Страница 75 из 95
и отошел от стола на пару шагов. – Я назвал дружинников, достойных этого
высокого места.
– А мы его выбрали, – боярин Мечник встал с лавки. – Вота диво дивное! – опешил сотник. – А чего от меня добивались, в
пересуд только втянули?
Вслед за боярином поднялся воевода, за ним остальные граждане по обе
стороны столов, не заставили себя ждать и княгиня с сыном.
– Считай, что это было твое честное слово, навроде клятвы гражданам
Козельска, – успел пояснить воевода. – Клятва у тебя, Вятка, оказалась
верной и крепкой.
– И к месту, – добавила княгиня Марья Дмитриевна под одобрительную
улыбку сына. – А посему, сотник, с этого момента ты заступаешь на место
убиенного тысяцкого Бугримы и получаешь от нас знаки отличия – доспех и
шелом с серебряными накладками, а еще меч в ножнах с серебряным узором.
Она хлопнула в ладони, из боковой двери в гридницу вошли отроки в
ратной справе, они несли перед собой куяк – пластинчатую бронь, украшенную
серебряными накладками, и прямой меч с рукояткой из кости с вделанными в нее
драгоценными камнями и в ножнах с серебряным узором. Сотник, еще не
пришедший в себя, принял дар, затем внимательно осмотрелся вокруг, и с
достоинством поклонился княжьей семье и гражданам: – Матушка Марья Дмитриевна и пресветлый князь Васлий Титыч, вольные
бояре, ратные люди и купцы, а так-же граждане города Козельска, премного вам
благодарен за высокую честь, оказанную мне, – он сглотнул слюну и распрямил
плечи. – Даю истинное слово оправдать доверие на поле брани.
Вятка снял свой колонтарь без рукавов, отцепил от пояса меч и примерил
дар, сверкавший в лучах солнца, залетавших в окна, серебряно-матовым
отсветом. Доспех пришелся впору, а меч был по руке, тысяцкий надел на голову
шлем с высоким шишаком и опустил на нос серебряную стрелку, превратившись в
былинного богатыря с ясными синими глазами и русой окладистой бородой.
– Слава доброму ратнику! – оглядев Вятку, крикнул воевода, воздевая
правую ладонь.
– Слава Вятке! Слава нашему тысяцкому!!! Из дверей, из которых отроки выносили ратную справу, вышли теперь
служки в длинных одеждах и с подносами в руках, на которых стояли тарелки с
яствами и кубки с хмельными брагой и медовухой. Они поставили все на столы и
удалились, бросая на виновника торжества восторженные взгляды, словно он
один мог спасти город от нашествия поганых, клубившихся за стенами день и
ночь. Вятка лишь смурил брови, чувствуя, как вливается в него неведомая
сила, как распирает она бока и проясняет сознание. Теперь под его началом
числилась половина городской рати и половина крепостной стены, которую нужно
было удерживать не одной сотней воев, иначе враг мог прорваться и повырезать
малых и старых, угнав в полон мастеров да молодых девок. Но это послабление
для них было равно медленной смерти, потому что в рабстве никто долго не
жил, а мог не пощадить никого за упорство, с которым козляне защищали родной
дом. Когда возгласы улеглись и граждане расселись по лавкам, княгиня указала
перстом за правое плечо Латыны:
– Занимай, Вятка, место тысяцкого и принимай участие в совете по защите
крепости от ордынских полков. Отныне оно твое.
Радыня вместе с Латыной придвинулись ближе к боярскому ряду, новый
тысяцкий уместился после них и взял в руки кубок, отлитый из черненного
серебра. Снова со всех сторон посыпались здравицы, заставившие его
опрокинуть медовуху в рот и выпить, растягивая наслаждение. Напиток оказался
справным, выдержанным несколько лет в дубовых бочках, закрытых крепкими
пробками, от него по жилам потекла теплая волна, вернувшая долгожданное
томление напряженному телу. Когда Вятка вернул кубок на столешницу и огладил
ладонью усы с бородой, он почувствовал себя уверенно, готовый решать
проблемы города наравне с избранными Тут и подкатился воевода, поставивший
перед ним задачу, назревшую вместе с присвоением чина: – На неделе намечалась большая охота и ты, Вятка, должен был ею
руководить, я знаю, что ты уже наметил, кто и каким путем пойдет в
мунгальский стан, и кому там что делать. Но тебе, тысяцкий, теперь не до
охоты, забот прибавилось поболе и поважнее,- он посмотрел на притихших
горожан и прямо спросил.- Кого ты поставишь заместо себя во главе охотников
и есть ли теперь в ней нужда? Не забывай, ратник, что твой голос стал
весомее во много раз.
Вятка ощутил на себе множество взглядов, которые сошлись на его лице и
стали давить так, что невольно захотелось загородиться руками, будто
поднялся сильный ветер и начал дуть в трубу, направленную одним концом
только на него. Но вместо этого он распрямил спину и вскинул голову, встречая невидимую силу стальным взором из-под сомкнутых на переносице
бровей. Он уверенно сказал:
– Наша охота в становище ордынцев назрела как гнойный чирей, который
уже не возьмешь прикладыванием к нему подорожника, пришла пора выдавливать
его вместе с кровью, иначе жар поднимется во всем теле, – он рубанул рукой
по воздуху. – В крепости ратных людей осталось наперечет, а нехристи
прибывают под стены несчетными отрядами, они пришли на Русь тремя ордами и
сколько их всего – неведомо никому. Мунгалы вырезали и обожрали всю округу, их кони выщипали траву и добрались до корешков, они не считаются с потерями
и не уходят в степи, а это означает одно – ордынцы решили взять Козельск во
чтобы то ни стало.
– Правильно молвит тысяцкий, – поддержал боярин Мечник его слова. –
Если мы не нанесем им большого урона в живой силе, нам придется держать
оборону до последнего ратника.
– Все равно мунгалы возьмут город, – высказал свое мнение один из
купцов. – Потому что их – тьмы, а нас – наперечет.
Снова гридница наполнилась шумом голосов, в которых слышались гнев и
одновременно вопрос, как быть дальше. Многие горожане настаивали на том, что
нужно держаться до конца, чтобы мунгалы положили под стенами как можно
больше воев, потом устроить на них ночную охоту, и если они не уйдут после
этого восвояси, а примутся за штурм с еще большим усердием, воспользоваться
подземным ходом, оставив крепость на милость победителя. Ведь брань на этом
не закончится и даст бог придется встретиться на узких дорожках, которых на
Руси много. Другие предлагали уйти сразу, унеся с собой самое ценное и
спалив крепость дотла, пусть ордынцы поживятся объедками, а когда они сгинут
в степях, отстроить город заново. Главное, сохранится ядро вятичей и будет
кому вспахивать поля и сажать в землю зерно. Споры длились долго, служки
обнесли гостей кубками с медовухой и пивом по третьему разу, успели заменить
горячие блюда на холодные закуски, поставив рядом с тарелками глиняные
кружки со студеным квасом и морсом из замороженной в липовых кадках морошки
и клюквы с брусникой, чтобы было чем остужать разгоряченные головы Солнечные
лучи, пробивавшиеся сквозь окна с византийским разноцветным стеклом, перебрались с пола на деревянный потолок и разлиновали его косыми линиями, а
возле темных образов в серебряных окладах завозился иконник с трутом и
лучинами. В конце концов перевесило мнение тех, кто ратовал за продолжение
брани и за выход половины рати за стены, в их числе были бояре и купцы, переживавшие за справные терема, до которых еще не добрался огонь, и за
добро в них.
– Твое последнее слово, тысяцкий, сколько дружинников ты отберешь на
ловитву и кто их поведет? – воевода опять развернулся к Вятке. – И сколько
воев останется на стенах для защиты города от ворога?
Вятка потрогал шлем с серебряной стрелкой, опущенной на нос, встал, загремев оружием, из-за стола, кинув взгляд на княгиню, остановил его на