Исступление

— Удачи вам. В поисках УБИЙЦЫ.

— Всего вам доброго.

Дверь захлопнулась со слишком громким стуком, и Влада изнутри прижалась к ней спиной. И принесла же нелёгкая этого Проныру именно сейчас, когда она занята опасениями за свой рассудок и ей наплевать на все трупы в мире и всех проныр со всеми их подозрениями. Наговорила чёрт знает чего...

***

— Ты ни в чём не виновата, — безапелляционно объявил Елизар, внимательно выслушав все подробности истории об убийстве.

— Может, будешь моим адвокатом? Чем докажешь? — резко спросила Влада. Ему легко говорить, конечно.

— Ну, во-первых, это была самооборона, хоть и слегка чрезмерная, во-вторых, ты ничего не помнишь, значит, была не в себе. Правда, после твоего маскарада вряд ли кто теперь поверит, что дело было именно так. Это надо ж было ещё придумать такое...

— А что, по-твоему, надо было делать?

— Ну, сразу звонить в милицию и рыдать, я думаю.

Они сидели на крыше, прислонившись к обшарпанной стене соседнего дома, который был выше, и говорили в полголоса, чтоб ненароком не услышал кто-нибудь с верхних этажей. С крыши открывался великолепный вид на нагромождение других крыш. Ржавое пыльное железо нагрелось от солнца, волосы шевелил свежий лёгкий ветерок, пахнущий весной, и сидеть там было потрясающе приятно. Они курили случайно купленные Владой сигареты.

— Не виновата, — Влада печально усмехнулась, остановившись взглядом на глубоком сочно-голубом небе, по которому быстро плыли перистые облака.

— Конечно, не виновата. Просто случилось какое-то помрачение, и не без причины. Это же очевидно.

— Конечно. Ты просто сразу убедил себя в этом, потому и не шарахаешься от меня. Как я раньше не догадалась.

— Вовсе нет. Если бы ты мне сейчас с упоением рассказывала, как хладнокровно расчленяла труп, тогда я, может, и испугался бы. Но ты действительно ни в чём не виновата.

— Да как ты не понимаешь! — Владу смущали спокойствие и доверчивость его глаз, в них не было ни капли страха и осуждения, а значит, он так и не понял, что за чудище перед ним. Елизар вежливо ждал, когда она подберёт нужные слова. — Я ведь... Ты знаешь, как я туда шла?! Ты думаешь, я не понимала, что там будет? Что это мурло ко мне полезет, и я озверею? Ну, я не дура же совсем, я всё прекрасно знала. Поэтому и пошла. Я же специально, убивать шла! Я ведь следила, чтоб меня никто не видел, я же даже в звонок звонила через рукав, чтобы не оставить отпечатков! Я же специально всю дорогу вспоминала все гадости, что говорило и делало это мерзкое существо, чтобы совсем озвереть. Да как только я впервые увидела эту харю, уже тогда всё было решено, я уже знала, что не смогу долго дышать одним воздухом с этой тварью.

— Ещё одно доказательство, что ты была не в себе. Ну, сама подумай. Да, этот старикашка и впрямь заслужил услышать о себе всю правду и получить в табло. Но этого вполне достаточно. Зачем же ты его ещё и убила? Ты и сейчас не в себе.

— Я не знаю, как объяснить... Понимаешь, у меня есть некоторые... убеждения. Правда, совершив убийство, я как раз будто предала многие из них... Я попала в петлю. Понимаешь, эта харя была квинтэссенцией человеческого дерьма. Он собрал в себе всё самое мерзкое и низменное, что только может быть в человеке. Каждый человек, по-моему, представляет собой некую точку в континууме от божества до ничтожества, и эта точка в течение жизни перемещается, то туда, то сюда, в зависимости от обстоятельств и прочего. В каждом человеке живёт одновременно и сильный, свободный, честный и порядочный герой, а так же и трусливый, завистливый, малодушный и жестокий злодей. А вот это чмо всегда находилось в самом низу, потому что верхней части просто не было. Это было мерзкое зловонное ничтожество вдоль и поперёк, безобразное создание без малейших прикрас. Ты знаешь, красота — она всё-таки идёт изнутри. Если она там есть, то она преобразует самое несуразное тело. А духовный урод всегда вызывает омерзение... И, убивая его, я, наверное, хотела убить всё то, что ненавидела в мире и в человеке, в том числе и в себе. А в результате моя собственная жестокая и мстительная часть в этот момент победила меня! Когда я взяла в руки глобус и ударила, моя собственная душа как бы раскололась пополам, поэтому я ничего и не помню, и вот эта часть теперь отдельно от меня, она обрела самостоятельность и преследует меня в виде убийцы с рыжими усами, в которого я тогда переоделась. Он теперь всегда за мной ходит, сначала во сне ходил, а теперь и наяву ходит. И будет теперь преследовать всю жизнь... — Влада сжала голову ладонями, со всей силы сдавив череп и взлохматив волосы. Елизар притянул её к себе и крепко обнял.

— Вот сейчас ты действительно меня пугаешь. Ты же так сведёшь себя с ума.

— Ну, вот скажи, ну как такое может быть, чтоб в человеке не было ну совсем ничего хорошего? Чтоб даже зацепиться было не за что, ни одного повода его не убивать?! Нет, я вовсе не считаю, что людей надо убивать. Нельзя этого делать ни в коем случае... В редакции вот некоторые плели, что им его жалко, и что он, якобы, "иногда добрый". Мне вот ни капельки не жалко. И теперь не жалко. Вот сейчас он добрый, да. Дохлый и добрый. Как все трупы... Да, в общем-то, он давно уже трупом был. Может быть, даже всегда. Он давно сгнил уже. У него разум гнилой был... Я не имела никакого права судить эту гниду.

— Ты и не судила.

— Тем более. Угрохала без суда и следствия. Разве это по-людски? Самое страшное, что я совершенно не раскаиваюсь в убийстве. Я только очень боюсь, что меня поймают...

— Да пойми же ты, тебе не в чем раскаиваться! Ты же не соображала, что делаешь, тебя же, можно сказать, там и не было в это время, — ласково сказал Елизар, приподнимая её лицо за подбородок, чтобы встретить пристальный воспалённый взгляд. Он заметил, что на солнце в её тёмно-карих глазах стало возможно разглядеть более светлые, золотистые лучики вокруг зрачка, — хочешь, я тебе расскажу, как всё, по-моему, было? Ты идеалистка, и характер у тебя ещё тот: мнительно гордая, импульсивная и злопамятная, но в то же время очень добрая... Не спорь. Ты добрая. И именно поэтому злая. Так вот, ты, борец за свободу и права человека, в течение полугода вынуждена наблюдать, как типичное дорвавшееся до власти быдло ловит кайф, ежедневно несправедливо обижая безответных людей. Это вызывает праведный гнев, который до поры до времени приходится скрывать, но он с каждым днём усиливается, и сдерживать его всё труднее. А тут вдруг быдло самым отвратительным и страшным образом посягает на твою собственную свободу, которую ты ценишь больше всего на свете, и вот весь этот — подчёркиваю, сугубо праведный! — гнев вырывается наружу. Рассудок в это время не работает. В результате имеем трупешник и девушку, которая итак привыкла считать себя хуже, чем она есть, а теперь и вовсе готова нарисовать из себя бессердечного монстра и поверить в него. Пойми ты, оттого, что с тобой случилась такая… неприятность, ты ничуть не стала хуже, тем более тебе далеко до монстра. Это просто несчастный случай, результат совпадения множества не связанных между собой факторов, не более того. Ну, разве я не правду говорю?