Страница 10 из 65
Мовсар смерил меня недетским взглядом и выдал: ничего я не придумал, все так и есть на самом деле. А то, что ребята про меня ничего не знают — так это для конспирации. На завершающей фазе, перед самой акцией, человек Шамиля должен был объявить о моих полномочиях.
Мы с Серегой переглянулись и синхронно крякнули. Не ожидали!
Заметив, что реакция на громкое заявление не совсем отвечает его ожиданиям, Мовсар успокоил нас:
— Ну ладно. Послушайте пять минут, и вам все будет ясно...
И принялся вдохновенно нести околесицу. Встреча с Шамилем. Инструктаж. Взаимодействующие лица (позывные, имен не называли). Пункты прибытия групп — в Москве, маршруты передвижения, место сбора, последовательность операции, детали разработки...
— Москву знает хорошо, — заметил Серега, сам коренной москвич. — Ничего не путает...
Я внимательно смотрел на юного сказочника, повествующего о своих грандиозных перспективах, и пытался привести свои мысли в порядок. Что-то во всем этом было, мало сказать, странное... А именно: физиолептика и вегетативные реакции. То есть по всем признакам — мимике, интонации, жестикуляции и так далее — выходило, что парень либо говорит правду, либо... свято верит в то, что говорит. Во всяком случае, как я ни присматривался, фальши так и не приметил. А уж насчет этого я далеко не дурак, поверьте на слово.
В данной ситуации напрашивались два равновероятных вывода, одинаково имеющие право на существование. Либо парень от переживаний подхватил истерию, и теперь мы с Серегой наблюдаем типичный припадок псевдологии[3]... Либо все это и в самом деле правда!
Если окажется, что верен именно второй вывод, я, пожалуй, попрошусь на пару месяцев подлечиться в психдиспансер. Потому что мой рассудок не приспособлен для восприятия такого варианта развития событий. Я во многих переделках побывал и всякого навидался на этих двух войнах... Но вот именно для такого: семнадцатилетнего хрупкого ученика колледжа, который организует акцию вселенского масштаба в Москве, я как-то того... Не готов, короче.
И вообще, в тот момент я был не расположен решать такие сложные этюды и ломать голову над изгибами деформированного сознания юного дарования — тут, скорее, нужен был дипломированный психиатр. А мне надо было скоренько разобраться по существу вопроса и доложить Иванову о своем решении.
— Стой, — прекратил я излияния Мовсара.
— Почему «стой»? — удивился разогнавшийся «амир». — Я еще не закончил...
— И не надо. Все и так ясно. Ты скажи... Зачем тебе все это?
— Как зачем?! Ничего себе — «зачем»! Отца русские убили. Дядю убили. Другого дядю...
— Я не про то, — я болезненно поморщился, от общения с юным оболтусом у меня начинала болеть голова. — Я тебе задал два вопроса. Ты мог ответить на них и сейчас бы уже ехал домой... Ты зачем нам все это рассказал?
— Мы последние были, — Мовсар пожал плечами. — Остальных всех уже поймали. Какой теперь смысл скрывать?
— Да есть смысл, есть... Хотя бы для того, чтобы остаться на свободе. Если ты и в самом деле «амир», то Шамилю ты больше пригодился бы именно на свободе, а не в тюрьме. Ну и где логика?
На этот вопрос Мовсар ответить не смог — угрюмо уставился в пол и принялся теребить свой тумар[4] на кожаном ремешке. Характерная примета: после реабилитации род Дадашевых в полном составе прибыл из Казахстана.
— Теперь другой вопрос. Ты говоришь, общался с Шамилем... Он не показался тебе сумасшедшим?
— Он очень умный, — отчеканил Мовсар. — Он... он — как пророк. Никогда не встречал человека умнее его.
— Очень приятно. Ты кого-нибудь убивал?
— Нет, — помотал головой Мовсар. — Просто не успел. Но ничего, я еще молодой...
— Ты обучался в каком-нибудь разведцентре?
— Нет.
— Возглавлял до этого какие-нибудь операции? Вообще, принимал участие в боевых действиях?
— Нет, но...
— Почему в таком случае Шамиль назначил командовать этой операцией именно тебя?
— Я не знаю. Видимо, так надо, если назначил... Но он знает, что делает, это я точно уверен!
— Это хорошо, что знает... Значит, получается у нас такая петрушка. Делать засады на какие-то паршивые колонны из трех единиц транспорта он посылает специально обученных моджахедов. В импортных учебных центрах тренируются сотни моджахедов, которые потом благополучно вливаются в ряды Сопротивления... Атут — такая грандиозная акция... Слушай, может, у Шамиля внезапно люди кончились? Мовсар опять уставился в пол и привычно ухватился за тумар. У парня что-то явно не ладилось с логикой.
— Ну ладно, хватит разглагольствовать, — я прихлопнул ладонью по обитой железом столешнице. — Поехали.
— Куда?
— Поехали, сдашь нам свой схрон.
— Чего сдам?
Мы с Серегой опять переглянулись и прыснули. Как все запушено...
— Ты сказал, что ваша группа должны была доставить экипировку остальным. То есть пятнадцать поясов, пятнадцать комплектов оружия. Тайник находится неподалеку от того места, где вас взяли, знаешь о нем только ты лично. Верно?
— Да, верно. Но...
— Никаких «но». Сдашь тайник, и мы тебя пустим под амнистию. Сегодня, между прочим, последний день. Так что — лови момент...
— Я не буду вам сдавать тайник, — Мовсар расправил плечи и выпятил впалую грудь. — Сам сдался, хватит вам. А это еще пригодится людям Шамиля.
— И куда ж ты денешься, родной мой? — Серега усмехнулся. — Сейчас мы познакомим тебя с одним типом...
— Секунду, — я жестом прервал коллегу — для впавшего в истерию юноши, понятия не имеющего о допросе в режиме "Б", перспектива знакомства с Петрушиным сейчас вряд ли будет исчерпывающим доводом. — Мы просто тебе не верим, Мовсар.
— Почему?! Я что — что-то неправильно сказал?
— Да все неправильно! Я лично считаю, что все это не более чем бред сумасшедшего. И потом: если ты не сдашь нам тайник, тогда мы сдадим тебя в милицию. Сейчас отвезем в Элин-Юрт, и...
— Ладно, поехали, — не раздумывая, кивнул Мовсар — для человека с помраченным рассудком парень соображает на редкость быстро. — Будет вам тайник...
При выходе с КПП к нам неожиданно прицепилась съемочная группа НТВ. Откуда они здесь? Как будто в засаде сидели. Вот ведь слухи разносятся! Не иначе, менты из Элин-Юрта скинули кому-то информашку.
Карьера телезвезд в наши планы не входила, поэтому мы стремительно погрузили Мовсара под броню — но, кажется, они мельком успели поймать его в ракурс. Камера у них была наготове, оператор шустрый такой, проворный.
Корреспондент успел перекинуться парой слов с Петрушиным — тот, по обычаю, садился на броню последним, как привык при любой эвакуации, прикрывая менее боеспособных товарищей по оружию.
— Товарищ офицер! Товарищ офицер! — (звезд на «комках» мы не носим — это, по нашим понятиям, моветон, так что поди погадай, какое там звание). — Я могу задать вам пару вопросов?
— Разумеется!
— Кого вы конвоируете?
— Конвоируем?! Да мы просто за пивом приехали.
— Товарищ офицер! Вы же сами сказали, что я могу задавать вопросы...
— Но не сказал, что буду отвечать на них.
— Товарищ...
— Товарищи все кончились в девяносто третьем. Мне больше нравится — господин.
— Хм... Господин офицер...
— Оно еще и хмыкает? А ну — отошел на десять метров, пока не началось...
Вот так славно пообщались. Не получилось консенсуса.
Схрон, по словам Мовсара, находился на заброшенной молочно-товарной ферме в километре южнее Ногамирзин-Юрта. Добраться туда кратчайшим путем не получилось — за последний месяц Терек поднялся, два брода поблизости, которые знал Вася, «не работали» даже для «бардака». Пришлось выписывать крюк через Ищерскую, чтобы проехать по мосту. По дороге вильнули в Алпатово, стряхнули с хвоста телевизионщиков, которые — вот ведь упорные товарищи! — зачем-то увязались за нами. Видимо, все же надеялись выяснить, кого же мы конвоируем.
3
ПСЕВДОЛОГИЯ — болезненная склонность к вымыслу, сочинению фантастических историй, в которых субъект ставит себя в центр событий. Для истерических психопатов характерна в виде добросовестного заблуждения, когда больной не в состоянии отличить плоды собственного воображения от реальности.
4
Тумар — кожаный талисман в виде треугольника, который носят на шее некоторые мусульмане. Внутри зашиты тексты священных молитв, которые якобы защищают от бед и несчастий. Категорически не приветствуется священнослужителями ислама, которые усматривают в этом атрибутику язычества. Ношение тумара или боты наиболее характерно для чеченцев из семей, во время репрессий сосланных в Казахстан — в Средней Азии это своего рода норма.