Вторжение

«Что же ты? — думал он, спускаясь в лощину меж двух холмов и направляясь дальше, в еще более низкую, ровную ложбину, мимо которой они минут десять назад прошли. — Где же твоя мудрость и сила, так необходимые сейчас? Почему же ты беспробудно пьян своей тоской?»

Тот, к кому лучник обращался, не отвечал ему, потому что не слышал его, и слышать не мог. Но Ллейн и не ждал ответа. Он всего лишь размышлял о своем.

Трава колыхалась, ласково касаясь его колен, поглаживая его, склоняясь ему вслед. Ллейн спустился в низину, осмотрелся, убеждаясь, что вокруг никого нет, и, остановившись, достал из-под кожаной рубашки, укрывающей тонкую эльфийскую кольчугу из адамантита, амулет призыва, в который старший из Братьев, седоволосый хейрофант, вложил несколько могущественных заклинаний-молитв... ставших наименьшей из сил, которыми амулет распоряжался до того.

Несколько секунд эльф держал в руках серебряный прямоугольник с чеканным узором переплетенных листьев и стеблей, постепенно оживающий от его тепла, — он никак не мог решить, к кому именно обратить свой зов.

Друиды призывали существ не совсем так, как большинство из жрецов, и уж точно не так, как маги. Те чаще всего шли путем мгновенного переброса, который «выдергивал» искомое существо из его окружения и телепортировал его в нужную призывающему точку; воля его подавлялась силами добавочного заклинания, если в этом была нужна, и полностью послушное существо представало перед магом, готовое выполнять все команды, кроме, возможно, тех, что ведут к смерти, увечью или связаны с получением прямых повреждений. Однако призвать таким образом существо сильнее обыкновенной лошади или собаки мог бы только весьма искусный маг, потратив на преодоление пространства и воли призванного немало сил. Друиды действовали по-другому.

Они уважали мир, окружающий их и дающий им все, для того, чтобы жить, а потому их магия призыва действовала зачастую гораздо эффективнее, при меньших затратах позволяя добиться большего. Она была более вариативна и связана с меньшим вредом для природы.

Однако наполнять силой вещи они умели несколько хуже, чем маги, более искусные в манипуляциях с чистой энергией. Поэтому сила, заключенная в предмет, полученный Ллейном, в несколько раз уступала силе создателя амулета, примерно приравниваясь к силе последнего его владельца — самого хейрофанта. Кроме того, было еще множество оговорок, условий и условностей, затрудняющих окончательный выбор для того, кто решился воспользоваться серебряным прямоугольником с чеканкой из листьев и стеблей.

Амулет Брата был способен призвать множество совершенно различных существ, как магических, так и совершенно обычных, но их количество, дружелюбность, быстрота их появления зависели от местности, из которой шел призыв. Довольно легко кинуть клич нескольким лошадям, находясь в степи, — они просто прискачут из ближайшего табуна, причем скорее всего силы заклинания хватит на призыв лучших из них; однако попытка вызвать гидру, находясь вне болот, неразумна и жестока по определению: многоглавая королева болот погибнет, так и не преодолев расстояния, которое должна проползти. Если призываешь существо летающее, например пегаса, сложностей еще больше, — крылатые кони сильнее обычных, врожденная магия позволяет им более успешно сопротивляться призыву, да и лететь им издалека, — в результате прилетают наиболее слабые из них, через долгое время, часто равное дням или даже неделям.

Те из существ, что могли телепортироваться — прежде всего Единороги, — были разумны и очень разборчивы; вряд ли любой из них, даже будучи призван, согласился нести кого-нибудь, кроме Ллейна и девочки Элейни...

Исходя из ситуации, в которой они оказались, эльфу нужно было вызвать тех, кто придет быстро, сами по себе будут способны нести всех четверых как можно быстрее, и будут подчинены настолько, чтобы не опасаться бегства, продиктованного животным страхом. Дикие лошади пугливы, пегасы практически недостижимы, тролли жестоки и в отдельных ситуациях полностью неуправляемы... Грифоны очень неплохи, но живут в более южных землях, здесь не встречаются практически никогда, и только самому неопытному взбредет в голову вызывать химер, когда перенести нужно не одного тебя. Воли вызвавшего может не хватить, чтобы защитить своих спутников, и химера сожрет их.

В большинстве своем перспективы, ожидающие их маленький отряд, были совершенно безрадостны.

Поэтому Ллейн подумал о том, чтобы использовать вторую из возможностей амулета. Изначальную. Дарованную тем, кто создал его. Очень сильную, сбалансированную, но, вполне вероятно, и очень опасную.

Призвать существо с мгновенной телепортацией его сюда, но без подчинения его воли, как это принято у магов. Потому что воля того, к кому будет обращен Зов, сведена с волей призывающего с самого сотворения амулета... То есть Ллейн раздумывал над тем, чтобы послать клич одному из созданий Отцов. Тому, кто не подчинен, но является сыном, другом, союзником и учеником. Хотя для кого-то вполне может явиться и учителем.

Ллейн практически никогда не встречался ни с одним из созданных Отцами существ. У друидов на его памяти никогда не было повода призывать их, потому что очень давно, двести пятьдесят девять лет назад, была побеждена последняя из опасностей, грозивших ордену и природе впрямую. Орда Второго Нашествия. И с тех пор, с момента, когда на троне воссел Император Эйрканн, ни одного значимого столкновения между представителями различных отделений Лиги Чудотворцев, ни одного чреватого серьезной опасностью конфликта так и не произошло. Император, Хранитель и Глава Конклава втроем следили за этим неукоснительно, а с небес наблюдал за ними Всевидящий Брадалл.

Создания Братьев (тот же, к слову, древесный страж) были гораздо менее значительны, уступая детям Отцов практически во всем.

Сказать, что лучник был удивлен, получив из рук хейрофанта возможность призвать могущественное и древнее существо, значило не сказать ничего...

Ллейн не знал о Созданном практически ничего, так как практически ничего не знал о нем дарующий амулет Брат.

«Я лишь добавил туда свои собственные чары, — кратко пояснил он, глядя Ллейну в лицо, — и не могу предсказать, каков будет эффект призыва... По крайней мере до тех пор, пока мы не разбудим Отцов. Помни: тот, кому ты пошлешь свой Зов, обладает очень сильным духом, кристально чистым разумом. Нерушимым, нечеловеческим и мудрым. Но я не знаю, насколько при этом он умен, хотя абсолютно точно знаю, что совершенно бесчеловечен...»

Однако опасность, о которой думал сейчас Ллейн, исходила вовсе не из неизвестности характеристик древнего существа. Эльф не опасался создания Высших Друидов, потому что оно, по определению, не могло причинить вред тому, кто не был виновен перед Тейо и Кругом. Нет, опасность была иного характера.

Лучник не знал, где они и даже когда они. В будущем или в прошлом. В Элиде или в Кталле, в привычной Вселенной или в планах иного бытия... Хельтавар казался самим собою, но, кто знает, в скольких тысячах миров на севере царили подобные ему древние великаны-леса?.. Здесь просто могло не быть ни друидов, ни их детей. А значит, посланный Зов вполне мог пронзить лишь пустоту, не отыскав того, кто был Именован. Ллейн не хотел бы истратить мощнейшее из дарованных ему средств впустую. У него не было на это никакого права. Но обстоятельства складывались таким образом, что выбора у него не было.

Эльф, не подавший своим спутникам ни малейшего знака собственной озабоченности, напряжения и испуга, задумчиво-непроницаемый, тем не менее был очень серьезно взволнован. Он чувствовал опасность, окружающую их. И ясным колоколом, громким воплем посреди застоявшейся тишины было видение этого странного ребенка, укрытого, по словам Вайры, непроницаемой Тьмой, а затем неожиданный транс самой псионички.

Ллейн понимал, что кроме сил, направляющих их, есть силы, страстно желающие им помешать. Светловолосый эльф никогда не верил в превосходство сил света и добра, несмотря на то что Светлая Империя правила окружающим его миром, и давным-давно уже были фактически нейтрализованы воздействия на людские сообщества Ррарга, Хратту, Тармаамрата и Ардат, равно как и более мелких темных Богов и божков, демонов и духов.