Дело академика Вавилова

Заместитель директора — профессор Виктор Викторович Таланов, организатор Екатеринославской и Западно-Сибирской областных станций. Ему Союз обязан введением лучших сортов кукурузы, суданской травы и других кормовых трав.

Заместитель директора — Виктор Евграфович Писарев… один из крупнейших русских селекционеров…

Заведующий отделом плодоводства — профессор Василий Васильевич Пашкевич, глава всех садоводов Союза.

Заведующий отделом пшениц — Константин Андреевич Фляксбергер, лучший в мире знаток пшениц…

Заведующий отделом сорных растений — Александр Иванович Мальцев, первым положивший начало изучению у нас сорной растительности…"

Бюджет у института пока крошечный: на все про все — и на опыты, и на закупку заграничных семян — триста с небольшим тысяч рублей в год. Зато в двенадцати точках страны от Мурманска до Туркмении, от Москвы до Сухума ученым переданы опытные станции, совхозы, отделения, сотни и даже тысячи десятин отличной земли, где можно развернуть генетическую, селекционную, интродукционную работу. Северокавказское отделение на Кубани, совхоз Калитино под Ленинградом, Каменно-Степная опытная станция в Воронежской губернии, отделения на Северной Двине, в Детском Селе — где еще есть у сельскохозяйственной науки такой простор, такие возможности?

"Да здравствует обновленная Советская земля! Да здравствует союз Науки и Трудящихся!" — провозглашает докладчик, и зал снова рукоплесканиями выражает свой восторг.

Встреча и дружба с Горбуновым — еще одна жизненная удача Николая Вавилова.

Институт возник на совершенно особых началах. Он не подчинялся ни Наркомату земледелия, ни Академии наук. Средства он получал от Совнаркома и подчинялся лишь правительству СССР. Н. П. Горбунов, управляющий делами Совнаркома, к многочисленным обязанностям своим вынужден был прибавить еще одну: он стал председателем совета института, а по существу — своеобразным правительственным комиссаром по делам сельскохозяйственных наук. Директор института был подотчетен только ему.

Могли ли подумать рукоплескавшие в 1925-м в честь вновь открытого института, что через десять-пятнадцать лет после торжеств почти все, кто составил гордость этого учреждения, пойдут в тюрьмы, заклейменные кличкой "враги народа". Был схвачен и расстрелян Николай Горбунов, трижды сидел в тюрьме и погиб после очередной посадки старый профессор Виктор Таланов. Профессору Виктору Писареву в тюрьме угрожали смертью, если он не даст показаний на академика Вавилова. Сгинул в тюрьме знаток сорной растительности Александр Мальцев, погиб и сам Николай Вавилов… Но все это впереди, а пока музыка играет, гости аплодируют, советская наука отмечает один из первых и наиболее неомраченных своих праздников. Для Николая Ивановича это тоже один из самых светлых дней жизни.

Институт для Вавилова — не имение и не просто дом, куда он двадцать лет ходил на службу. Институт — гордость его, любовь его, часть его души. Все знали: путешествуя за рубежом, Николай Иванович посылает домашним короткие открытки, а институт получает от него обстоятельные, длинные письма. Директор подробно пишет сотрудникам о находках, трудностях, о победах и поражениях и требует столь же подробных и искренних ответов. Он любит соратников по научному поиску независимо от их ума, способностей, должностного положения. Любит и знает всех по имени-отчеству, помнит домашние и служебные обстоятельства буквально каждого лаборанта, привратника и уборщицы. Институт — его семья, нет, скорее ребенок, с которым он — отец — связывает не только сегодняшний свой день, но и то далекое будущее, когда он сам уже не надеется жить на свете. "Строим мы работу… не для того, чтобы она распалась завтра, если сменится или уйдет в Лету директор. Я нисколько не сомневаюсь, что Центральная станция [институт в Ленинграде. — М. П.] будет превосходно существовать, если даже на будущий год в горах Абиссинии посадят на кол заведующего".

Слова относительно Абиссинии совсем не случайно приведены в письме Николая Ивановича к профессору Пангало. В это время шла подготовка к экспедиции, которая началась в 1926 году.

Глава 2

"ПОВОРОТ В ПОЛИТИКУ…"

Жалуются на научные академии, что они недостаточно бодро включаются в жизнь; но это зависит не от них, а от способа обращения с наукой вообще.

В Ленинграде, в Архиве Академии наук СССР, хранятся старые записные книжки Николая Ивановича, те, что зовутся академическими. Потертые, прожившие долгую "карманную" жизнь, они содержат адреса и телефоны институтов, списки академиков и членов-корреспондентов. В самой старой из них можно прочитать, что доктор биологических и сельскохозяйственных наук Н. И. Вавилов избран в действительные члены академии в январе 1929 года и что возглавляемый им Институт прикладной ботаники и новых культур помещается в Ленинграде на улице Герцена, 44. Но главный интерес для историка представляет, очевидно, не официальная часть, а те календарные листки в конце, что предназначены для заметок. Вавилов имел обыкновение щедро вдоль и поперек исписывать эти странички.

Вся жизнь его — личная, научная, общественная — возникает в скупых неразборчивых записях. Заседания многочисленных комиссий Академии наук присутствовать; ответить немцам и чехам: Академия наук в Галле и Академия сельскохозяйственных наук Чехословакии избрали его своим членом-корреспондентом. "23 января — выступление в ЦИКе". Это тоже часть жизни: девять лет, с 1926 по 1935 год, беспартийный профессор оставался бессменным членом центрального исполнительного органа страны, участником самых ответственных совещаний и встреч "в верхах". А на соседней странице нетвердой детской рукой "заказ" сына-школьника: "Олегу привезти "Путеводитель по Кавказу" Анисимова". Со старшим сыном Олегом (в 1928 году от брака с Еленой Барулиной родился второй — Юрий) у Николая Ивановича большая дружба. Переписка между ними не прерывается даже тогда, когда отец пересекает океаны и материки. Летом отец и сын вместе ездят по опытным станциям и институтам, которые инспектирует Вавилов. Не каждому мальчику так везет: объехать на машине весь Кавказ, Крым, Среднюю Азию, побывать в гостях у садовода Мичурина! В 1929 году, однако, совместную поездку пришлось отложить: директор института готовится в экспедицию на Дальний Восток. В записной книжке — длинный список книг по сельскому хозяйству и экономике Маньчжурии и Японии. Листаем странички календаря: перед отъездом отослать письма друзьям, их по-прежнему много и за рубежом и на родине. "Дарлингтону, Бзуру, Писареву, Воронову". А ниже — дважды подчеркнутое слово: "Завещание". Что поделаешь, путешественнику по дальним странам надо предусмотреть все.

С точки зрения личных успехов 1929 год был для Николая Ивановича годом поистине феерическим. Над головой ученого, которому не исполнилось и сорока двух лет, разразился золотой ливень почета, славы, признания. За один год он стал членом четырех Академий наук, членом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, президентом ВАСХНИЛ и членом коллегии Наркомзема. Международный аграрный институт в Риме избрал членом Международного совета экспертов, а Британская ассоциация биологов — своим почетным членом. Вавилову устраивают овацию две тысячи делегатов Всесоюзного съезда генетиков и селекционеров, его речи звучат на XVI партконференции и на V съезде Советов… И тем не менее я позволю себе утверждать, что не многочисленные знаки общественного внимания и даже не великолепная по результатам экспедиция в Западный Китай, на Формозу (Тайвань), в Японию и Корею были главными событиями внутренней жизни прославленного академика в 1929 году. О главном молчат записные книжки, о нем почти ничего не говорится в письмах. До предела загруженный, стремительно плывущий в потоке неотложных государственных дел, Николай Иванович лишь с самыми близкими друзьями, да и то урывками, говорит о проблеме, которая становится для него самой насущной, самой главной.