Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 32



Влада купила жетон и стала спускаться в метро. Странно мрачный свет под белыми сводами, медленное движение и гул эскалатора провоцировали тягостные раздумья. У неё что-то настойчиво крутилось в голове, какое-то ощущение, которое вчера вдруг на мгновение стало таким ясным, что почти превратилось в мысль, но она испугалась и рассыпала его, решив додумать в более подходящий момент. Что же это такое было? Она пыталась вспомнить, но никак не получалось. Она зашла в вагон, и на неё со всех сторон уставились глаза людей — неодобрительные, насмешливые, укоризненные, равнодушные, любопытные, настороженные, печальные, пристальные и скользящие мимо. Она поспешно отвернулась и уставилась в стекло. В стекле отражался весь вагон — люди больше не смотрели в её сторону, они читали, дремали, думали, разговаривали между собой... Ей вдруг вспомнился сон, приснившийся много лет назад. Дурацкий сон на пустом месте, какие часто бывают. Во сне она почему-то убила какую-то непонятную старуху, расчленила её труп, почему-то бескровный, как сушёная мумия, завернула остатки в простыню и обвязала верёвочками. Она закинула получившуюся трубу на плечо и поскорее потащила вниз по лестнице, но не успела: навстречу ей поднималась тётушка Анфиса.

— А ты что это делаешь? — спросила тётушка.

— Да вот, старые лыжи на помойку несу...

Ей вспомнилось ощущение отчаяния, охватившего её в этом сне, отчуждённости и обречённости на вечный обман. Добрые доверчивые люди, которым в голову не придёт, что их любимая Владочка только что укокошила человека и теперь нагло врёт. Что это было? Предупреждение, которого она не заметила? Она поняла, что именно так себя теперь и чувствует. Страшная мысль была додумана и приняла следующую форму.

Она нисколько не раскаивалась в убийстве. Во-первых, мир ничего не потерял, даже напротив, был избавлен от досадного недоразумения, отравлявшего всем жизнь своим зловонным существованием. Во-вторых, ей ничуть не было жалко самого трупа. Он давно на это напрашивался и получил по заслугам. И, в-третьих, она не планировала никакого убийства, не извлекла из оного никакой для себя выгоды, и даже не помнила, как оно произошло. Но из-за этого убийства ей совершенно очевидно не было места среди людей. Она одним махом перерубила все ниточки, которые соединяли её с аналогичными ей существами. Она не знает, что там её ждёт после смерти, но пока она жива, совершённое будет постоянно давить ей на плечи, о нём ни на секунду нельзя забыть, и его придётся таскать с собой, ещё более страшное от того, что она не может в нём раскаяться. Даже если она признается во всём — это ничего не изменит. Поэтому она теперь всегда должна быть одна. Она не имеет права позволить людям себя любить, потому что это страшный, непростительный обман. Её постоянно будет мучить то, что близкие не знают, что она совершила, а узнают — не поверят. Нельзя ни с кем сближаться, все будут видеть в ней не то, чем она является на самом деле. То есть, получается, зло победило? Ведь избавив мир от одного из воплощений Мудачества, она тем самым ударом изуродовала себя и свою жизнь. После встречи с Рожновым все чувствовали себя измазанными в чём-то липком, да? Ну, а убив его, она вымазалась навсегда, в липкой крови и мозгах, которые не отмоешь. Поэтому теперь нельзя показаться людям, будучи уродом, из гордыни решившим, что может решать, кто достоин быть, а кто нет. Та же гордыня не позволит... Она так ценила человеческую свободу, что прикончила какое-то ничтожество просто за несбыточное желание её ограничивать. И теперь она так свободна, что связана навеки... Как всё парадоксально. И как это её так угораздило вообще?

Так, а она не бредит ли? Насколько это всё вообще так? Может, это убийство и не связано было вовсе со всеми этими больными размышлениями, она же ничего не помнит! В тот конкретный момент она защищала конкретно себя, лично свою свободу, своё право на любовь и выбор, самое дорогое, а это того стоит! Ну что бы было, если бы она не убила эту сволочь, чем бы там всё закончилось?! Хотя можно было как-нибудь насмерть-то не убивать. Если бы она соображала. А ещё лучше — просто умом раскинуть и не переться в эту вонючую нору, а с порога всё выяснить. А может, она вообще свихнулась? Почему она не помнит, что делает?! Может, у неё раздвоение личности? И периодически появляется злодеище в рыжих усах и направо и налево вышибает всем мозги? Она опять беззвучно расхохоталась.





Что-то она совершенно запуталась. Но в любом случае, даже если она просто жертва обстоятельств, это в целом ничего не меняет. Она всё равно загнала себя в тупик, и выхода что-то не видно... "Помни, что нет тюрьмы страшнее, чем в голове..." — мозг как будто машинально выхватил фразу из музыки, которая до этого полностью проходила мимо.

В ближайшее время предстояло болеть и лечиться, то есть лежать дома, а значит — неминуемо — думать. До чего она ещё додумается?! Все события последних дней доказывают, что такому психу, как Влада Строгова, думать опасно. А этот процесс прекратить невозможно. Значит, ей предстоит полностью погрузиться в этот ад безо всякого вмешательства извне. Нет, можно, конечно, отвлечься, встретиться с кем-то из друзей, к примеру. Но это только всё усугубит, заставив мучиться из-за нового обмана. Только усилит ощущение одиночества и собственного уродства. Кроме того, они ж наверняка заметят, что она не в себе, начнут задавать вопросы. И она может сболтнуть лишнего. А ещё ей очень хотелось назад, к Елизару. Но нет-нет-нет. Втягивать в это его — уже верх эгоизма, к тому же это опасно. Она ни с кем не может поделиться, и никто ей не поможет, потому что она не достойна помощи. Она должна справиться со всем этим сама, и она справится. А Елизар... ну почему он не встретился ей раньше, когда она ещё заслуживала любви?! Где этот олух мотался вообще?! Он такой хороший, и смотреть на него одно удовольствие... И вот теперь придётся его избегать, наступая себе на горло.

Влада строго-настрого запретила себе думать, зашла домой за деньгами и сгоняла в аптеку, где встретила очень трогательного старичка, который чуть не плакал — потерял деньги, и их теперь не хватало на лекарства. Купив себе чего попало и заплатив за старичка, Всевлада еле доплелась до дома, где, как подкошенная, упала на тахту. К вечеру температура подскочила до 39 градусов, голову было не поднять из-за дикой боли в основании черепе, а глаза было больно поворачивать в глазницах, так что она не видела, как на неё укоризненно пялятся обои, а мозг, видимо, сжалился над остальным организмом и на время выключился. Следующие два дня она видела во сне какие-то совершенно отвлечённые от реальности пейзажи и истории. Единственной мелькнувшей за это время мыслью, косвенно касающейся убийства, было опасение, что с больным горлом и насморком её голос может звучать почти так же, как у мифического рыжего убийцы, и что консьержка может по нему опознать её.

На третий день Влада встала с постели и пыталась отсрочить включение мозга путём просмотра какого-нибудь немудрёного фильма, но по телевизору, как назло, шли одни детективы, и это уже начинало её бесить. Всевлада остервенело переключала каналы, когда в глубине пустой квартиры вдруг раздался телефонный звонок. Влада подскочила и застыла, не дыша, сердце бешено забилось. Она боялась подходить к телефону, боялась, что труп нашли. Если звонок не про это, то звонящий огребёт по первое число. Пропустив три гудка, она заставила себя встать. Выйдя в коридор, она протянула дрожащую руку к телефону. Ещё два гудка. Она глубоко вздохнула, её уже всю колотило. Только бы голос не дрожал. И ответить весело и беззаботно.