Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 95



задержится, мы не сможем перевалить через Каменный Пояс и направить копыта

своих коней в родные степи.

Царевичи дружно поддержали одобрительным гулом высказывание старшего

среди них из чингизидов, было видно, что им понравился ответ Шейбани. Но

Бату-хан не собирался сдавать позиций, он снова обвел пристальным и властным

взглядом собравшихся и резко сказал:

– А почему ты решил, что копыта наших коней должны быть направлены к

родным очагам? – джихангир чуть наклонился вперед и сузил зрачки. – Разве мы

уже завоевали все урусутские земли, дошли до края земли и омыли сапоги в

последнем море?

Это восклицание заставило царевичей согнать с лиц усмешки и

настороженно обернуться к повелителю на время похода. В глазах появился

неподдельный интерес, связанный с тем, что никто не знал планов верховного

главнокомандующего над войском, власть которому доверил курултай. А саин-хан

тем временем продолжал сверлить взглядом начальника правого крыла. И тот не

выдержал напряжения, откинувшись назад, он вопросительно приподнял плечи: – Джихангир, мы ничего не слышали о твоих замыслах, – Шейбани гулко

проглотил клубок слюны. – Скажи нам, куда мы сейчас направляемся, чтобы

знать, к чему быть готовыми.

– Вам нужно быть готовыми ко всему и всегда, – резко оборвал его

Бату-хан, он почувствовал, что сумел переломить атмосферу высокомерия

царевичей в свою пользу. – Вы уже устали воевать, что спешите разбежаться по

юртам и укрыться в гаремах под женскими грудями?

– Мы не торопимся по домам и нам не нужны женщины, которые есть

везде, – с вызовом бросил Тангкут, еще один родной брат Бату-хана. – Если ты

ставишь вопрос так, тогда объясни нам, почему мы не пошли на Новагород и

дальше, в страны заходящего солнца, а повернули назад?

Джихангир снова откинулся на спинку трона и незаметно оглянулся на

старого полководца, сидящего за спинами чингизидов, он словно заручался его

поддержкой:

– Потому что здесь наши потери оказались больше, чем в кипчакских

улусах, завоеванных Священным Воителем и платящих нам дань по сей день, – с

нажимом сказал он. – Если бы мы продолжали углубляться в страны заходящего

солнца, мы бы растворились в их землях раньше, чем достигли бы берегов

последнего моря. – Он подождал, пока сказанное им осядет в головах

военачальников, призванных на совет, и продолжил. – Великий Потрясатель

Вселенной сказал, что глубина несет в себе смерть, я сейчас объяснил вам, почему нас ждала бы там смерть. А теперь дополню высказывание моего деда

своей мыслью, к которой пришел в этой стране: Чтобы глубина покорилась, к

ней нужно привыкать постепенно.

Наступило напряженное молчание, и вдруг закрытое пространство шатра

прорезало громкое восклицание, заставившее царевичей обернуться, они увидели

Субудай-багатура, приподнявшегося на ковре и воздевавшего руки к потолку: – Уррагх, джихангир!- хрипло повторил он. – Да будешь ты благословен в

веках, и пусть Тенгрэ, бог Вечного Синего Неба, и бог войны Сульдэ не

обойдут вниманием весь твой род. Дзе, дзе! Ты истинный продолжатель дела

своего великого и мудрого деда!

Бату-хан подождал, пока смолкнут одобрительные отклики, вызванные

неоднозначной реакцией на его ответ старого полководца, обычно сдержанного

при любых обстоятельствах, и поставил точку в вопросе, считавшемся до этого

момента позором для джихангира всей орды: – Вот почему я отдал приказ войску поворачивать обратно. Теперь вы

понимаете, что нужно сначала привыкнуть к завоеванным пространствам, а

заодно набраться сил, и только потом обновленной ордой неудержимо хлынуть

вперед, гася еще тлеющие очаги сопротивления в землях урусутов и зажигая





новые пожары в других странах, которые мы поставим на колени так-же, как

сделали это с урусутами.

И снова послышались одобрительные голоса, которых прибавлялось все

больше, лишь отдельные из царевичей продолжали напускать на себя заносчивый

вид, говорящий больше о их непримиримости к самому саин-хану, нежели к

решениям, принимаемым им. Среди противников оказался Бури, к которому

Бату-хан относился с большим уважением, он ударил ладонью по доспехам на

груди и спросил:

– Джихангир, ты не ответил на вопрос Шейбани, куда ты решил повести

войско, если сейчас копыта наших коней не будут повернуты в сторону

Каменного Пояса и реки Улуг-Кем – Енисея, за которыми раскинулись родные

монгольские степи?

Под куполом шатра воцарилось молчание, в котором ощущалось кроме

любопытства желание опять включиться в спор. Ведь решение курултая могло

быть изменено в любой момент, достаточно было обладателю высшего военного

поста допустить ошибку, которую сочли бы непростительной. Его немедленно

лишили бы звания и заменили бы благосклонность смертной казнью через

отделение головы от туловища, или ломанием хребта, а может быть насаживанием

на кол. Была бы причина, а приемов умерщвления провинившихся в Золотой Орде

существовало множество.

– Разве мало мест, где мы можем отдохнуть и пополнить ряды наших войск

новыми кипчакскими воинами вместе с запасом фуража? – ответил саин-хан

вопросом на вопрос. – Священный Воитель наградил хана Джучи, своего сына, а

моего отца, богатым улусом с центром в куманском Сыгнаке, я тоже хочу иметь

свой улус, поэтому я повелеваю. – Джихангир вздернул подбородок вверх, взгляд его черных глаз, отливающих свинцовыми отблесками, остановился на

мгновение на каждом из царевичей и темников, присутствующих на совете. – Как

только мы возьмем крепость Козелеск, орда повернет в куманские степи к

берегам царя всех рек Итилю. Таково мое решение.

На этот раз Субудай-багатур не издал ни звука, потому что новость была

неожиданной не только для царевичей, но и для него самого. Он угнул голову, увенчанную собачьим малахаем, и стал напряженно думать о том, что даст

войску поворот на берега Итиля, и какую из этого выгоду можно будет извлечь.

По берегам великой реки жили булгары, татары, буртасы и множество других

племен, завоеванных монголами и примкнувших добровольно к орде, там была

сочная трава, тучные стада и много женщин. Там протекала жизнь, мало чем

отличавшаяся от жизни в монгольских степях. Но главное, там было спокойно, потому что вокруг не было врагов. Если бы джихангир повел войско в родные

степи, ему пришлось бы услышать немало насмешек от каракорумских родовых

ханов, которые нашли бы к чему прицепиться. А если бы он повернул на Сыгнак, столицу вотчины своего отца, то войско окружали бы враждебные кипчакские

ханы с народом, резко отличавшимся обычаями от степняков. Значит, саин-хан

предпочел вечным разборкам с единокровниками и постоянному напряжению в

среде кипчакских ханов спокойствие и сытую жизнь в итильских улусах. Старый

полководец метнул на хозяина шатра пристальный взгляд единственного глаза, складки на лице начали разглаживаться от самодовольной улыбки. Хорошего

кагана готовил он на трон в Каракоруме, и полководец из него получался

отменный. Он с нескрываемым сожалением посмотрел в сторону царевича Шейбани, не оставлявшего надежды унизить своего более удачливого брата, Субудай уже

точно знал, что ни один из чингизидов не обладает таким блистательным умом, какой достался Бату-хану от его великого деда, непобежденного никем.

– И когда Гуюк-хан обещал взять эту маленькую крепость Козелеск? – с

издевкой спросил Шейбани у джихангира, поигрывая рукояткой плети. – Нам

известно, что он стоит под ней уже третий день.

– Я думаю, что все дело в разливе рек, окружающих городок, хотя не

исключаю, что доблестный сын великого кагана всех монгол прозевал время, когда его можно было захватить врасплох, – небрежно изрек саин-хан, давая