Страница 11 из 11
Как и многое другое, хорошая еда во Франции вполне доступна. В результате здесь существует гораздо меньше расхождений во вкусах между различными социальными слоями, чем в Америке. Взять, например, родителей Филиппа: Жанин – из семьи с весьма скромными доходами, они с Джо получили только среднее образование, но оба прекрасно чувствуют себя в любом ресторане. Я вынуждена признать: учительница была права, утверждая, что гастрономическое образование уравнивает всех. Обеспечить каждого ребенка качественным питанием и научить питаться правильно – в понимании французов, это и есть воплощение девиза «Свобода, равенство, братство».
Теперь мне понятно, почему учительница твердо настаивала на том, чтобы все дети принимали участие в коллективных мероприятиях. В основе французского подхода к питанию лежит даже не диетология и не удовлетворение физических потребностей. «Питаться правильно» для французов прежде всего означает «есть вместе за общим столом». Совместные обеды в школьной столовой – особый ритуал приобщения к гражданству. Если Софи не будет в нем участвовать, то возможны неблагоприятные последствия для ее общения со сверстниками (а в дальнейшем и с коллегами).
Благодаря этой системе Софи развивается разносторонне. На примере еды маленькие французы учатся прислушиваться к своим чувствам, к своему организму. Еда, становясь предметом исследования, приобретает эмоциональное, интимное значение. «Гастрономические уроки» дома и в школе формируют у детей представление о себе, о жизни в семье. Слова, используемые для описания этого процесса, – например, «пробуждение вкусовых рецепторов» (l’éveil gustatif) – вдруг перестали казаться напыщенными. Я поняла, что во Франции дети не просто учатся питаться правильно. Они учатся любопытству и умению мыслить. Помимо полезных привычек в питании им прививают критическое мышление и способность рассуждать.
Все это звучит многообещающе. Несмотря на свои предубеждения, я все же смирилась с тем, что Софи должна ходить в общую столовую. И нам следует мягко, но настойчиво подталкивать ее к этому.
Как и следовало ожидать, поначалу Софи реагировала крайне отрицательно. Каждое утро первыми ее словами, вернее, отчаянным воем было: «Мама, я не хочу идти в школу!» Я заставляла ее идти и просила не плакать. Ведь это просто подготовительный класс! Да, занятия там проходят как в настоящей школе. Но на самом деле это же детский сад! Там не может быть слишком тяжело!
Позднее я поняла, почему Софи было так трудно. Она говорила по-французски, но не была француженкой. Знать оба языка – еще не значит принадлежать к обеим культурам. Софи воспитывалась в Северной Америке, то есть, по французским меркам, была совершенно не воспитана. Игры на детской площадке были тут другими. Даже в классики играли иначе.
Софи трудно приживалась и училась всему, набивая шишки. Сначала излюбленным приемом ее одноклассников на детской площадке было жестокое правило: играют все, кроме новеньких (все родители с содроганием вспоминают «Повелителя мух»). Моя дочь была единственной новенькой. Первое время Софи вообще гуляла одна. К несчастью, я узнала об этом не сразу, отчасти потому, что во французских школах соблюдают неписаный кодекс молчания. Считается, что родители ни во что не должны вмешиваться. А если уж совсем честно, я просто не хотела ничего слышать. Ведь я сама притащила семью во Францию с уверенностью, что мы будем тут счастливы. И стремилась добиться этого, несмотря ни на что.
Мы промучились несколько месяцев. Под осуждающими взглядами других родителей Софи каждый день рыдала в моих объятиях перед входом в класс. А я уговаривала ее: «Так будет лучше, я знаю. Поверь, я никогда бы не повела тебя в школу, если бы думала, что тебе там будет плохо».
Самым сложным и для меня, и для Софи было отсутствие возможности поесть, когда хочется. Главный метод, при помощи которого французы контролируют питание своих детей, – строго установленное время приема пищи. Во Франции это единое правило для детей и старшего, и младшего возраста, и даже для младенцев. Дети никогда не получают еду по первому требованию. Они едят тогда, когда взрослые решат их накормить. Это объясняется не самодурством. Французы искренне уверены, что прием пищи по режиму способствует выработке сбалансированных привычек в питании, идет на пользу пищеварению. Я сформулировала следующее правило.
Логика этого правила мне понятна. Но я полагала, что с моими детьми оно не сработает. По правде говоря, это одно из тех правил, к которому обеим моим дочерям было труднее всего приспособиться. Однажды я без предупреждения пришла в ясли за Клер незадолго до полудня. Когда муж привел ее утром, он забыл предупредить, что я пораньше заберу ее, чтобы отвезти к врачу. И вот я открываю дверь и вижу Клер с красным лицом, стоящую посреди комнаты. Ее рот раскрыт, что может означать только одно: сейчас она снова начнет орать. Она была так зла, что даже не заметила маму, стоящую в дверях. Весь гнев, который клокотал в ее маленьком тельце, был направлен на детей, которые ели, и на воспитателей, которые их кормили.
Четверо карапузов чинно сидели на низких детских стульчиках. Четверо воспитателей – по одному на каждого ребенка – сидели к ним лицом. У каждой из женщин был фартук, подносик, тарелка, ложка и улыбка на лице. И все они не обращали на Клер никакого внимания.
– Она проголодалась, но пока еще не умеет ждать своей очереди, – заметила одна из воспитательниц, медленно зачерпывая из тарелки последнюю ложку пюре. Я прикусила язык, напомнив себе, что американская горячность тут не к месту. Сдержав порыв запихнуть что-нибудь Клер в рот – что угодно! – я усадила ее к себе на колени и стала ждать. «Не уйду, пока она не поест», – решила я, забыв о враче.
Постепенно мы с Клер успокоились. Другие дети продолжали чинно обедать. Обед, как обычно, состоял из четырех блюд: закуска, основное блюдо, сыр и десерт – порции небольшие. Дети должны были постараться доесть все до конца, и никто их не подгонял. Один за другим стульчики освобождались, и следующая партия детей садилась за столы. И снова перед каждым из четырех карапузов был воспитатель, он кормил своего подопечного, с улыбкой предлагая каждое из блюд. Учитывая, что в группе было шестнадцать человек, все это казалось жутко трудозатратным. Тем не менее все дети вставали из-за стола сытыми и довольными. Наконец пришла очередь Клер: она села рядом с другими малышами и улыбнулась, когда ей предложили первую ложку еды. Она доела все до крошки, а после посещения врача долго и сладко спала. Врач, кстати, с пониманием отнесся к нашему опозданию: «Обед – самый главный прием пищи!» – с улыбкой заметил он.
Все это разительно отличалось от канадского детского сада, где малыши садились за столики, разворачивали принесенные из дома пакеты и за десять минут съедали, сколько успевали. Еда, как правило, была холодной, ели руками и каждый вечер приносили домой кучу объедков. Каждый ребенок, даже совсем маленький, должен был есть сам. Вообще умение есть самостоятельно в Северной Америке воспринимается как важный шаг на пути к независимости. А еду рассматривают как вопрос индивидуального выбора и предпочтений. В большинстве американских книг по воспитанию написано, что дети сами должны решать, что им есть, сколько и есть ли вообще. Некоторые авторы предлагают предоставлять ребенку полную свободу выбора и в том, что касается времени приема пищи. На практике большинство родителей действительно дают детям такую свободу. Кроме того, всячески способствуют этому, покупая полуфабрикаты: ведь даже ребенок всегда может найти в шкафу готовое блюдо или разогреть еду в микроволновке.
Возможность выбора так важна для американцев, потому что отражает одну из главных ценностей их культуры: автономию, индивидуализм. Даже маленькие дети могут влиять на обеденное меню. Софи привыкла к этому, ей было трудно понять, почему теперь нельзя есть что угодно и когда угодно. Отсутствие альтернативы в школьной столовой напрягало и меня. Еда казалась вкусной и полезной, но беспокоило то, что Софи отказывается обедать. Тревожили последствия подавления ее самостоятельности в таком важном вопросе.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.