Голод. Дилогия

Пес тут же замотал хвостом, и Марик подумал, что подобострастное виляние могло обозначать что угодно, но руки его уже сами собой развязывали мешок и торопливо складывали шалашиком поленья. Скоро в расщелине затрепетал костерок, а кусок копченого мяса с сухарем и кружкой горячего вина окончательно уверил баль, что все не так уж плохо, как показалось ему на первый взгляд. Откуда-то сверху полетели снежные хлопья, ветер стих, и в накатившей на измученных путников тишине пробудился рокот далекой речушки.

– Она течет в Скир? – оживился Насьта.

– Не она, а он, – проворчал Рох, который к вечеру окончательно подрастерял остатки лоска и почти всю спесь. – Даж бежит в Скир. Изгибается возле Борки, защищая ее восточное плечо, затем уходит к Омассу, а после, отделяя лесные равнины от непроходимых гор, спешит к Лассу и впадает в море. Если хенны возьмут Борку, то только Даж может остановить их. Единственный мост на Скир возле Ласской крепости – и уж точно укреплен бастионами.

– Подожди, – нахмурилась Кессаа. – Но ведь Омасс тоже стоит на левом берегу Дажа, как и Борка, а к Борке мы не идем. Получается, что мы дважды должны будем пересечь Даж? Выходит, есть еще мосты через реку? Или нам придется спускаться вниз?

– Нет, – замотал головой Лат, который смаковал выданные ему сухарь и ломоть мяса, как самое роскошное кушанье. – Мостов нет, но переходы есть. Спускаться не придется. Если только падать, но лучше не падать. Лучше идти. Не надо падать: там, – он махнул рукой вниз, – будет лепешка.

– У меня только одна просьба, – вежливо прокашлялся Рох. – Я к тебе обращаюсь, молодой бальский воин, который отчего-то показался мне сначала похожим на колдуна. Впрочем, мне извинительно, – похлопал слепой пальцами по векам, – не разглядел! Если ты вздумаешь падать в пропасть, будь так добр, сразу же отпускай цепь, которая заканчивается у меня на запястье, иначе мы погибнем оба. И в то же время, если я буду падать, не отпускай ее ни в коем случае!

– Чтобы не погиб досточтимый Рох, – закончил Насьта. – Вот такушки, выходит?

– Вы ничего не понимаете, – поморщился Рох. – В сущности, смерть от падения мгновенна. Полет тоже недолог, но испугаться Марик не успеет. А ценность одного воина – это ценность одного воина. Скорая смерть – мечта любого, кто выходит на дорогу войны. Она лучше долгих мучений. Вместе с тем мне падать никак нельзя! Только я один могу провести вас в Омасс и вывести из Омасса. К тому же я вовсе не уверен, что в городе теперь не хозяйничают хенны. Тогда одна дорога – в падь.

– Я, кстати, вовсе не собираюсь падать в пропасть! – возмутился Марик. – И уж тем более выпускать цепь. Так что о ценности каждого из нас будем рассуждать позже.

– Почему ты не боишься пади? – спросила Кессаа.

– Глаза боятся, – ответил после долгой паузы Рох. – Когда глаз нет, страхи уменьшаются, ты сама все увидишь. Запомни, девочка: меньшая часть страхов живет здесь. – Слепой коснулся ладонью груди и потянул на плечи плащ.

– Всем спать, – приказала Кессаа и, поднявшись, принялась всматриваться в небо.

– Что случилось? – насторожился Насьта.

– Пока ничего, – негромко ответила девушка и добавила: – Но случится непременно.

Ночью Марик спал плохо. Ему казалось, что он обратился в крохотную букашку, которая ползет через вздыбленный пласт земли, представляя его горным хребтом, но только для того, чтобы провалиться в след от каблука, на дне которого темнеет черная жижа, и другой каблук несется с неба, чтобы обратить в следующее пятно жижи самого Марика.

– Вставай, – похлопал его по щеке Насьта. – Светает, нам следует торопиться.

Все-таки самым трудным был первый день, и прежде всего – из-за ледяного ветра. Ни на второй, ни на третий день теплее не стало, а дорога порой превращалась в такую узкую полоску между скалами и бездной, что даже Хвост начинал скулить, не решаясь двинуться с места, но ветер больше не разыгрывался. Горы словно смирились с вторжением незнакомцев: хотя и отказывались им помогать, сглаживая под стертыми сапогами скалы и пропасти, но и мешать не пытались.

Лат шагал впереди, на трудных местах объяснял, как следует передвигаться, порой подхватывал пса и тащил его на себе. Мешок на спине Марика стал почти невесомым, и он с тоской оглядывал скальные уступы, надеясь разжиться хотя бы стволом горного кустарника. В полдень четвертого дня спутники выбрались на склон горы, которая забиралась выше той горной гряды, по которой им пришлось идти до сих пор. Когда языки ледника остались позади и тропа перевалила через скалистый гребень, Кессаа пригляделась к языку камнепада, сползающего со следующего склона, посоветовалась с Латом и объявила привал.

– Будем ждать, – сказала она. – Мы прошли половину пути до Омасса – самое время посмотреть, сколько человек нас преследует после того первого приключения у стены и тех ловушек, что я разбросала на тропе.

Ждать пришлось недолго. Цепочка воинов появилась на противоположном склоне почти сразу. Воины шли друг за другом. Издали нельзя было разглядеть, есть ли среди них раненые или вымотанные дорогой, но двигались они размеренно и твердо. Двенадцать крепких силуэтов на снежном фоне.

– Почти догнали, – помрачнела Кессаа. – И если их и стало меньше, то не намного. Насьта?

Ремини молча подтягивал тетиву на луке.

– Начинай стрелять, когда до них останется триста шагов. Если подпустишь ближе, есть риск, что они побегут вперед под стрелами, а так – отступят.

– Подождите, – забеспокоился Рох. – Вы хотите стрелять в них, не собираясь вступить в переговоры? Насколько я понял, это сайды?

– Скорее всего, – кивнула Кессаа, вглядываясь в преследователей. – Насьта, она идет последней. Ее не трогай. Пусть это случится не сегодня, но с ней я разберусь сама. Если удастся. Мы не будем вести переговоры с теми, кто собирается, скорее всего, убить нас, – повернулась Кессаа к слепцу. – Нам нечего с ними обсуждать. Их намерения нам не нравятся, но вряд ли мы подберем убедительные доводы против их замысла. Вариант убийства – самый простой. Нечего мудрствовать, когда это может усложнить жизнь.

– В самом деле? – вымучил слепец улыбку на утомленном лице. – Я запомню. Тогда зачем вы идете в Скир? Это ли не усложнение жизни? Это ли не мудрствование? Ведь вам надо в Суйку? Я почувствовал ваш интерес к пади. Не стоило ли выбрать лучшее время для путешествий?

– Время тает, как снег, коснувшийся раскаленного лба, – улыбнулась Кессаа. – Я слышала, что всякий, кто собирается стать великим магом, должен дойти до храма в городе умерших и коснуться его стены, а еще лучше – войти внутрь и прочитать знаки, выступающие над гробницей Сето. Как тебе такая цель?

– Что ж, – закашлялся слепец. – Цель достойная. Вот только не слишком ли много препятствий придется преодолеть? К тому же судьба колдуна извилиста. Магу ничего не дается даром. Чем щедрее удача одаривает его, тем больше отнимает у него неудача.

– Судя по твоим глазам, удача когда-то была очень с тобой добра, – рассмеялась сайдка. – Насьта!

– Сейчас, – усмехнулся маленький воин и наложил на тетиву обычную стрелу.

Марик осторожно высунул голову из-за камня. До воинов все еще было шагов триста – четыреста. Он уже мог разглядеть их лучше и уверился, что они в доспехах. Неужели Насьта рассчитывает поразить одного из них обычной стрелой? Да еще на таком расстоянии?

Стрела улетела навстречу отряду с фырканьем тетивы. И тут же один из воинов повалился навзничь, схватившись за пронзенное горло. Вторая стрела полетела вслед за первой, но воины были уже готовы. Они подняли перед лицами щиты, обнажили мечи и пошли вперед, скрываясь друг за другом. Стрела ударилась о наколенник сайда и переломилась. Марик потянул из ножен лезвие глевии.

– Не спеши, – остановила его Кессаа.

Насьта уже натянул тетиву с третьей стрелой. На ее конце отсвечивала желтым игла юррга. Снова фыркнула тетива, но в этот раз стрела не отскочила. Она пронзила кирасу первого воина так легко, словно та была склеена из древесной коры. Строй замер, но следующая стрела не оставила места для раздумий. Даже легкий щит не послужил для нее препятствием. До Марика донеслась резкая команда, произнесенная женским голосом, и сайды начали медленно отступать, не разворачиваясь в бегстве. Еще один воин упал с пронзенным животом, и Насьта опустил лук.