Голод. Дилогия

– Что за срочность? Или хенны уже взяли Борку?

– Так возьмут же, – неуверенно пробормотал Рангел, который умел управляться с копьем так, как никто другой из всей тысячи. – Хоть и далеко до Борки, а всякую ночь слышно, как рушатся ее стены. Вот мы и пришли. Пока не поздно.

– Не поздно? – раздраженно прошипел стражник.

– Подожди, Мух, – остановил его Дамп. – В каком смысле «пока не поздно»?

– Воевать мы неправильно собираемся, – почесал скулу Рангел. – Не так надо.

– Я так понимаю, что эти молодцы как раз и знают, как надо? – скривил губы Дамп.

– Я теперь тоже знаю, – моргнул в спускающемся на лагерь сумраке Рангел. – Хочешь, и ты будешь знать, тысячник?

– Что ж, – нахмурился ветеран. – Заходите. Только сразу скажу: если ничего важного не услышу, завтра заставлю ров копать от рассвета и до заката!

– Так Рангел нам то же самое обещал! – едва не подпрыгнул на месте круглолицый ремини.

Чуть слышный разговор длился недолго. Правда, когда Дамп вновь вышел из шатра, снаружи уже царила тьма. К удивлению стражника, тысячник хоть и выглядел злым, однако орать ни на кого не стал и даже не только не приказал отпустить каждому из наглецов по десятку плетей, но и не отправил их в ночной дозор. Вместо этого седой воин набросил на плечи тяжелый плащ, натянул шлем и зашагал к дружинным кострам, за которыми таился деревянный дом, занимаемый таном. В последние дни, с тех пор как и в самом деле в ночной мгле до лагеря черной тысячи стали доноситься отзвуки осады Борки, Снат пребывал в неважном расположении духа, поэтому Дамп на ходу продумывал, какими словами начать с ним разговор, чтобы не вызвать раздражения, а то и злобы тана. Впрочем, возле костров раздумья пришлось оставить – Снат Геба сидел на поваленном стволе дерева возле огня и хмуро высматривал что-то в языках пламени.

– Что случилось, старый приятель? – окликнул он Дампа, едва тот успел открыть рот.

– Ничего пока, твое благородство, – развел руками тысячник, слегка мотнув головой в сторону замерших в полумраке спутников. – Но может случиться, если не поговорим.

Снат взглянул на вынырнувших из темноты стражников, успокаивающе махнул рукой и пригляделся к спутникам тысячника.

– Рангел, ремини и белобрысый баль, если я правильно понимаю, тоже к разговорам склонны?

– От них разговор и идет, – кивнул Дамп.

– Тогда идем в дом, – поднялся на ноги тан и вовсе по-приятельски окликнул одного из стражников: – Парень, позови-ка слугу: пусть приготовит горячего вина на пятерых.

Дом изнутри был устроен скромно. Одна большая комната, в которой когда-то, по всей видимости, жил егерь с семьей, и теперь хранила запах собак и простецкого лесного быта, но стены завешивали ковры, а на земляном полу утвердилась свежесложенная печь. Тан присел на походное ложе, после его кивка гости опустились на обычные деревянные чурбаки, почти сразу же в доме появился пожилой слуга, и словно по мановению руки в печи затрещал огонек, а в руках у собравшихся очутились узкие серебряные кубки с теплым напитком.

– Слушаю, – наконец кивнул тан, сделав глоток, и опять окинул острым взглядом нежданных собеседников. – Надеюсь, вы понимаете, что пустой болтовни я не допущу?

– Точно так, твое благородство, – попытался удержать улыбку Насьта. – За сегодняшний вечер нам уже дважды за пустую болтовню были обещаны земляные работы, не считая прочих неприятностей.

– Прочих неприятностей я обещать не буду, – оборвал ремини тан, но тут же скривил губы в горькой улыбке. – Они придут независимо от моих обещаний.

– Есть соображения, твое благородство, что мы должны изменить наши планы, – неуверенно прищурился Дамп.

– Для пользы дела, – добавил Рангел, тяжело вздохнув.

– Какого дела? – напрягся тан.

– Ну как же? – потянул шнуровку ворота Дамп. – Все же слышали слова конга? А кто не слышал, тому их передали. Засыпать трупами хеннов дорогу от Омасса до Скочи. До ласского моста то есть. Почти восемьдесят лиг, кстати!

– И вы считаете, что мы не собираемся этого делать? – сузил глаза тан.

– Поэтому мы и здесь, что собираемся, – неожиданно встрял баль.

Тан перевел взгляд на баль. Снат уже слышал, что парень на удивление ловко обращается с оружием, но то, что он еще и умеет связывать друг с другом слова, было в новинку.

– Объясни! – потребовал тан.

– Трупов не хватит, – развел руками баль. – Посуди сам, почтеннейший тан! Все-таки восемьдесят лиг! Это ж восемьдесят тысяч широких шагов! А сколько будет трупов? Ну пусть мы все ляжем, причем каждый возьмет по пять хеннов за свою смерть, что вряд ли, конечно. Это ж семь с половиной тысяч дохлых степняков! Ну пусть даже восемь тысяч! Что же получается? По одному трупу через десять шагов до Суйки выходит? И кто их будет раскладывать, если мы все поляжем? А ведь поляжем, как раз возле той засеки и поляжем, где мы копьями орудовать учимся!

Тан молча сглотнул. Злость начинала закипать в горле, но не потому, что обнаглевший баль был неправ, а оттого, что прав он был, и возразить ему было нечего. Тишина повисла в комнате, но за мгновение до того, как тан должен был вскочить на ноги и заорать, баль вновь подал голос:

– По-другому воевать надо.

Помолчал парень, дождался, когда гнев красными пятнами сползет с лица оторопевшего тана, и тут же продолжил:

– И способ такой есть.

– Ну парень… – Снат нервно сглотнул, несколько раз сжал и разжал крепкие пальцы, поймал одобрительный взгляд Дампа, пересилил себя и проговорил, сдерживая рык: – Выкладывай, что надумал, но моли всех своих бальских богов, чтобы это глупостью не оказалось!

А баль улыбнулся, словно ему тан милость оказал. Улыбнулся, да и дальше принялся соображения расписывать:

– Я сразу бы попросился к разговору, твое благородство, да сначала решил с воинами потолковать. Ведь почти все из нашей тысячи – так или иначе, но с хеннами сталкивались. И мало кто из них сразу спину врагу показал. Так вот ни один из них не сказал, что хенны на копья коней правят. Или обойдут строй, во фланг или тыл ударят, или стрелами осыпают, пока строй не дрогнет. Доспехи у нас, кстати, уж какие есть, но против хеннских луков они защиты не дадут. Да и щиты не принесут большого толку. Опять же, а если магия? К тому же рисские колдуны, маги из самой Суррары – за хеннов! Ляжем мы все у нашей засеки, а хеннов и по одному на смерть каждого не возьмем.

– А чего же ты хотел? – почти прошипел тан. – Отсидеться? Зачем шел в Скир? Или ошибся? Не на ту сторону встал?

– Я баль, – не стер улыбки парень, хотя глаза его холодными стали. – А баль никогда на чужие земли не зарились. Зато сайды немало пытались бальский лес к рукам прибрать, да не вышло этого, пока лихо из-за пелены не выплеснулось. А почему? А потому что не о доблести баль думали, когда с сайдами за родные деревни бились, а о пользе. Мало силенок – так и нечего грудь в грудь с врагом силой мериться. Детям, что по домам остались, не баллады о героях нужны, а отцы. В крайнем случае пусть и баллады, но только не матери убитые, не дома обрушенные, не поля выжженные. Я теперь здесь, и не потому что сторону, за которую меч готов обнажить, жребием выбирал. Если хочешь знать, твое благородство, я здесь и свою родную деревню тоже защищаю!

– Ну так защити ее, попробуй! – заорал тан. – Там, за Боркой, более ста тысяч свирепых воинов, и это без риссов! А у нас здесь, вместе со всеми воинами, и тридцати тысяч не наберется ! Да и из тех двадцать тысяч с лишком в Скире врага ждут! И все они за Дажем стоят, а здесь – две тысячи в Омассе закрылись да нас полторы! И подмоги не будет, парень! На каждого воина – почти сто человек врага! Как воевать с ними? Чего ты хочешь, щенок?

– Убавить хочу хеннов, – хрипло ответил Марик. – Хотя бы тысяч на десять. А то и на двадцать!

– Как? – вскочил с места тан.

– По-бальски, – поднялся Марик. – В открытый бой с хеннами не вступать. Рубиться с ними только тогда, когда другого выхода нет. Убивать в спину, ночью, спящих. Не щадить коней, да простит нам Единый жестокость к животным. Освобождать их рабов. Жечь их шатры, травить их еду. Нападать на их обозы и их старших. Выцеливать стрелами магов и танов. Не воевать мы должны с ними, твое благородство, а убивать их, потому что они пришли не за доблестью к сайдам, а чтобы убить!