Страница 22 из 23
1825
РАЗМЫШЛЕНИЯ В ДЕНЬ ОТЪЕЗДА1825, 29 октября, Одесса
Откуда эта горечь? Что со мной такое? Я снова возвращаюсь в стылые покои И одичалым взором, смутный и смятенный, Прощально озираю дружеские стены; Они глухою ночью и в часы рассвета Внимали терпеливо горестям поэта. Я подхожу к окошку, где стоял подолгу, Высматривая что-то тщетно и без толку, И отхожу, прискучив зрелищем проулка, И эхо в целом доме отдается гулко; Я двери отворяю и снова затворяю, И с маятником мерным шаги свои сверяю, И слышу — где-то шашель древесину точит; Видать, к своей подруге проточиться хочет. Утреет. Заждались настырные возницы. Что ж! Забирайте книги, вынесем вещицы. Пошли! Опальный странник, встречен без участья, Уеду восвояси без напутствий счастья. Пускай покину город, и пускай в тумане, К пришельцу безучастны, сгинут горожане. Пускай не огорчатся, всхлипнув простодушно, Мне, говоря по чести, слез ничьих не нужно. Так над раздольным лугом, золотым и щедрым, С увядшей ветки сорван нетерпеливым ветром, Цветок летит засохший, утлый и гонимый, И розы он коснется, пролетая мимо, И хочет вечно длить случайное свиданье, Но ветер засвистит и длит его скитанье: Так среди улиц шумных я, пришелец странный, Носил чужое имя, облик чужестранный; И многих дев прелестных занимал прохожий, На местных сердцеедов чем-то непохожий. Цветного мотылька поймают дети в поле И, наигравшись всласть, кричат: лети на волю! Летим же! коли перья сберегли для лёта: Летим! И поклянемся не снижать полета! Когда-то, покидая отчую округу, И молодых друзей, и пылкую подругу, Я словно бы летел на рысаках крылатых, Мелькали меж дерев платочки провожатых; Я плакал! Слезы льет порывистая младость; А нынче стар я стал, и плакать мне не в радость. Смерть молодым легка. Мы уповаем свято Остаться жить в сердцах невесты, друга, брата; Но лживый свет познав, живет старик согбенный И свой провидит гроб, покинутый и тленный, И знает, что надежду тешить нету нужды… Довольно! Мне пора! Простимся, город чуждый! И с богом! Кто задержит гробовые дроги? Их не проводит взглядом путник на дороге И, воротясь домой, слезинки не уронит, Услышав, как бубенчик в дальнем поле стонет.СОНЕТЫ
Quand'era in parte altr'uom da quel, ch'io sono.
Petrаrса[15] К ЛАУРЕ Едва явилась ты — я был тобой пленен. Знакомый взор искал я в незнакомом взоре. Ты вспыхнула в ответ, — так, радуясь Авроре, Вдруг загорается раскрывшийся бутон. Едва запела ты — я был заворожен, И ширилась душа, забыв земное горе, Как будто ангел пел, и в голубом просторе Спасенье возвещал нам маятник времен. Не бойся, милая, открой мне сердце смело, Коль сердцу моему ответило оно. Пусть люди против нас, пусть небо так велело, И тайно, без надежд, любить мне суждено, Пускай другому жизнь отдаст тебя всецело, Душа твоя — с моей обручена давно. * * * Я размышляю вслух, один бродя без цели, Среди людей — молчу иль путаю слова. Мне душно, тягостно, кружится голова. Все шепчутся кругом: здоров ли он, в уме ли? В терзаниях часы дневные пролетели. Но вот и ночь пришла вступить в свои права. Кидаюсь на постель, душа полумертва. Хочу забыться сном, но душно и в постели. И я, вскочив, бегу, в крови клокочет яд. Язвительная речь в уме моем готова. Тебя, жестокую, слова мои разят. Но увидал тебя — и на устах ни слова. Стою как каменный, спокойствием объят! А завтра вновь горю — и леденею снова. * * * Как ты бесхитростна! Ни в речи, ни во взоре Нет фальши. Ты сердца влечешь не красотой, Но каждому милы твой голос, облик твой, Царицей ты глядишь в пастушеском уборе. Вчера текли часы в веселье, в песнях, в. споре, Твоих ровесниц был прелестен резвый рой. Один их восхвалял, и порицал другой. Но ты вошла — и все, как в храме, смолкло вскоре. Не так ли на балу, когда оркестр гремел И буйно все неслось и мчалось в шумном зале. Внезапно танца вихрь застыл и онемел, И стихла музыка, и гости замолчали, И лишь поэт сказал: "То ангел пролетел!" Его почтили все — не все его узнали. СВИДАНИЕ В ЛЕСУ "Так поздно! Где ты был?" — "Я шел почти вслепую: Луна за тучами, и лес окутан тьмой. Ждала, скучала ты?" — "Неблагодарный мой! Я здесь давно — я жду, скучаю и тоскую!" "Дай руку мне, позволь, я ножку поцелую. Зачем ты вся дрожишь?" — "Мне страшно — мрак ночной, Шум ветра, крики сов… Ужели грех такой, Что мы с тобой вдвоем укрылись в глушь лесную?" "Взгляни в мои глаза, иль ты не веришь им? Но может ли порок быть смелым и прямым? И разве это грех — беседовать с любимым? Я так почтителен, так набожно смотрю И так молитвенно с тобою говорю, Как будто не с земным, а с божьим херувимом". вернуться15
Когда отчасти был другим, чем ныне, человеком.
Петрарка (ит.)