Страница 47 из 59
— Вот заладил старый: инструкция — инструкция, — оборвал его Юрик. — Что ты там видел?!
— Вообще‑то я не должен был там быть. Последний шлюз открывать можно только в присутствии московской комиссии. Но на всякий случай ключ у меня тоже есть. Ну и… грешен, не удержался. Да и не приезжали из Москвы аж с одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Крайний раз аккурат после Олимпиады были, смотрели. Еще при папаше. А потом все… закрутилось, понимаешь, не до заброшенной лаборатории москвичам стало. Я пару раз столичного куратора спрашивал, но и он, кажется, ничего не знает. А потом нового куратора назначили, но он, кажется… того — пьет постоянно, сука! Все время на рогах. Я его трезвого и не слышал ни разу.
— Так что там? — не выдержал уже Рогозин.
Старик сцепил крепкие сухие руки в замок, сглотнул слюну, коротко бросил:
— Там ад.
Подумал немного и продолжил:
— Помнишь, Юрик, историю про заключенных, поубивавших конвой и друг друга в бомбоубежище?
Якут кивнул, не произнеся ни звука.
— Это все так и было. Только не в бомбоубежище, а там, внутри этой чертовой лаборатории. Когда я туда попал, в первый и в последний раз, стены были буквально залиты кровью. Там такой приступочек между шлюзом и полом, высотой сантиметров в пятнадцать — кровью же залит полностью. И она не сворачивается. Уже больше шестидесяти лет! Так и плещется огромная лужа крови, смердит. Кое — где трупы проглядывают, затылки разворочены, руки — ноги пооторваны. На столе груда шевелящихся кишок. Такая мерзость! Никакая скотобойня не сравнится с тем, что я видел внизу. И всюду по стенам под разводами крови точно такие рисунки, как в твоей тетради, Витек. Звезды — пентаграммы, кресты… всякое. И надписи похожие.
— И какое отношение это имеет к космодрому? — спросил Рогозин пустоту, потому что Юрик уже перекатывался в сторону от камня, а дядя Вася длинным прыжком выскочил из тени, упал на спину и задрал кургузый ствол своего автомата наверх.
Рогозин испуганно посмотрел над собой и обмер: на верхушке приютившего их булыжника стоял четырехрукий светящийся демон, который почему‑то сейчас не светился. Теперь, вблизи, хотя и в неудобном ракурсе, он выглядел по — настоящему страшно! Совершенное человеческое лицо, слегка голубого цвета, с огромными печальными глазами и длинными толстыми волосами, шевелящимися, кажется, по собственной воле и вопреки любым желаниям любых окрестных ветров, возвышалось над тощим телом с четырьмя не руками — конечностями. Нижняя пара — с клешнями, верхняя — похожая на человеческую, но четырехпалая. Вместо ног — какая‑то странная конструкция, похожая на гибкую сочлененную из нескольких сегментов платформу, каждая часть которой плавно обтекала любую поверхность под собой. Но даже не это поразило Рогозина — платформа удерживалась на камне, вцепившись в него многими тысячами сороконожьих лапок. И Виктор понял, почему издалека возникало впечатление, что четырехрукие не шагают, а плывут над землей.
По ушам ударил звук одновременных выстрелов — Юрик и дядя Вася пальнули в монстра не задумываясь и не согласовывая свои действия.
Существо отшатнулось, принимая в грудь свинец, но пронять его этим, кажется, было невозможно. Мелкие лапки зашевелились, монстр зачем‑то засветился голубым — точно как диодный фонарь и двинулся вперед!
Рогозин же, в каком‑то необъяснимом оцепенении сидел на заднице ровно и чего‑то ждал, наблюдая за тем, как покачиваясь под градом пуль и дроби, этот светящийся уродец движется вперед. Казалось, что даже гравитация на него не действует: даже когда существо оказалось на вертикальной стороне камня, тело монстра торчало на два с половиной метра вбок, не изогнувшись ни на градус над платформой, это тело несущей.
Юрик и дядя Вася прекратили стрельбу — якут быстро перезаряжался, а капитан, видимо, не хотел зацепить случайным рикошетом Виктора.
У самого носа щелкнули клешни, и только каким‑то чудом Рогозин успел захлопнуть открывшийся рот и отпрянуть прочь от монстра. Падая, он вскинул свой карамультук и дважды нажал на спуск.
Он готов был поклясться, что оба выстрела, сделанные с расстояния в пару метров, пришлись в тощий торс существа и должны были перерубить того пополам, но этого не случилось. Вместо разваленной туши чудовища на земле валялась отделенная от тела конечность, а само оно, теперь уже «трехрукое», улепетывало тем же маршрутом, по которому прибыло — вверх по камню.
Вдогонку Рогозин послал последний оставшийся патрон, дробь отколола от камня несколько кусков, но от светящегося уродца и след простыл.
Юрик, лежа на спине, вел стволом перезаряженного ружья видимого только ему монстра, дядя Вася спешно менял полурасстрелянный магазин, а Рогозин добывал из кармашков новые патроны.
— Ушел, — вдруг сказал Юрик и перевернулся на живот. — Надо тоже валить отсюда.
— Это что за дрянь?!! — тяжело и часто дыша, просипел дядя Вася.
— А это, старый, такая нечисть нынче в тайге повылазила, — Юрик уже совершенно пришел в себя. — Витька, перезарядился?
— Ага, — вытирая выступивший на лбу пот, кивнул Рогозин. — Я же в него дважды попал! Хоть бы хны! Что это такое?!
— Ты не попал в него, — качнул головой Юрик. — Видел, как он засветился? Он фантом сделал, который пошел первым — на один шаг раньше этого юэра. Глаза вам отвел. Старый все пули в фантом выпустил и ты тоже. Чудом клешню задели.
Якут присел над голубой конечностью и опасливо поковырял ее подобранной палкой.
Рогозин внутренне содрогнулся — даже в таком, мертвом состоянии, клешня выглядела устрашающей, нелепой и совершенно нездешней. А уж прикасаться к ней даже палкой Рогозин не стал бы и будучи пьяным в стельку под дулом пистолета у виска. Она не шевелилась, не двигалась, не пахла, не издавала звуков и, тем не менее, источала вокруг какие‑то незримые флюиды ужаса, заставлявшие любопытных держаться подальше. Черные монстры, которых Юрик называл абаасами, хоть и были страшны и свирепы, не производили впечатления чего‑то потустороннего, неземного и потому были менее противны. Почти родные,
Между тем Юрик перевернул отстреленную конечность, вынул из ножен тесак и попытался сделать надрез на синеватой коже. Получившаяся рана десятисантиметровой длины недолго источала из себя бирюзовую жидкость, буквально через две секунды края надреза соединились и получился бледный шрамик.
— Повезло нам, — заключил пытливый якут. — Если бы все в фантом стали стрелять, он бы здесь никого живым не оставил. Хорошо, что я прямо в него стрелял.
— Почему ты так думаешь? — дядя Вася, по — видимому, окончательно оклемался и вновь обрел способность соображать. — Почему ты думаешь, что попал?
— Мне иччи его показал. Я видел двух — юэра и тот фантом, в который вы лупили как два сумасшедших. Он сначала Витьку не видел, потому что Витьку тоже мой иччи закрывал, он только тебя, старый, видел. А потом, когда я стал стрелять, а потом Витька выстрелил, иччи этого скрыть уже не мог. Идемте отсюда. Никто не знает, кого этот раненный юэр может привести.
Юрик поднялся с колен, протер тесак о штанину, кинул его в ножны.
— Нужно бы с собой эту лапу взять, — заявил якут. — На Большую Землю, в Москву — для исследования. Кто понесет?
— Да ну ее, — передернул плечами Рогозин. — Если, как дядя Вася говорит, мы с ними драться будем, то этих лап у нас еще наберется вагон с маленькой тележкой. Брось ее!
На самом деле ему просто не хотелось даже прикасаться к этой уродливой клешне.
— Вашу мать, ребяты!! Вы совершенно чокнутые!! Вы почему мне сразу не сказали, какие здесь дела делаются? А я, дурик, их лужами крови пугаю! Да этим уродам пули что горох! — дядя Вася, прежде такой уверенный в себе, засмеялся частым дробным смешком и никак не мог остановиться. — Фантомы! Глаза отвел! Вашу мать!
И дядя Вася исторг из себя длиннейший поток площадной ругани, непереводимой ни на один человеческий язык.
— Спятил старый, — резюмировал Юрик. — Нет такого в инструкциях, да, дед?