Страница 7 из 9
– Ронина, выйди на середину класса.
Я покорно выходила, заранее опустив голову.
– А сейчас я напишу вам букву «р» так, как ее пишет ваша одноклассница. Неужели я вас этому учила, ребята?
Ребята обескуражены.
– Что вы, никогда! Просто Ронина какая-то особо несообразительная.
– Наташа Морозова, – продолжала свои садистские выпады учительница, – выйди к доске и напиши букву «р» правильно.
Наташа Морозова шла и писала правильно. Я всё так же понуро стояла посреди класса.
– Молодец, Морозова! Прошу тебя, подтяни Ронину, а то не знаю, как она закончит вторую четверть.
А действительно, как? Куда ж нам без Морозовой букву «р»-то написать? Никак. В школе знали, что мама моя работает учительницей. И ведет русский язык и литературу. То есть точно уж знает и про букву «р», и про все другие буквы. Может, это мама моя учительницу раздражала?
И главное, училась-то я хорошо! То есть речь не шла о двойках или тройках. Речь шла о том, чтобы я не стала отличницей. Мечта моей первой учительницы в жизнь претворилась, отличницей я так и не стала.
И такой несчастной я в классе была не одна. Например, нескольких девочек наша учительница могла оставить в классе после уроков:
– Девочки, мне нужна ваша помощь. Вы видите, как плохо стала учиться Оля Курочкина. Оля, девочки, – ваш товарищ. И мы с вами не можем это оставить без внимания. Я вас прошу после уроков сходить к Оле домой. Поговорить с ее родителями. Проверить – может, ей что мешает.
Мы, естественно, весь день не могли учиться, все мысли наши были про то, что там Курочкиной мешает. И прямо после уроков все в полном составе из десяти человек шли к Оле домой.
Обсуждать Олины проблемы пришлось с ее бабушкой. Старушка не знала, куда ей деваться, открыв дверь и увидев целую гвардию девчонок, которые прямо с порога, перебивая друг друга, начали выкрикивать Олины недостатки. Недостатки же были из разряда – то букву не так написала, то работу над ошибками не сделала.
Бабушка оказалась мудрой женщиной. Она всё выслушала молча, поблагодарила нас и сказала:
– Идите, девочки, по домам. Мы сами разберемся.
Мы ушли неудовлетворенные. Нам хотелось скандала, чтобы Курочкину поучили при нас. Мы уже привыкли к публичным воспитаниям.
А еще я всегда терялась во время совместных походов куда-нибудь. Вот идем мы в театр с классом, как сейчас помню – во МХАТ на «Синюю птицу». Спектакль меня заворожил своей сказочностью. Так я до сих пор не могу понять, где там была правда, а где вымысел. Впечатление было настолько сильным, что не хочется его своим прагматизмом портить даже сейчас. Но выходя из зала, по дороге в гардероб я заблудилась. Причем шла со всеми, в строю. А потом на что-то засмотрелась, ну буквально на мгновение. Глядь, никого нет. В общем, когда я нашла этот самый гардероб, думала, меня разорвут на части.
Дома меня спрашивали: «Ну, как спектакль?» Ну как может быть спектакль? Я до сих пор, через тридцать пять лет, когда во МХАТ прихожу, всё гардероб ищу. И не понимаю, где я там плутала-то? Думаю, во мне было такое чувство страха непереносимое, что я уже на ровном месте начинала делать что-то не так.
Как выяснилось впоследствии, родители видели эту сложную для их маленькой дочки ситуацию. Но никаких мер не предпринимали. Ну действительно, что им было делать? Не убивать же учительницу, не громить же школу? У нас это называлось – не подорвать авторитет учителя. Авторитет подорван не был, это точно. Но что пришлось пережить мне? И не отразилась ли эта ситуация на всей моей последующей жизни? Как неуверенность в себе или всевозможные комплексы, которые могли развиться на благодатной почве.
Ну, положим, на мне ничего не отразилось, я просто человек не тот, меня особо не сломаешь. Но не все ж такие закаленные. У моей подруги были в 8-м классе страшные трения с математичкой. Она ей как-то поставила девять двоек подряд. Это был даже не цирк для всего класса, хотя детьми мы были злыми, тем более прошедшими специальную подготовку в начальной школе. «Всем вместе посмеяться над одноклассником» – мы очень даже уважали. Но здесь уже было не до смеха.
Таню вызывали к доске, задавали какие-то вопросы, причем по домашнему заданию, и ставили два. Не справилась.
– Учти, завтра буду спрашивать опять.
Естественно, Танька учитывала и готовилась, но на следующий день опять была двойка. Учитывали уже и родители, готовили ее к уроку всей семьей, и всё равно математичка садистски находила, к чему опять придраться и поставить привычную отметку. Вот почему учительница так поступала? Школа, между прочим, у нас была сильная, дебилов там не держали, подруга моя тоже училась нормально, на твердую четверку. Вопрос еще один, почему это терпели ее родители? Почему не пришли, не стукнули кулаком по столу, почему они не прекратили это издевательство?! Нам, сидевшим в классе, было не по себе, мы не могли эту несправедливость переносить! Что же говорить о Татьяне? Неуверенность осталась на всю жизнь, как и чувство незащищенности, и то, что помощи ждать неоткуда. И ей тогда пришлось уйти из школы после 8-го класса, хотя у нас это было не принято – школа специальная, языковая. И если были какие-то проблемы с языком, то уходили ученики в период начальной школы. Татьяна впоследствии закончила с красным дипломом медучилище при д-м Главном управлении. Думаю, там не дураки преподавали, и уж математика с химией точно там велись. Слава Богу, что новые педагоги поддержали Таню. Почему учителя нашей школы себе такое поведение позволяли, я не понимаю. Но, думаю, с точки зрения педагогики это был странный метод.
Ну и чего мне было хорошего ждать от первого сентября?
Закончилась школа начальная, и к общеобразовательной добавилась еще музыкальная.
Здесь вопрос был не в учебе. Опять же подводили меня мои родители. Они забывали своевременно оплачивать музыкалку. Забывали они, а ругали меня. Причем приду я на урок фортепиано – мне сразу первый вопрос:
– Квитанцию принесла?
– Нет.
– Почему?
– Забыла.
– А октябрь оплатили?
Ну вот при чем тут я, маленькая девочка, пришедшая учиться играть на фортепиано? Ты лучше спроси про этюды, гаммы. Тоже, конечно, противно, но разве я должна отвечать за квитанции? Конечно, я знаю, ничего не оплатили, я у мамы перед выходом в школу поинтересовалась.
Учительница начинает нервничать:
– Вот, никто не платит, директор с меня голову снимет! Бери телефон, звони родителям, пусть немедленно идут в сберкассу. И сразу везут мне квитанцию. До конца урока чтобы квитанция была у меня!
Я, тяжело вздыхая, звоню:
– Мам, вы квитанцию оплатили? А когда пойдете платить? Ольга Николаевна сказала, чтобы немедленно. Да, и чтобы квитанцию прямо сейчас привезли. Договорились?
– Ну что, привезут?
– Если успеют.
А что мне говорить? Мама мне сказала, что ей платить некогда, а уж в музыкалку в Сокольники она никогда в жизни не поедет. Чтобы даже я и не мечтала. Сплошной для ребенка стресс. Я и так без особой радости к этому фортепьяно подходила, а тут уж и подавно. Разве мне до музыки было? Всё думала, что чье-то чужое место занимаю, мною не оплаченное.
Время шло, и каждый год день первого сентября был для меня грустным. Я чувствовала на себе жуткий груз того, что в этом моем детском мире я бесправна и очень зависима. А еще – я беззащитна.
Растут мои дети. И каждый год я прихожу с ними 1 сентября в школу. Стала ли я другой мамой? Навряд ли. Я тоже боюсь, что если поругаюсь сейчас с учителем, то это отразится потом на моем сыне. Я же уйду домой, а ему оставаться с этими людьми один на один. А я знаю, какими учителя бывают. Но еще я знаю, что они бывают разными. И много хороших, их большая часть. Но есть и такие, которые отравляют жизнь и от которых собственных детей нужно бы поберечь. Ну, хотя бы по возможности. И нельзя трусить и малодушничать, нужно уметь защитить своего ребенка. Пусть для них 1 сентября всё же будет праздником.