луки и не добегая сажен двадцати, сходу пустил стрелы нехристям в спины, не
прикрытые доспехами, затем встряхнул колчаны и опять натянул тетивы, прокашивая задние ряды будто косой. Плотно сбитая масса воинов орды
продолжала напирать в открытые створки, не сдвигаясь на деле с места, сквозь
сплошной вой не слышно было хрипов убитых и криков раненных, падавших с
коней на землю где-то позади них, кроме того, со стен в мунгал летели стрелы
и копья, заставляя прикрываться щитами, мешавшими им осмотреться. Вятка
приник к бойнице в забороле на верху башни и мысленно уговаривал Званка не
увлекаться охотой, как сделали это близкие друзья, навсегда оставшиеся на
равнине. Скоро он не выдержал, подозвал к себе крепкого воя и приказал ему
бежать по пряслу к первой веже, оказавшейся, если провести незримую черту, между ордынцами и охотниками, чтобы в случае опасности подать с нее
дружинникам сигнал, и вдруг увидел, что опоздал. С правого берега Жиздры в
воду хлынули новые сотни нехристей, спешащие отрезать отряду путь к
отступлению, конная лава перед воротами наконец-то дрогнула и развернулась
мордами назад. Званок тоже заметил, что охотников намереваются обложить
спереди и сзади, и как только очередной рой стрел полетел в цель, он дал
команду на отход. Козляне устремились к пробоине, теперь прорваться к
пролому предстояло из-за того, что наперерез мчались узкоглазые всадники, кто в чапанах и чалмах, а кто в шубах с драными малахаями на головах.
Сотский заставил охотников прибиться к стене, по которой сновали дружинники, и ускорил движение, слышно было, как взвыли сорвавшиеся в погоню нехристи
возле проездной башни, им вдогонку посылали стрелы и болты ратники, оборонявшие подходы к воротам. Расстояние между противниками, что спереди, что сзади, сокращалось быстрее, чем пропадали на равнине летучие вечерние
тени. Наступил момент, когда до кипчаков, мчавшихся наперерез, можно было
добросить копье, дальше медлить с отражением атаки было нельзя, поэтому
ратники задержали движение и спустили тетивы луков. В первых рядах атакующих
произошло замешательство, позволившее отряду продвинуться к пролому еще на
десяток сажен, Званок, не замедляя хода, обернулся к Мытере, и указал на
мунгал:
– Отсекай поганых, иначе мы не успеем все забежать в пролом. Дюжий дружинник махнул рукой, его маленький отряд в три десятка воев
отвернул от сотни и побежал навстречу всадникам Батыги, мокрым от речной
воды, на суровых лицах не проявилось никаких чувств, будто вои решили
отбросить от крепости группу разбойников числом с пяток. Тем временем
основная масса охотников достигла пролома, первые из них забежали вовнутрь
крепости и поднялись по взбегам на навершие, чтобы отражать нападение
оттуда, остальные снова потянули на себя тетивы, стараясь отсечь отряд
Мытеры от окружавших его ордынцев. Но события разворачивались быстрее, на
сотню накатывал плотной волной поросячий визг нехристей, сорвавшихся в намет
от проездной башни, ему вторили кипчаки, замкнувшие кольцо окружения вокруг
ратников Мытеры. Видно было как те выдернули из ножен засапожные ножи и