Профессия – киллер

Лев Пучков

Профессия – киллер

ГЛАВА 1

Он стоял в кустах, что росли левее валуна, мимо которого две минуты назад прошли мои пацаны, никого и ничего не обнаружив.

Я всегда в таких случаях больше доверяю автоматизмам – таламусу, потому что по опыту знаю: та часть серого вещества, которая отвечает за анализ, в какой бы распрекрасной голове она ни находилась, прежде чем начать прилежно функционировать, некоторое время валяет дурака. И хотя это длится всего пару секунд, от них порой зависит, останешься ты жить или нет.

Вот и сейчас в сознании лихорадочно запрыгали три совершенно никчемных вопроса: откуда он взялся? Как далеко ушли пацаны? Что делать?

Нельзя сказать, что я растерялся. Меня не напугало это. Но ситуация осложнялась тем, что накануне я вывозил свой автомат в песке и теперь отсоединил магазин, снял крышку ствольной коробки, вытащил пружину, затвор, аккуратно разложил все это на броне и преспокойно чистил, свесив ноги в люк…

БТР находился в трех километрах от села, где мы «проводили операцию». Так это называлось. На самом же деле всю ночь тряслись от холода в кустах, а под утро прищучили-таки четверых гоблинов, которые приперли в село ящик мин ПОМЗ-2М и 12 автоматов.

Мы взяли их без труда. Они несколько часов тащились из долины вверх по горной тропе и шатались от усталости, когда мои парни, злые как черти после бессонной холодной ночи, выпрыгнули из-за кустов и просто-напросто отобрали у этих вояк их мьюнишн, на всякий случай надавав тумаков. Те даже не пикнули. Стало ясно, что это не профессиональные гоблины: слишком они были молоды, испуганы и на удивление легко сдались.

Ах да! Гоблины – это боевики. Мы их так зовем. Помните Диснея? Представьте себе безобразное существо, заросшее до глаз густой бородой, с огромными носом и ушами, переполненное злобой против человечества и страшное в своем тупом упорстве при достижении цели. Оно может стрелять в женщин и стариков, ставить мины под двери детского садика и на глазах обезумевших от ужаса людей под стволом автомата насиловать несовершеннолетних девчонок. Это гоблины. Они есть и с той, и с другой стороны. Я ненавижу их самой лютой ненавистью. Я буду уничтожать их, пока имею такую возможность. Потому что это нелюди. Спросите любого солдата, прошедшего Кавказ. Я не утрирую.

«Оккупанты», как еще совсем недавно называли наших солдат средства массовой информации у нас и за рубежом, получают за боевой день 30 000 рублей (20 000 – в районе боевых действий, 10 000 – по месту дислокации). Это контрактники. А военнослужащие по призыву получают 40 000 в месяц. Банка пива в районе боевых действий стоит в среднем 10 000 рублей, примерно столько же – пачка нормальных сигарет.

Чеченский боевик за день войны получает до двух тысяч баксов. Плюс за каждого «подтвержденного» убитого солдата две тысячи баксов и пять тысяч баксов за убитого офицера. Цена за голову спецназовца постоянно колеблется. Но тоже немало.

Пусть на совести некоторых миротворцев-правозащитников останутся громогласные заявления, что против России воюет гордый чеченский народ, а не боевики-рецидивисты, которым до одного места, кого убивать, лишь бы бабки платили. Наши парни не гордые, поэтому получают тридцать штук в день, а чеченский народ – он гордый, потому-то и платят каждому его представителю с автоматом по две тысячи баксов.

Четверых гоблинов, захваченных нами, утром забрала вертушка вместе с начальником разведки ВОГ. Он формально руководил операцией. Полетел рапортовать. А мы возвращались вниз на коробочке, и я, дурак, разрешил остановку здесь: пацаны попросили спуститься с дороги метров на четыреста к персиковому саду.

Они, разумеется, проверили все вокруг, прежде чем удалиться от машины. Более того, с противоположного борта на бугре находилось боевое охранение – сержант и рядовой. Оба они изучали свои сектора наблюдения, повернувшись к БТРу спиной. Чего туда смотреть? Там сам командир.

Все было тактически правильно – в одну сторону ушли бойцы, по пути прочесав местность, с другой стороны стоял дозор, который обозревал окрестности самое малое на полторы тысячи метров… Гоблина наблюдатели видеть не могли. Он находился в мертвой зоне: от них его скрывал БТР.

Гоблин держал на правом плече РПГ-7ВМ, направленный в меня, и улыбался. Его левая рука была отведена в сторону открытой ладонью кверху.

Рядом с ним стоял на коленях еще один такой же. Я его сначала не заметил в кустах. Он прикручивал пенал порохового заряда к кумулятивной гранате. Делал это очень сноровисто и на тот момент, когда я его увидел, практически закончил свою работу.

Гоблины находились метрах в двадцати от БТРа. Не возникло ни малейшей надежды, что гранатометчик промажет. Уверенность была просто написана на его заросшей до глаз харе. В моем распоряжении имелось от силы пять секунд. Столько времени ему понадобится, чтобы вставить снаряд в ствол и тщательно прицелиться, хотя вряд ли была необходимость целиться с такого расстояния. Я бы, например, с его позиции человеку, находящемуся на броне, смог попасть гранатой в голову. А уж шлепнуть в борт…

Автоматизмы сразу рванули мышцы тренированного тела. Кувыркнуться с БТРа, откатиться в придорожную канаву и дурным голосом заорать: «К бою!..»

Но дозорные стояли на расстоянии что-то около ста метров. Они в любом случае не успевали. И еще – самое главное – в БТРе оставались двое парней. На матраце возле моторов спал корреспондент окружной газеты, который увязался с нами на операцию. И водила – он тоже, как только остановились, отрубился на своем месте. После попадания гранаты в борт эти парни уже не проснутся никогда.

У меня на ноге висел НРС – и все. Лифчик с экипировкой я снял, и он теперь лежал внизу, возле водилы – далекий и бесполезный.

Пока я оценивал обстановку, второй номер подал выстрел гранатометчику, который тут же вставил его в трубу. И прицелился.

ВСЕ.

С того момента, как я их заметил, до момента прицеливания прошло не более трех секунд…

Такую ситуацию трудно охарактеризовать, даже используя полный набор наиболее эмоциональных и острых выражений. Это просто беда. Иначе не скажешь. Беда, потому что опытный боевой офицер, который мог бы одной очередью из автомата завалить гранатометный расчет, неожиданно возникший в двух десятках метров от него, как несмышленый новобранец, беспечно разобрал свой автомат, и гоблины это видели. А еще этот боевой офицер снял разгрузку и бросил ее в люк, отпустил наводчика вместе с другими за персиками… В общем, сделал столько ошибок, что гоблины могли бы, прежде чем убить, вынести благодарность.

До того мне стало обидно, аж выть захотелось! В ста метрах пост наблюдения, по другую сторону в трехстах метрах – целое отделение до зубов вооруженных ловких парней, в метре – кнопки электроспуска двух танковых пулеметов, которые заряжены и смотрят в сторону гоблинов. Однако вот не дотянуться до тех кнопок.

– Давай слезай. Только молчи и не делай резких движений, – тихо и очень отчетливо, почти без акцента приказал гранатометчик.

Второй коротко мотнул слева направо стволом автомата, который он поднял с земли и направил на меня после того, как передал выстрел первому номеру.

– У тебя там внутри кто-то есть и он спит, – произнес гранатометчик, продолжая смотреть в окуляр прицела. – Иначе ты давно бы уже спрыгнул в канаву и дал сигнал своим.

Догадливый встретился гоблин. Прозорливый. Я уже стоял внизу и изучал врага. Два автомата, в разгрузках что-то топорщится, наверно, гранаты. У обоих на правом бедре тесаки плюс один гранатомет и три раздельных выстрела ПГ-7ВМ. Четвертый, снаряженный, в данный момент смотрел в борт коробочки.

Соображалка лихорадочно работала. Если сразу не долбанули, значит, хотят взять себе БТР с боекомплектом и, возможно, прихватить двух заложников. Очень нагло и беспрецедентно – в буквальном смысле увести из-под носа у спецназа боевую технику. Мне останется только застрелиться от позора, хотя, возможно, гоблины раньше помогут мне расстаться с жизнью. Для них хороший спец – мертвый спец. Адекватное, впрочем, отношение и с нашей стороны…