Страница 55 из 95
вокруг догорающего костра:
– А то не они показались? – он махнул рукой по направлению к краю
поляны, на который вышли первые лошади. – Вишь ты, сами на свет потянулись.
– А ни то, гли-ко, какие у них зубы, ажник наперед выперлись, –
подхватил шутку Охрим. – Враз откусят что надо по самую хряпку.
Вятка ухмыльнулся и прояснил картину: – Обратно коней пригнали рыси, волки и медведи, если бы они не
вернулись, те их давно бы обглодали. У зверья по весне тоже имеется свой
голодный промежуток.
Ратники побросали трупы кипчаков в овраг за поляной, прикрыли
сухостоем, чтобы звери не сразу смогли добраться, и двинулись по тропе, укрытой снегом вперемешку с прошлогодней листвой. Впереди вышагивал Темрюк, за ним шел, как вначале пути, Вятка, ведя на поводу двух ордынских скакунов, за воеводой спешили неразлучные его друзья с остальными ратниками, одарившими себя лошадьми. Замыкал поезд не слишком разговорчивый Прокуда.
Ехать верхом было почти невозможно, потому что тропа была узкая, а ветви
деревьев свисали низко, по такому пути могли продвигаться только невысокие
ордынцы, пригинавшиеся к самым гривам низкорослых коней. Но когда воины
зажгли факелы, то никаких следов от копыт не обнаружили, это означало, что
нехристи пришли на поляну, где отыскали свою смерть, с другой стороны.
Надежды на то, что Серёнск еще не найден врагами и что припасы остались
нетронутыми, значительно прибавилось. Скоро небо, загороженное ветвями, начало сереть, в предутренних сумерках тропу все чаще стали перебегать
олени, косули, зайцы и целые кабаньи выводки, спешащие заполнить опустевшие
за ночь желудки молодой травой, желудями и кореньями. Наконец она взбежала
на вершину пологого бугра, впереди показался просвет, за которым открылось
внизу небольшое поле с несколькими истобами, клетями, порубами и стожками
сена между ними, истаявшими за зиму, укрытое синеватой утренней дымкой, подсвеченной розовыми лучами солнца. Даже с бугра было видно, что мощные
заворины на дверях клетей остались нетронутыми. Вокруг лесного погоста был
вырыт, как вокруг крепости, ров с валом по его краю, за ним высились стены
сажени в четыре с несколькими вежами по углам и с проездной башней
посередине с крепкими воротами. В центре городка был выстроен невысокий
терем с резным крыльцом, огороженный заостренными столбами, это был детинец, в котором жила семья серёнского старшины. Темрюк тряхнул плечами и оглянулся
на Вятку:
– Вота мы и дошли, все тут покамест осталось в нетронутом виде, – он
улыбнулся, показав сквозь пшеничные усы белые зубы. – Как выйдем на луг, так
нас обложат серёнские собаки, их тут страсть как много, есть такие, которых
отсельцы спускают на медведя.
– Дивное место, не сразу отыщешь, – сказал Вятка, оглядывая поле, окруженное со всех сторон черной стеной леса. – Мстислав Святославич, наш
удельный князь, знал, где прятать от ворогов козельские припасы.
– На то он был и добрый князь, что слава о нем на Руси не угасла до сей
поры, – согласился Темрюк. – Когда Мстислава Святославича призвали на
Черниговский трон, он и стольный Чернигов укрепил по подобию нашего
Козельска. Ни одна ганзейская рать со степной ордой не сумели взять его
приступом.
В это время на колокольне деревянной церквушки, построенной на подворье
детинца, зазвонил колокол, и сразу по округе разлился собачий лай, а на
единственной улице показались ратники, облаченные в броню. Их было мало, да
и всех жителей городка посчитали бы мальцы, постигавшие науки в монашеских
кельях при монастырях, черкавшие гусиными перьями буквы по листам харатьи –
пергамента, и складывая из них первые слова. Но по тому, как быстро
построились вои в единый клин и ощетинились копьями, закрывшись каплевидными
щитами, можно было угадать, что взять с наскока их не удалось бы никому.
Отряд ратников устремился к проездной башне, горожане стали занимать за их
спинами другие вежи.
– Вятка, выходи вперед, – прогудел Темрюк. – Пришла пора брататься с
серёнской дружиной, иначе она выйдет за ворота и пройдет нас наскрозь.
– Вижу, что зрелая, – пошевелил плечами воевода. Он отдал поводья
Охриму, стоявшему рядом с ним, поправил на себе пояс с длинным мечом и
засапожным ножом с правой стороны. Пригладив ладонью бороду, покосился на
копье в руках у Темрюка. – Дай-ка сулицу, собаки то здесь что козельские
годовалые телки.
– А ни то, в здешних местах надо держать только таких
выжлецов-охотничьих собак, – засмеялся дружинник. – Держи, Вятка, сулицу, да
не вздумай какую из них ранить – в один миг на куски порвут, окаянные.
Между тем защитники лесной кладовой добежали до взбегов и заняли места
в вежах вокруг проездной башни, луки в их руках приготовились к стрельбе.
Суматоха внутри погоста не утихала, скоро на улице замелькали женские шабуры
с длинными сарафанами под ними, и лопоть-одежда маленьких размеров, пошитая
на детей и подростков. Это бабы с мальцами спешили на помощь своим братьям, семеюшкам и родителям. Вятка одобрительно усмехнулся на слаженные действия
серёнцев и взялся привязывать к наконечнику сулицы кусок беленой понявы, чтобы вступить с ними в переговоры. Но не успели они с Темрюком пройти
половину расстояния, как со стены послышались громкие крики: – Темрюк, хватов сын, ты кого к нам со своей ловитвы привел?
– А пошто сам не торкнулся в воротину? – Это дружина козлян, или к нам на помощь пришли черниговцы? Темрюк шел рядом с Вяткой и улыбался в лопатистую бороду, ему было
приятно, что его здесь не забывали, но с ответом не торопился, соблюдая
ратный устав. Вятка думал по другому, он махнул рукой дружине, оставшейся на
вершине бугра, чтобы вои начали спускаться, затем сказал дружиннику: – Отвечай серёнцам как надоть, индо они продержат нас перед воротами до
вечера, а нам нужно загрузиться припасами до полдня и отправиться в обратный
путь, чтобы вернуться в крепость не среди бела дня.
– Это так, а еще надо проводить хлебный поезд до сбегов, что пошли
обживать Святой холм, – согласился тот, не в силах согнать с лица улыбки.
– Поезд поведут два воя от сотника Рымаря, а нам надо скорее домой, там
ноне каждый ратник наперечет.
– Это так, – снова подтвердил собеседник. Он набрал полную грудь
воздуха и крикнул – Старшина Евстафий, отворяй ворота шире, да встречай
походную козельскую дружину. Выжлецов-то своих придержи, индо порвут нас, медвежьи выследы.
От кучки кметей на башне отделился бородач в тегиляе, надетом на
толстую свитку, он приветственно поднял руку, потом наклонился с навершия
вниз и что-то крикнул воротным. Окованные железом створки громко заскрипели
и открылись вовнутрь погоста, от них начиналась единственная улица, по бокам
которой стояли крытые соломой истобы. Дружина Вятки вошла в городок и ворота
сразу затворились, предоставив ратников пристальному рассмотрению огромной
стаей темно-рыжих и дымчатых выжлецов, кровожадно облизывавших языками морды
со вздернутыми носами. Но это неудобство было еще не главным, за стаей собак
переминались с лапы на лапу несколько медведей с железными кольцами в носах.
Поводки от ошейников находились в руках отроков со смурыми лицами и с
взрослой решительностью в глазах.
– Нас тут встречают как княжьих тиунов, – негромко сказал Темрюк, не
переставая вертеть шеей по разным сторонам. – Того и гляди отдадут на
съедение вон тем зверям.
– Сами звери-то вроде гладкие, значит, еще не оголодали, а мы в весе за
время осады крепости успели потерять, – присмотрелся к животным Бранок. –
Это нас надо подкармливать.
– Для того сюда и пришли, – усмехнулся Вятка, довольный бодрым