Страница 2 из 47
«А может я просто к жаре привык?»
Маляренко встал, подтянул трусы и, крепко зажмурившись, с удовольствием потянулся.
К концу четвёртого года в этом новом странном мире жизнь у Вани устаканилась окончательно. У него даже было мелькнула мысль пообещать своим женщинам никуда больше от них не уезжать. Ночь была… ммм… волшебная. Только он, его женщины, море и лодка. Тогда, глядя на бездну звёздного неба, он едва не ляпнул, что он больше никогда… ни ногой… никуда… так ему было хорошо. Дом. Семья. Счастье.
Но он сдержался, потому что понимал, что уже не сможет без моря. Может быть не сейчас. Позже. Но его обязательно что-то погонит в поход.
«Значит, не устаканилась»
Севастополь готовился к большому празднику. Очень большому. Такого здесь ещё не было. Сразу семь одновременных новоселий и три свадьбы. Вся дружина Хозяина резко меняла своё семейное положение. Три самые старшие «племянницы» ходили по посёлку принцессами, а вокруг них, искоса поглядывая, суетились девочки помладше, помогая подругам готовиться к свадьбам. А четыре семьи переселенцев с северного берега выглядели как именинники. Не было ни гроша — да вдруг алтын. Целый дом. Просто так. Как с куста! Приходилось, конечно, впахивать, но зато — какая перспектива! Не то, что там. На северном берегу.
Будущие домохозяйки рвались осваивать новенькие двухкомнатные домики, но их мужья, чётко выполняя приказ Босса, своих жён внутрь не пускали, из последних сил уговаривая благоверных потерпеть ещё чуть-чуть.
Семёныч, руливший стройкой, по «мудрому» совету босса заложил все семь домов в одну линию, вдоль берега, с прицелом в будущем замостить набережную камнем и получить настоящий приморский курортный городок. До городка было пока как до Луны раком, но контуры первой улицы прорисовывались уже достаточно чётко. Сами домики пока были невелики — в две комнаты, но крыты они были черепицей, а окна, хоть и без стёкол, плотно закрывались дощатыми ставнями. Сам завхоз и главный строитель посёлка приволок из Бахчисарая с лесопилки кучу досок и принялся мастерить грубую примитивную мебель, собрав в себе в помощники всех будущих новосёлов.
Маляренко только диву давался, с какой скоростью собирались простенькие кровати, сундуки, столы и лавки. Всё это заносилось в дома и расставлялось, превращая пустые строения в некое подобие жилья.
Праздник провели в первую субботу сентября.
Всё получилось как нельзя лучше. Невесты были «всех краше», как и полагается невестам. Женихи нервничали, обильно потели и крутили шеями в наглухо застёгнутых воротниках выстиранного и отутюженного камуфляжа. Женщины Ивана, что Мария, что Таня, завистливо подбирали слюни и бросали на Самого откровенные взгляды. Им тоже очень хотелось белых платьев, фаты и торжественной церемонии.
«Фиг вам! Индейскую избу вам!»
Устраивать такой дурдом себе самому, любимому, Иван решительно не хотел.
На площади между лодочным сараем, где был накрыт стол, и домом Хозяина собралось больше ста человек — всё, включая грудных детей, население Севастополя и Юрьево. Народ без всяких церемоний сидел за столом и, не обращая никакого внимания на виновников торжества, пил, ел и веселился. Впрочем, и сами «виновные» тоже не слишком заморачивались и вели себя довольно непосредственно. Над столом стоял шум, гам и непрекращающийся хохот.
Когда Маляренко добил первый кувшинчик и освоил изрядную порцию мяса, до него дошло, что если сейчас он не возьмёт на себя обязанности тамады, то…
«Упьёмся, нафиг!»
Маша давно и безуспешно пинала его под столом.
«Да понял, я. Понял…»
— Грхм!
Во главе стола покачивающейся каланчой высился Босс. Гости словно только этого и ждали. Шум смолк за три секунды.
— Сегодня мы собрались здесь не просто так, а по поводу…
Откуда что взялось — язык у Вани болтался сам собой, отдельно от Ваниного головного мозга. Маляренко нёс поздравительную ахинею, как заправский тамада, желая счастья, детей, достатка и тому подобной мути, одновременно успевая самому себе удивляться. Такого от себя он никак не ожидал. Судя по круглым глазам Маши, она тоже такого словесного поноса не ждала — муж у неё говорить был не мастак.
— Согласен ли ты, Игорь…
— Согласен ли ты, Алексей…
— Согласен ли ты, Николай…
— Объявляю…
— Объявляю…
— Объявляю…
«Ффуххх!!!!! Мамма мия! Всё! А нет. Не всё»
Таня, находящаяся на седьмом месяце беременности, толкнула его в плечо.
— Дорогие новосёлы…
Пока Иван разглагольствовал о прекрасных и уютных домах, стоящих на берегу самого синего в мире моря, Борис с Олегом вытащили из дома семь плетёных корзин.
— … и в заключение примите от меня и моей семьи эти скромные подарки.
На семь подарочных комплектов ушёл весь запас парашютной ткани, все последние пары обуви из немецкого груза и все остававшиеся без дела ножи, ложки и вилки. Кроме того в каждой корзине лежало по две стальных кружки и по одному маленькому трёхлитровому казану. Всё. Ваня выгреб ВСЕ запасы своей семьи.
Новосёлы плакали от счастья, народ вокруг орал «поздравляем», а сам Маляренко, окончательно сорвав горло, выдул залпом стакан бражки и сипло заорал.
— Ура!
На радостях спалили баню, оторвали две ставни, вышибли дверь и выбили, общим счётом, семь зубов.
Праздник удался.
На самом деле Иван честно рассчитывал на то, что после похода к Спиридонову он проведёт дома как минимум всю осень и зиму. Рядом с Таней. Рядом с будущим наследником. Ибо все женщины Севастополя, загадочно улыбаясь, твердили как заведённые.
— Точно мальчик.
Как, почему, по каким, блин, приметам, Маляренко не понимал. Док, пришедший с плановым осмотром, привычно хлопнул стакан и пожал плечами.
— Бабское чутьё. Что тут скажешь.
Иван озадачился именем сына.
Через неделю после праздника, когда страсти улеглись, народ опохмелился, а, кому было нужно, помирился, Ваня почувствовал странное жжение в одной точке. Почему то захотелось пойти — проверить, как там лодка.
— Нет. Так нельзя.
Иван мысленно пнул самого себя по той самой точке и пошёл искать своих любимых женщин. Любимые женщины Ивана Маляренко, коих было уже аж три души, нашлись на пляже за домом. Дом Ивана, стоявший в самом дальнем углу затона, был последним на набережной. Или первым. С какой стороны посмотреть. За домом не было ничего — только высокий плетень и высаженная Агрономычем кипарисовая аллея, которую «племянницы» должны были поливать каждый вечер.
Место это было, несмотря на близость к посёлку и пирсу, безлюдное, тихое и уединённое. Рабочие как следует вычистили песок, повыдергав камыш и соорудили из бракованных досок и горбыля маленькую беседку, в которой сейчас, наслаждаясь прохладой тени, сидела Таня. У её ног дрых Бим, а в кроватке по соседству спала Анечка.
У Маляренко защипало глаза.
«Идиллия»
«Главная» жена, Мария Сергеевна, лежала на песочке, старательно подставляя не жаркому осеннему солнышку своё обнажённое тело. Ваня нервно оглянулся.
«Вроде бы ниоткуда не видать!»
Жена приоткрыла один глаз и лениво просветила.
— Ниоткуда не видать.
Потом она открыла второй глаз и внимательно изучила лицо мужа.
— Рассказывай.
Маляренко мысленно застонал. Эта женщина читала его как открытую книгу. На раз. Никто не мог, а она — запросто.
— Ну… я…
Маша грациозно поднялась и, изящно покачивая бедрами, подошла к мужу.
— Ты о Танечке бы подумал!
В голосе Марии Сергеевны грозно громыхнула сталь.
Конечно же всё обошлось. И Маша, и Таня мужа своего любили и всегда слушались, однозначно признав его право на самостоятельные решения. Всё-таки, как ни крути, он мужчина, хозяин, защитник. Да и возрастом сильно старше. Ворчала Маша только для порядка, вспоминая, как это делала мама, выговаривающая отцу его вечную рыбалку. А отец всегда улыбался, целовал маму и уезжал с мужиками в тайгу.